— Хорошо, когда он станет хоть кем-то, он сможет бранно выражаться на все, что только пожелает, — наклонившись с дивана, она собрала обрывки блестящей бумаги, — но под крышей этого дома, он следит за своим языком. — Когда она пошла в мою сторону, то ее морщинки разгладились, а губы вытянулись, чтобы оставить поцелуй у меня на лбу. В ее глазах было только веселье, когда она поднялась во весь рост. — С днем рождения, Энтони.

Мой отец бросил в мой висок комком оберточной бумаги.

— Да, с днем рождения, малыш.

Потерев затылок, я покрутил гитару. Мой отец всегда был выдающимся гитаристом, но он был просто потрясающим столяром. Тот факт, что мне было известно об этом, беспокоил его, даже если он никогда этого не говорил.

Он откашлялся.

— Иди, побренчи немного.

— Ох, ты знаешь, что я еще не очень хорошо умею играть, — моя шея пылала от его уговоров. Пение было моей страстью, но я никогда не отвергал попытки моего отца научить меня играть. Это только повышало мои шансы попасть в какую-нибудь хорошую группу, если бы я умел и то, и другое, так?

Его взгляд потеплел – это были расплавленные изумруды.

— Немного, только для меня. Я столько над ней работал.

Криво ухмыльнувшись, я поставил инструмент на свое колено. Она пахла опилками и полиролью, запах нового инструмента, от чего у меня закружилась голова. Я покрутил колкѝ, мои пальцы дрожали. Мне так сильно хотелось впечатлить его. Мне уже было тринадцать, и мне следовало владеть инструментом лучше, чем я умел играть сейчас. Все долгие часы практики, занятий, ради которых мои родители экономили...

Я должен быть лучшим.

Перемещая пальцы, словно они были одной волной, я начал играть. Мой взгляд был сосредоточен на моих движениях. Я работал так усердно, насколько только был способен, чтобы сделать все идеально. Каждая ошибка была в буквальном смысле криком для меня, просверливая мои зубы насквозь словно кариес.

Лучшим. Мне следовало быть лучшим.

Это все, чего я хотел.

Посмотрев наверх, я заметил грустную улыбку на лице моего отца. Потом она пропала, и я знал, что он собирался спросить еще до того, как он открыл свой рот.

— Что самое главное для того, чтобы ты стал хорошим гитаристом? — я покачал головой, как будто делал это уже сто раз до этого. Его ответ всегда был тем же самым. — Если ты когда-нибудь поймешь это, то посвяти меня в свой секрет.

Я сделаю это, решительно подумал я.

— Когда я найду ответ, то обещаю, что скажу тебе об этом первому.

***

... восемь лет назад...

— Почему он не хочет идти? — спросил Колтон, лениво покручивая барабанной палочкой. Он уронил ее уже дважды, прежде чем я потрудился заговорить с ним.

Посмотрев наверх, я пожал плечами.

— Мама сказала, что папа на самом деле очень устал. Я не знаю, думаю, что он хотел бы увидеть мой первый концерт, — нам с Колтоном понадобилось несколько недель работы, чтобы почувствовать себя готовыми к выступлению на сцене нашей старшей школы.

Теребя свое ухо, этот большой ребенок изучал меня.

— Значит, это не беспокоит тебя?

— Конечно, это беспокоит меня, — поморщив свой нос, я дергал чехол своей гитары. — Но, что, черт побери, я могу поделать с этим? Это его жизнь, не моя. — Раньше он был таким увлеченным. Что изменилось? Те дни, когда отец занимался со мной, пока мы оба не уставали, когда мы могли бы разговаривать с ним о музыке, обсуждать его великие мечты, планы и цели... все это прошло вскоре после моего тринадцатого дня рождения.

После этого моя мама взяла все на себя. Она водила меня на каждый урок, возила меня в музыкальные магазины, терпела мою болтовню, какая группа и в чем добилась успехов.

Это было не то же самое, но ее поддержка была для меня мотивацией продолжать начатое.

Мне до сих пор было жаль, что мы не смогли убедить Портера играть с нами. Колтон сделал все, что только мог, чтобы поговорить с нашим другом, но он постоянно отказывался. Я не понимал, но и не вмешивался.

