– И что, воспользовавшись столь привлекательным предложением, можно приглашать ко мне всех своих друзей? Может, ты полагаешь, что мой работодатель не поставил никаких ограничений на затраты?

– Если бы ты был способен использовать хотя бы половину своих хваленых способностей детектива, ты восславил бы мощь моего предвидения.

– В такую рань я не способен даже припомнить, как меня зовут. Просвети же меня, о ясновидящий.

– Ты подумал о мулах?

– Мулах? Они еще тут при чем?

– Мы отправляемся в Кантард. Ни один дурак не рискнет дать нам в аренду лошадей или вьючных животных. Нам придется их покупать. С другой стороны, вся плата Марше и Дорису не превысит цены пары мулов. А гролли способны поднять груза вдвое больше и тащить его вдвое дальше – и совершенно незаменимы в драке.

Все это было не так глупо. Но…

– А как насчет нашего друга Дожанго?

– Да, Дожанго Роуз… – вздохнул Морли. – Знаешь, Гаррет, они не желают разлучаться.

Я охотно ему поверил и, скривившись, спросил:

– На хрена нам этот балласт?

– Дожанго в силах поднять клинок. Он может вынюхивать воду и поддерживать костер. Он понимает Маршу и Дориса. Если не спускать с него глаз, то он даже способен приготовить нечто съедобное, не спалив при этом всю округу.

– Сейчас у меня просто слюнки потекут от предвкушения всех его достоинств, – сказал я и оглядел тройню, у которой были разные матери.

Улыбки на их рожах сияли дружелюбием гролля. Ребятки поняли, что Морли припер меня к стенке.

– Держи Дожанго подальше от спиртного – и он будет в полном порядке, – закончил Дотс.

Всем известно, что эти полукровки не могут устоять перед выпивкой. В улыбке Дожанго появилось смущение.

– И во сколько же мне обойдется весь этот бродячий цирк?

Морли назвал несусветную цифру. Я захлопнул дверь и бросился назад в постель. Негодяй использовал одного из тройни, чтобы тот поднял его повыше. Теперь он начал торговаться через разбитое окно. Я нарочито похрапывал, пока до моего слуха не начали долетать вполне приемлемые предложения. Морли оказался крайне покладист, что говорило о серьезном обострении его отношений с кредиторами.

– Твое ослиное упрямство, Гаррет, – прямой результат твоей диеты. И это тебе прекрасно известно. Все мясо, которое ты в таком количестве поглощаешь, пропитано флюидами ужаса убиваемых животных. Кроме того, ты избегаешь физических упражнений и не изгоняешь яд с потом из своего организма.

– Я и сам дошел до этого, Морли. Слишком много пива и мало сочных зеленых листьев.

– «Кошачий хвост», Гаррет, – вот что тебя спасет. Белая луковица корня молодого побега. Мелко шинкуешь и добавляешь в салат. «Кошачий хвост» не просто вкусный, он имеет почти мистическое свойство облегчать груз вины, отягощающий душу пожирателей мяса.

– «Конское дерьмо», Морли. Гораздо полезнее жрать «конское дерьмо».

Однажды, когда я служил в морской пехоте, мы высадились на одном из островов, и венагеты, не теряя времени, отрезали нас от десантных судов и загнали в болото. «Кошачьи хвосты» оставались основным и единственным блюдом нашего рациона до тех пор, пока военное счастье снова не повернулось к нам лицом. Что-то не припоминаю, чтобы эта диета смягчила нравы наших сержантов и капралов. Напротив. По мере поглощения белых луковиц они становились все кровожаднее и были готовы сожрать своих подчиненных по малейшему поводу. Да и мы не оставались в долгу.

Пришло время, и вся эта ярость обратилась против венагетов.

Может быть, все обстояло бы иначе, начни я питаться «кошачьими хвостами» в более нежном возрасте.

– Морли, когда-то я работал на университетского профессора. Он любил поразглагольствовать на разные темы. Так вот, как-то раз уважаемый ученый сказал, что в мире существует двести сорок восемь видов овощей, фруктов, зелени и клубней, которые едят люди. Из них свиньи едят двести сорок шесть. И не прикасаются только к зеленому перцу и луковицам «кошачьего хвоста». Это убедительно доказывает, что свиньи ведут себя разумнее, чем так называемые разумные существа.

