Это было неправдой. Мила готовила хорошо, даже очень. Её все хвалили, и она знала, что хвалили не просто так. Готовить она умела и любила. Каждый вечер она старалась приготовить любимому мужчине и первое, и второе. Постоянно придумывала что-то новое, чтобы ему не надоело есть одно и то же. И была уверена, что ему нравится…
— Но… ты никогда не говорил, что тебе невкусно, — растерянно пробормотала Мила.
— И что? Учись готовить. Бери пример с Анютки, вот кто хорошо готовит.
Анютка была постоянным участником их совместной жизни. Андрей смотрел на старшую сестру как на бесспорный пример для подражания. Анютка — иначе он её никогда не называл — всё делала идеально: готовила, одевалась, говорила, вела себя. Мила смотрела на старшую сестру своего избранника с опаской: та была на целую голову выше, крупнее. Про таких и говорят: «Коня на скаку остановит». Собственно, самой Миле совсем не нравилось, как Анна готовила. После обедов у сестры Андрея у Милы постоянно болел живот — она не привыкла есть такую жирную еду. Но если Андрею так нравилось…
На следующий день Мила отправилась к Анне за рецептами.
— Тебе не поможет, — усмехнулась Анна, выслушав просьбу Милы.
— В смысле? — растерялась та.
— В прямом. Ты хоть сто раз научись по-настоящему готовить, не поможет. Ты посмотри на себя! Думаешь, он когда-нибудь женится на такой замухрышке, как ты?
Вернулась домой Мила, как в тумане, долго обдумывая слова Анны. Стоя перед зеркалом, она долго рассматривала себя… Ему же нравились и эти веснушки, и эти кудрявые торчащие в разные стороны ярко-рыжие волосы. Он часто повторял, как ему нравится, что она такая маленькая, и он чувствует себя рядом с ней как великан. Они постоянно смеялись с этого. И с того, что он её мог поднять одной рукой… Да, она была слишком худой, это и сама Мила понимала, но это же не от неё зависело: она никогда не сидела на диетах, просто такие гены.
Вечером Мила не выдержала и спросила прямо, любит ли Андрей её.
— Опять глупости в голове? — отмахнулся он. — Мы не в детском саду, чтобы постоянно говорить о любви. Лучше бы домом занялась, бардак надоел уже.
Бардака в доме не было. Мила сама его не любила и держала дом в порядке: и полы мыла, и пыль вытирала, и посуду мыла — руками, посудомоечную машину Андрей покупать отказался, мол, дорого и неэкономично. Да и откуда беспорядку было взяться, если там, в принципе, не было ничего лишнего. Андрей просто не позволял Миле ничего приобретать. Даже кастрюлю.
— Что ты за хозяйка, если не можешь одной кастрюлей обойтись?! — раздражённо ответил он на просьбу Милы купить ещё одну.
Они прожили ровно год вместе, когда у Милы в голове произошёл перелом. Она и сама не могла сказать, из-за чего в тот вечер Андрей возмущался: был ли это неудачный ужин или плохо выглаженная рубашка, но тогда Мила первый раз не стала терпеть. Она высказала ему, всё что думает — и о его ворчании, и об ужинах, и о рубашках. Высказала громко, впервые переходя на крик.
— Нам надо расстаться, — подытожила она свои слова.
Не отрываясь от газеты, которую читал во время её тирады, Андрей хмыкнул:
— И? Думаешь, будет лучше? Кому ты нужна вообще?! Да тебя, кроме меня, никто терпеть не будет. Успокойся, иди, умойся и убери посуду — на кухне бардак.
Мила ушла в ванную и долго плакала. Конечно, у неё, кроме Андрея, никогда никого не было… Нет, ей нравились мальчишки, за ней постоянно кто-то ухаживал, и даже несколько раз она ходила на свидания, но… А что, если она действительно никому не нужна? Глупая мысль крепко впилась в мозг, и ничто не могло прогнать её оттуда. Даже логичные доводы о том, что какого же чёрта он, такой успешный адвокат, терпит её, замухрышку, в своей жизни, если она ничего не стоит.
Ещё полгода спустя она забеременела. Это не входило в её планы. Так получилось. Сначала Мила напугалась. Напугалась того, что скажет Андрей: он очень не любил, когда что-то шло не по плану. Но потом страх отступил — ведь он говорил, что хочет детей. А ему уже тридцать два, почему бы не сейчас?!
