– Потому что вы больше не любили его…

– Нет-нет. – Меган взглянула на меня с ужасом. – Я всегда любила Фила. Просто мои чувства к Даману… – Она осеклась и оглядела комнату, будто искала какую-то потерянную вещь. Но затем черты её лица обрели резкость, и она встревоженно посмотрела на меня. – Они совсем другие, более возвышенные.

– Более духовные?

– Не знаю, может быть. Не мне знать, каков замысел божий. Но я совершенно точно уверена, что любовь к Даману не такая, как к Филу: она сильнее, глубже – будто так всё и должно быть.

– Будто предначертано судьбой?

– Да, именно так. Предначертано судьбой…

Муж отвёл Меган к психиатру, который назначил ей пимозид – нейролептик для лечения бредового расстройства. Этот препарат блокирует дофаминовые рецепторы в мозгу. Нейромедиатор дофамин участвует в процессах запоминания, обучения, движения, бодрствования, сна, регуляции и выработки некоторых гормонов, но также он вызывает чувство удовольствия, его ещё называют гормоном счастья. Неудивительно, что ему приписывается одна из ведущих ролей в формировании зависимостей. Циркуляция дофамина в мозгу также оказывает влияние на то, что, с биологической точки зрения, зовётся романтической любовью.

Меган исправно принимала предписанное лекарство, хотя и не верила, что её любовь к Верма, как решил психиатр, всего лишь симптом тяжёлого заболевания. Препарат не помог. Чувства к Верма не изменились. Психиатр увеличил дозу – никакого эффекта. Похоже, жгучее желание Меган только усилилось. Она всё чаще приходила к стоматологической клинике и стояла неподалёку в ожидании. Порой Верма замечал её и отправлял к ней секретаршу с сообщением: иди домой. Меган не противилась. Да и к чему? Она с улыбкой кивала и шла обратно к метро. Она смотрела на ситуацию в целом: его неприятие не имело значения, в конце концов он примет свои истинные чувства, и её терпение будет вознаграждено.

Часто Меган удавалось оставаться незамеченной: когда она пряталась неподалёку от входа или стояла на дальнем участке парковки, – и тогда её дежурство у клиники могло длиться целый день. Когда наступила зима и сильно похолодало, она продолжала стоять, согреваемая одной только мыслью, что Верма тут, неподалёку.

Однажды днём, часов в пять, Меган увидела, что её «возлюбленный» вышел из клиники и отправился домой, и тут же последовала за ним. Когда он зашёл в дом, она остановилась под фонарём напротив входной двери и стала ждать, рисуя в воображении, что сейчас делает Верма. Но её заметила Агни, которая случайно которая случайно выглянула в окно. Через несколько минут на улицу в ярости выскочил Даман. Он стал угрожать вызовом полиции. Меган же решила, что он просто-напросто разыгрывает сцену: «Он притворялся, не хотел ранить чувства жены. Но на самом деле глубоко в сердце он и сам желал, чтобы я пришла к нему». Меган не сопротивлялась. Когда ей говорили идти домой, она покорно выполняла приказ, но в этот раз её поведение встревожило всех, особенно Агни. У супругов Верма было двое детей: мальчик восьми лет и девочка десяти лет, – и Агни переживала за их безопасность. Надо отметить, что Даман Верма пришёл к радикальному решению – он уехал с семьёй в Дубай на новое место работы. Переезд в другую страну случился не из-за Меган: Даман и Агни уже обсуждали такую возможность. Однако именно пережитый стресс заставил их сделать окончательный выбор. Даман Верма понял, что безудержная, патологическая любовь Меган не угаснет никогда. Как ни парадоксально, но никакая истинная любовь по своей силе и долговечности не сравнится с любовью патологической. Только значительная дистанция, разделившая его с Меган, дала Верма шанс вернуть жизнь в прежнее русло.

На момент, когда терапевт направил ко мне Меган, семья Верма уже полгода жила в Дубае. Меган больше не посещала психиатра, и терапевт полагал, что её состояние значительно улучшилось. В то же время он полагал, что Меган будет полезно поговорить о пережитом опыте с психотерапевтом. Как всякая получившая травму жертва, она смогла бы лучше справиться с произошедшим, если бы смогла осмыслить этот опыт. Но чем дольше я беседовал с Меган, тем больше подозревал, что её состояние никак не улучшилось – просто она стала более умело скрывать свою боль.

– Вы ведь всё ещё тоскуете по Даману, верно?

– Да. Очень тоскую. – Меган внимательно рассматривала свои руки. Она говорила, не глядя на меня, голова её была опущена. – Я часто думаю о том, как у него дела и что он делает. Там, в Дубае… Я вижу, как он просыпается, вылезает из кровати, чистит зубы и отправляется на работу. – Примечательно, что она не видит его в кругу семьи. – Представляю, как он ведёт машину, слушает радио, как вокруг светит солнце. Вижу, как он входит в рабочий кабинет и готовится принять пациента. Я будто бы смотрю фильм или телепередачу: вижу, как он моет руки, как надевает операционный халат. – Она слегка постучала пальцем. – Когда наступает вечер, я стараюсь остаться одна, потому что знаю: в это время в Дубае он уже ложится спать. Он будет лежать в темноте, и ничто не будет его отвлекать. И тогда я ощущаю, будто могу дотянуться до него, и он обязательно почувствует, что я думаю о нём, – и тогда начнёт думать обо мне, и мы оба будем думать друг о друге, и как будто… – Меган подняла голову, и я увидел на её лице блаженство, как будто она впала в духовный экстаз. Её глаза сияли, а щёки пылали. Она глубоко вздохнула и продолжила: – Как будто мы с ним – единое целое.

Вне сомнений, всепоглощающие фантазии Меган вызвали экстатическое состояние, похожее на то, что описывается религиозными мистиками. Единение человеческой души с Богом приводит в восторг и пьянит настолько сильно, что в священных книгах и религиозной поэзии часто используется эротическая аллегория, чтобы передать глубину божественного причастия. Оргазм – единственное, что может сравниться с ним в плане переживаемого опыта.

Ромен Роллан в переписке с Фрейдом употребил выражение «океаническое чувство» для обозначения истинного источника религиозных чувств. Однако Фрейд не обнаружил этого чувства у себя и рассматривал данное явление как обычную психологическую регрессию «к ранней фазе чувства Эго». Он верил, что любое ощущение симбиоза проистекает из воспоминаний, заложенных во младенческом возрасте, когда граница, разделяющая человеческое «я» и весь остальной мир, не сформирована до конца и остаётся уязвимой. Испытывающие экстаз любовники и религиозные мистики в некотором смысле возвращаются в материнскую утробу и во времена грудного вскармливания. Возможно, мы всегда жаждем вернуться к самым первым дням нашей жизни, полным благостной свободы от ужасов отделения от родителей. Часто говорят, что мы рождаемся одинокими и одинокими умираем (афоризм приписывается то индийскому философу Чанакье, жившему в IV веке до нашей эры, то актёру Орсону Уэллсу). Но это не совсем так. Мы не одиноки, когда рождаемся, и, наверно, помним об этом всегда.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.