Колтон какое-то время ничего не говорил, он просто уткнулся носом в свою барабанную палочку. Мы были практически одни в коридоре, по мере пребывания зрителей, зал начинал гудеть. Услышав оживление сквозь дверь, все чувства внутри меня разом обострились.

— Ладно,— он откашлялся, уставившись на дальнюю стену. — Вся моя семья собирается быть здесь сегодня. Они будут болеть за нас обоих. Как тебе?

Широко ухмыльнувшись, я с силой толкнул его.

— Ты имеешь в виду, что весь зал будет за нас.

—Ага, — поправив свою рубашку, он блеснул в мою сторону понимающим взглядом. — Да, именно это я и имел в виду.

В зрительном зале люди кричали – время пришло.

Подняв чехол с гитарой, я задержал руку на грифе. Не обернувшись назад, я сказал:

— Спасибо, Кольт.

Вместе мы вошли в комнату.

***

...семь лет назад...

Усталость стала моим постоянным спутником. Вместе с этим, стены в моей комнате теперь были украшены серебряными и золотыми трофеями.

По большей части золотыми.

У меня был талант в том, чтобы выигрывать песенные соревнования. От постоянного чувства успеха я не перестал работать менее усердно. Все, чего я хотел – это больше репетировать. Игра на гитаре, занятия по вокалу – я не останавливался.

Я не мог.

Я до сих пор не достиг цели. Я еще не сделал этого.

В возрасте пятнадцати лет я начал ощущать себя старым. Как будто мой путь к тому, чтобы стать звездой, уже начал сужаться. Видя замкнутое выражение на лице своего отца на протяжении многих лет, я боялся, что мое будущее окажется таким же, как у него сейчас.

Неудачник.

Поэтому я должен прилагать больше усилий. Я должен быть лучшим.

Бросив свой рюкзак на кухонный остров, я налили себе стакан лимонада из холодильника. Я выпил практически все, когда заметил конверт. Он был толстым, этот большой желтый конверт был адресован мне или моей матери. Конечно, там не могло быть упомянуто имени моего отца. Это человек не показывался на уроках и выступлениях около двух лет.

Отставив стакан, я вытер руки об джинсы. Письмо было тяжелым, чем-то весомым и важным – быстро понял я. Он уже было вскрыто – верхушка была аккуратно отогнута вверх. Сделав полный вдох, я поднял письмо и прочитал с нарастающим волнением.

Это было письмо с предложением от «Goldman» – школы искусств, славившейся своими выдающимися студентами. Я знал это название, так много любимых мною музыкантов посещало эту школу. И они хотели, чтобы я тоже пошел туда. В какой момент я начал дрожать?

— Итак, что ты думаешь?

Обернувшись, я посмотрел в бледное, улыбающееся лицо своей матери. Она ждала, когда я приду домой со школы и найду письмо – мне об этом рассказал ее взгляд.

Не говоря ни слова, я сжал ее в объятиях, услышав восторженный смех, и надеялся, что он никогда не закончится. Мне не хотелось, чтобы это чувство когда-нибудь покинуло меня.

Это был первый шаг. Я действительно могу сделать это.

Я могу стать рок-звездой.

Она вырвалась из моих рук и осторожно взяла письмо в руки.

— Оно пришло этим утром. Я не могла дождаться, что показать тебе.

Одна единственная мысль ударила мне в голову, поселившись внутри меня.

— Отец видел?

Она слегка нахмурилась, что омрачило ее радостное выражение.

— Еще нет, — пригладив свои волосы, она положила письмо обратно на столешницу. — Я расскажу ему об этом, когда он... будет в лучшем расположении духа.

Когда он не будет пьяным. Я знал ее кодовое слово.

— Ты на самом деле это сделаешь? Это значит, что нужно будет переехать в Колорадо. Я не смогу пойти на выпускной с друзьями, — Колтон и Портер возненавидят меня.

Моя мама подалась вперед, добрые руки обхватили мои щеки.

— Энтони, дорогой, все зависит от тебя. Если ты хочешь ехать туда, то мы… ты – должен принять решение.

Я наклонился, чтобы мы оказались рядом. Я стал выше моей мамы – такой же высокий, как и мой отец – с тех пор как мне исполнилось четырнадцать. Когда я обнимал свою маму, то она казалась такой... маленькой. Она плохо питалась с те пор как мой отец начал много выпивать. Мне было знакомо то напряжение, которое он вносил.