Последнее, что тот испытал, – было неверие: Рамси – сумасшедший ублюдок, чудовище, но он не посмеет поднять руку на того, кто его породил. Никогда. Смертельный блок сломать невозможно.

А дальше для Русе Болтона не было уже ничего – как и для телохранителей, толкнувших на пол его и сына.

Боль.

Рамси попал в ад.

Боль, боль, боль – целый океан её, целая бесконечность.

Кто-то орал. Истошно, жутко, без капли разума. Так, что с хрустом выкручивало челюсть. Вопль прервался, когда Рамси захлебнулся им; его вывернуло на пол – и он продолжил орать, кашляя и давясь. Корчась в луже крови и выблеванной желчи.

Боль уничтожала его. Он горел в седьмом пекле.

Морфин. Прекратить это, быстрее, быстрее.

Переваливаясь через кровавые тела, растопырив на весу заходящиеся в агонии пальцы – Рамси полз к дивану. Месиво кишок, раскуроченные рёбра, торчащие из мышц обломки костей – всё под себя, назад, а сам вперёд. Он уже почти не мог дышать, когда нашарил на полу шприц, выроненный отцовским телохранителем.

Пальцы выломаны судорогой – не дотронуться. Отбив об пол иглу, сунув шприц в перекошенный хрипом рот, Рамси с треском разгрыз его и запрокинул голову. Навалился спиной на чей-то труп и замер так. Во рту – острые обломки пластика, кровь, морфин, а в голове – ни единой мысли. Только постепенно тихнущая боль – и страх, страх, страх. Животный ужас перед тем моментом, когда вернутся мысли. Он пока не помнил почему.

- Лорд Болтон! Пожалуйста!..

Выстрел.

«Я. Теперь. Лорд. Болтон», – заторможенно, ошалело думал Рамси, взводя курок. Он не слышал стонов раненых, не слышал ни воплей о пощаде, ни угроз, ни грохота монитора, запоздало рухнувшего со стены, – только неразборчивый шум, как сквозь слои ваты, и глухие удары в такт пульсу: бум, бум, бум, бум… А ещё было что-то вроде смутного сожаления о своей живучести.

Рамси просто проковылял по кругу с тупым, контуженным упорством и всадил по пуле в каждую голову – даже в лежащую отдельно от тела. Зачем-то это надо было сделать. Он как будто оттягивал до последнего момент… Момент, когда обошёл наконец посеченный осколками диван.

И увидел неподвижное тело в куцых шортиках и обтрёпанной майке. На боку, как неживой пёс, и даже лапы так же вытянуты. И безжизненно запрокинута голова.

- Вонючка, – позвал Рамси глухо. – Вонючка, вставай.

Тишина беспощадно отсчитывала секунды.

- Немедленно! – Голос дрогнул, сорвавшись: – Вставай…

Бледная, такая спокойная мордашка. Припорошена бетонной пылью с потолка. Кровь. Ползёт, оставляя бурый след, вниз из царапины на щеке, из носа.

- Нет… Вставай!..

Пыльный ламинат ударил по коленям. Дрожащие руки с содранными костяшками тянулись, тянулись – и не могли прикоснуться. Обе ладони заслонили слипшийся ком на виске в беспомощно-отрицающем жесте. Вот так, его не видно. Всё теперь хорошо. Вонючка просто спит…

Только вокруг головы расползалась, расплывалась по полу багряная лужа – её было не закрыть, не закрыть… Она ширилась безнадёжно и неумолимо, пачкая потёртые джинсовые колени младшего – последнего, единственного – Болтона.

Он наконец дотянулся – и дрогнул, будто обжёгшись. Растерянно тронул пальцем мягкие Вонючкины губы. Сжал прохладную безвольную лапку – чуткую, ласковую лапку, которой запрещал всё это время прикасаться к себе… Сдавленно сипнул, пытаясь вдохнуть.

Бум! Бум! Бум! Бум!.. – ожесточённо, отчаянно грохотал в ушах, в горле, в кончиках пальцев собственный пульс.

А чужого – Рамси не чувствовал.

И позвать больше не мог – онемевший от всё-ещё-не-до-конца осознания, застыло летящий в пропасть.

Последнее прикосновение было пинком.

Последний приказ – слишком поздно. СЛИШКОМ ПОЗДНО.