— Хорошо, — сухо сказал он на её новость, не отрываясь от монитора ноутбука. — У врача была?
— Была. Он сказал, что всё хорошо. Срок маленький, но все показатели в норме.
— Отлично, — на этот раз он закрыл ноутбук. — Надо будет подумать, куда ставить детскую кроватку. И не планируй ничего на выходные, у Анютки ремонт, она просила помочь.
— Но… Мне не стоит сейчас — краски и всё такое. Это плохо для ребёнка.
— Не волнуйся, тебя не заставят красить…
В утро субботы Андрей поднял Милу очень рано и попросил сделать завтрак, что она тут же поторопилась выполнить. Токсикоз уже давал о себе знать, и, борясь с приступами тошноты, Мила приготовила кофе и бутерброды, обдумывая, куда дела старые джинсы, которые можно было надеть, не боясь испортить.
— Когда ты уже научишься делать кофе? — раздражённо выругался Андрей, отодвигая от себя кружку с таким отвращением, как будто в ней был не кофе, а чистый яд.
— Да иди ты к чёрту! — неожиданно для себя самой Мила схватила кружку и швырнула её о стену. Кружка странным образом не разбилась, а отскочила от стены и угодила прямиком Миле по ноге.
Андрей спокойно наблюдал за этой картиной, словно видел это каждый день и ничего особенного не произошло, потом лишь вдохнул:
— Вытри тут всё и одевайся, нас ждут уже.
Мила и сама не понимала, что с ней творится: за ней никогда не наблюдалось таких приступов агрессии. Вообще у неё был очень спокойный характер. Спокойный и сговорчивый. С ней всегда можно было договориться. Так что этого приступа она сама не могла объяснить. Ей было ужасно стыдно, и она была очень благодарна Андрею, что он так спокойно отреагировал…
Красить стены её, и правда, не заставили. Их вообще никто не красил — клеили обои. На стремянку Милу не пустили: в доме было достаточно высоких людей, так что «куда ты лезешь, коротышка» очень быстро угомонило её пыл. К тому же разболелась нога — от удара кружки появился огромный синяк, но признаться в этом Андрею Мила побоялась.
Усевшись на диван, она откинулась на спинку и закрыла глаза.
— Чего расселась? — голос Анны прозвучал так внезапно, что Мила напуганно дёрнулась.
— Устала, — призналась она.
— День только начался, а ты уже устала? — усмехнулась Анна и, обращаясь к брату, добавила: — Андрюш, образумь свою нахлебницу.
От такого определения Мила поёжилась: конечно, она жила в его квартире, но сама зарабатывала деньги, никогда не просила их у Андрея. Она даже не ожидала, что он заступится за неё. Всё, что делала Анна, было правильно. Всё. И это не обсуждалось.
— Что ты тут расселась? — прошипел Андрей едва слышно. — Все работают, а ты тут…
— Мне нехорошо, — призналась Мила.
— Не умрёшь. Беременность не болезнь, от неё не умирают, — сообщил сухо Андрей, вручая Миле в руки ведро. — Принеси воды…
Вечером пришлось вызывать скорую. Ребёнка она потеряла… В тот момент ей хотелось умереть: было безумно больно — физически и, ещё больше, на душе. Но Андрей всё время был рядом, держал её за руку, гладил по ладони и успокаивал.
— Ничего страшного. Всё равно сейчас было не вовремя. Подождём ещё годик-другой, и тогда…
Мила согласно кивала, вытирая слёзы. Она и сама думала, что ещё рано. Ей предстояло писать дипломную работу, сдавать выпускные экзамены. Сейчас на самом деле был не самый лучший момент для ребёнка.
На следующий день Милу отпустили домой из больницы, прописав постельный режим, пригрозив, что если она не будет его соблюдать, то может вообще остаться без детей… Приехав домой, Мила не без удивления обнаружила там Анну.
— Я тут у тебя прибралась, Андрюш, — сообщила та, когда Мила с Андреем появились на пороге. — А то такой срач в доме, смотреть не могла уже.
Милу словно прорвало. Она вдруг почувствовала себя в состоянии сопротивляться.
— Убирайся! Убирайся отсюда! — переходя на крик, Мила указала Анне на дверь. — Убирайся из моего дома, и чтобы духу твоего тут не было больше.