– Пытаться спасти тебя, Гаррет, видимо, то же, что метать бисер перед свиньями. В своем медленном самоубийстве ты решил идти до конца. Скажи-ка лучше – ты берешь ребят?

– Беру. Надеюсь, мне не придется пожалеть об этом.

– Когда мы отправляемся?

– Ты торопишься, Морли? Хочешь побыстрее выбраться из города? Вот почему ты так охотно согласился двинуться в Кантард?

Дотс пожал плечами.

Ответ был достаточно красноречив.

Напугать Морли с его талантами и репутацией могла только очень мощная сила. Я перебрал в уме и смог остановиться только на одном человеке. Самом большом. Король преступного мира.

– С каких это пор, Морли, Колчек начал играть на паучьих бегах?

Он тут же свалился куда-то вниз, и со мной остался только его голос:

– Ты слишком большой умник, Гаррет. И это не принесет тебе счастья. Настанет денек, когда твоя проницательность сыграет с тобой злую шутку. Пока! Буду держать связь. За мной, увальни! Дожанго! Немедленно положи это на место! Дорис!

Так орет погонщик мулов, заставляя бедных животных стронуть с места тяжелый фургон.

Я отправился обратно в постель, размышляя, не пустить ли мне часть денег Тейта на ремонт окна. На новое, броское стекло с моим именем, выписанным яркими красками.

Старушка Вселенная забывает о слове «милосердие», когда речь идет обо мне. Едва я начал посапывать, как дверь снова затряслась под чьими-то ударами.

– Что-то надо предпринять, – бормотал я, сползая на пол. – Может, тайно сменить квартиру?

Распахнув дверь, я увидел дядюшку Лестера с двумя племянничками.

– Надеюсь, вы пришли сказать мне, что вся программа отменяется?

Я заметил, что парнишки влипли в неприятную историю. Их физиономии были разукрашены синяками и пластырями, а у одного рука болталась на перевязи.

– Что случилось?

– Недружественные посетители. Уиллард хотел бы поговорить о них с вами.

– Хорошо, иду.

Пришлось задержаться, чтобы привести себя в порядок, глотнуть воды и прихватить любимую дубинку.

Уиллард Тейт был в подавленном состоянии. Он ждал меня, заламывая руки. Всю жизнь я слышал это выражение, но само действо видел только у моей тетушки, для которой каждый вздох являлся актом высокой драмы.

– Что случилось?

Дядюшка Лестер оставался нем как рыба. Может быть, опасался, что, узнав страшную правду, я тут же брошусь спасаться бегством.

Папаша Тейт зажал мою руку в своих ладонях и качал ее, как рукоятку насоса, приговаривая:

– Я так благодарен вам за ваш приход. Так благодарен. Я просто не знал, что предпринять.

– Что случилось? – снова спросил я, пока он, судорожно вцепившись в мою руку, тянул меня за собой, как упрямого ребенка.

Дядюшка Лестер и мальчики шли следом. Когда мы пересекали сад, направляясь к жилью Денни, я заметил очень бледную Розу, наблюдавшую за нами.

Тейт ничего не сказал.

Помещение было буквально разгромлено. Подмастерья все еще занимались уборкой. Некоторые из них щеголяли синяками, а кое-кто и повязками. Какой-то умник догадался заколотить дверь на улицу толстыми досками.

Уиллард взглядом указал на центр комнаты.

Там был труп. Он лежал на животе, одна рука была вытянута в сторону двери.

– Что случилось? – спросил я в очередной раз.

– Все произошло примерно в полночь. Я оставил здесь мальчиков на страже: вы говорили со мной таким тоном, что я начал беспокоиться. Пять человек вломились через уличную дверь. Мои ребятишки оказались на высоте. Один сумел поднять всех на ноги. Остальные укрылись в засаде и позволили налетчикам спуститься в подвал. Мы атаковали врагов, когда они собирались уходить. Мы хотели просто схватить их, но они запаниковали и начали отбиваться, не стесняясь при этом в средствах. И вот что мы теперь имеем.

Я наклонился рассмотреть убитого. Он уже начал распухать, но порезы и царапины, которые покойный получил, вылетая из моего окна, были еще заметны.