Медленно, едва справляясь трясущимися руками – Рамси расстегнул ошейник. С бесконечной осторожностью вытянул его из-под всё ещё тёплой Вонючкиной шеи – младенчески-зачарованно неподвижно таращась. Обмотал в два оборота вокруг своего запястья, застегнул – тёплый, тёплый, тёплый…

Рамси ткнулся носом в металлическую пряжку – оцепенел, осознавая наконец непоправимое: она больше не там, где была. И задушенно всхлипнув, будто разом лишившись костей, опал на неподвижное тело своей игрушки для пыток.

«Какая мерзость! Мой сын не должен реветь. Никогда», – говорил семилетнему бастарду отец, остывающий теперь на полу – изуродованный взрывом, с вываленными кишками.

Задыхаясь от боли, вцепившись в растянутую майку на изрезанном шрамами теле, лорд Рамси Болтон выл навзрыд, уткнувшись лицом в бок Вонючки.

Он не заметил своих дальнейших действий. Только мысль «непохож, ещё непохож» и очередной выстрел в чужое мёртвое лицо. Глаза, углы челюсти, подбородок – всё, чем парнишка с уипкрикской базы отличался от Рамси Болтона, планомерно превращалось в кровавую кашу. Последний выстрел – в левый локоть: Рамси не помнил зачем.

В памяти отложилась только боль, когда он точным ударом рукояти ножа выламывал себе зуб с пломбой, чтоб уложить его в размолоченный мёртвый рот. Вонь горящего пластика вперемешку с тяжёлым запахом крови и требухи. И слабая волна брезгливой дрожи, когда вкладывал разряженный пистолет обратно в руку отца.

Звон пожарной сигнализации наполняющий комнату, был где-то далеко-далеко – на самой границе отбитого контузией слуха.

Последним штрихом было закрепить в чужом ухе серьгу с рубином – для этого пришлось проткнуть мочку штырьком. Рамси вытер окровавленные руки о чёрные форменные штаны и поднялся, оглядел результат своих трудов: трупы, трупы, трупы… Один из которых теперь – он сам, изуродованный, без лица, в щеголеватой кожаной куртке, джинсах и стилах.

Вряд ли Рамси отдавал себе отчёт в том, что инсценирует свою смерть, и уж точно не думал зачем. Он просто хотел видеть себя мёртвым. Видеть, что отец пристрелил его, именно его. Как будто от этого что-то могло измениться.

- Прощай, Вонючка. – Последний взгляд на тело питомца – и тёмные очки скрыли последнюю особую примету: прозрачно-голубые глаза, пустые и выцветшие; и с чокнутой, всё такой же контуженно-тупой усмешкой он добавил: – Прощай, Рамси.

Невысокий темноволосый паренёк в униформе болтонских наёмников вышел навстречу вою пожарных сирен. Неприметный и ненужный никому – таких тысячи. Он волен был идти теперь куда угодно. Волен делать что пожелает: лишь утратив всё до конца, мы обретаем свободу.

К особняку болтонского телохранителя спешили с оборудованием спасатели, по трассе в Пайр въезжали джипы и военная техника из Дредфорта… Владельцу «Болтон инкорпорейтед» – осиротевшему штатному палачу – не было до этого уже никакого дела.

- Все умрут, а я останусь, – хрипло, рвано смеялся он, шатко ковыляя по обочине. – Все умрут, а я – останусь!..

Комментарий к 16. ...срывается в крик Эпиграф, иллюстрация, музыка: https://vk.com/wall-88542008_1174

====== 17. Осознанье причин (1) ======

Комментарий к 17. Осознанье причин (1) Кого устроила в качестве концовки предыдущая глава – пожалуйста, представьте, что этой и последующих глав не существует)

Лорд Хенри Хорнвуд, одышливо пыхтя, расхаживал по гостиничному номеру. Уже несколько раз он собирался закурить – но терял из виду то сигары, то зажигалку. Первый ступор от полученных новостей прошёл, и сейчас он лихорадочно просчитывал оставшиеся варианты действий.

Жена уехала к дочке в больницу десятью минутами раньше, дав возможность спокойно «разобраться с делами», – так что звонок от наёмника из числа отправленных за Болтонами застал Хорнвуда в одиночестве. Новости с поля боя были одна сокрушительнее другой. Уничтожение яхты с зениткой; перестрелка на берегу, откуда Болтоны ускользнули с обоими джипами; погоня на трассе, от которой эти твари оторвались, уничтожив три машины и половину отряда наёмников… Приехав в Пайр, те так и не нашли Болтонов – да и там ли они сейчас? Может, уже двинулись дальше, к Дредфорту, и вот-вот нагрянут с войсками? Хорнвуд напряжённо взъерошил взмокшие от пота остатки волос.