Гигант поднял на мальчиков полные отчаяния глаза. Губы его скривились от обиды.

– Что стоите и смотрите? Коли пришли плевать и швыряться камнями – сделайте уже свое черное дело да ступайте на все четыре стороны, чтобы мог я наконец оттереть ваши плевки и зализать свои раны.

Калике шмыгнул носом.

– Эй… мы не собираемся плеваться. И камней у нас нет.

Серебристый монстр прищурил лунные глазищи, будто кот. Насторожился.

– Что же, вы принесли огонь? Хотите бросить лучину, чтобы подпалить мою шерстку?

Франц и Филипп переглянулись.

– Н-нет!

Гигант нахмурился:

– Что тогда вам надо от несчастного Каликса? Зачем явились? Ну уж точно не спасти меня! Не найдется в Полуночи ни единой души, которая бы сжалилась над бедным Каликсом. Всем только плеваться хочется да лучины швырять…

Гигант недовольно заворчал, отползая подальше – будто опасался, что Франц таки вытянет из-за спины факел. Мальчик оглядел цепь и кольцо, вделанное в стену. Толстые, мощные. И если уж даже такое могучее существо не смогло разорвать оковы…

– А… – Мальчик замялся. Знал, что спрашивать невежливо, но любопытство глодало сильнее совести. – А за что вас так?

Он кивнул на кандалы.

Калике свирепо зыркнул на мальчика.

– За что?! Неужто в Полуночи остался хоть кто-то, кому не известна история несчастного Каликса?!

– Ну… выходит, что да.

«В Полуночи? Что это значит?»

Калике хмыкнул и покачал головой:

– А ты не кажешься таким уж злым.

Он перевел взгляд на Филиппа:

– И ты тоже.

Францу почудилось, что во взгляде Каликса вспыхнул призрачный огонек – будто отблеск свечи в зрачках кошки. Искра надежды. Но она тут же потухла. Глаза вновь заволокло безысходностью.

– Меня зовут Калике Мизери, – грустно сказало существо и достало из-за спины каменную чашу.

Гигант склонился над ней, с его щеки скатилась еще одна слеза и упала на дно. Калике постучал когтем по боку чаши, где было высечено: «Calix Miseriae».

– Чаша Печали. Таково мое имя. От роду мне написано страдать, и оттого меня так прозвали. Не думал я, не гадал, что этот кубок пригодится по такому поводу – собирать свои собственные слезы… О горе мне, горе!

– Что же с вами случилось?

Гигант покачал головой, будто сомневался, что Франциск все же не издевается над ним, и мальчик попытался придать своему лицу самое честное выражение, которое имел про запас (а было таких немного). Он вовсе не желал причинять этому горемыке боль: пусть Калике и монстр, но лицо у него такое печальное, что шпынять его не представлялось возможным.

Калике напоминал гигантского пса-бродягу, какого порой можно встретить на улицах; такой всегда подбегает, глядит грустными глазами, виляет хвостом и подает тебе лапу, выпрашивая краюху хлеба. И хоть зубы у него с полпальца, ты знаешь – такой не укусит.

Хоть и большой, но не страшный.

Такой же был и Калике. Франциск расслабился, да и Филипп подошел ближе, уже так сильно не страшась существа.

– Давным-давно… – Калике устремил глаза-луны в небо, – когда я еще не сидел на цепи, жизнь моя была прекрасна. Я летал в поднебесье страны невосходящего солнца, играя на своей лире тысячи прекраснейших мелодий, и ветер тогда пел мою песнь, подчиняясь одному мановению пальцев. Струны моей ветряной лиры издавали неземные, чудесные звуки, и, когда я пролетал над миром, каждый мимикр, каждый хризалида останавливались, замирали и глядели в небо, слушая мою песнь. Есть ли в мире чувство прекраснее этого? Есть ли что слаще свободы?

Калике задумался, вглядываясь в мерцающие созвездия. Встрепенулся, будто вспомнил о существовании ребят, и одарил их подозрительным взглядом. Но нет, те не думали нападать. Франц и Филипп внимательно слушали.

Убедившись, что мальчишки не планируют козни, монстр отполз дальше к реке, зачерпнул рукой волну и поднес ко рту, чтобы напиться. Вода заструилась по его длинной бороде, и он утер губы мохнатой рукой.

С той стороны реки донесся странный серебристый смех. Калике бросил взгляд на прибрежные ивы, нахмурился и мотнул рогатой головой. Затем вернулся к братьям.

– Я Ветер.

Калике плюхнулся на землю и задумчиво уставился на цепь.

– Просто Ветер…

Франц и Фил удивленно переглянулись.

– А что… что случилось потом?

Монстр прикрыл глаза.

– А потом пришел Мертвый Принц.

От звуков этого имени – да имя ли это было? – над землей пронесся холодок, всколыхнул траву, и Франц отчетливо увидел, что серебристое сияние папоротника на миг погасло. Будто чей-то темный дух всколыхнул поляну и сгинул. Мальчик поежился.

– М… Мертвый… кто?

– Мертвый Принц, – прошептал Калике, по-прежнему не раскрывая глаз. – Ужасный тиран, имя которого мы не знаем, а если кто и знает, то побоится его назвать. Оттого и зовут хозяина Полуночи так вот – Мертвый Принц.

Монстр распахнул глаза, и те гневно сверкнули.

– И меня – свободного Каликса! – он заставил служить себе! Пожелал сделать меня своим Глашатаем. Отдавал приказы, и я был вынужден их исполнять. Но мое дело – музыка. Я – Ветер! Я создан, чтобы наполнять небеса песнями, а не для того, чтобы…

Пленник вздрогнул, будто вспомнил нечто кошмарное, и лицо его исказилось от ужаса.

– Я отказался творить черные дела. Нет! Калике Мизери ни за что не пошел бы на убийства и гнусные поступки! И Калике сказал Хозяину «нет». Хозяин рассердился, ох, и рассердился же он…

Монстр заскулил и подул на пальцы, будто их прищемили или обожгли.

– Мертвый Принц сказал, что ему не нужен такой Глашатай. Он сказал… сказал, что это измена. И приказал другому слуге опоить меня маковым отваром. А когда очи мои смежил сон – ох, горе мне, горе!..

Калике обхватил голову руками и закачался из стороны в сторону.

– Не так-то просто поймать Ветер. Но Мертвый Принц смог. Он может все… Хозяин забрал ключ от оков и сказал, что Калике будет сидеть тут, покуда не передумает. А как решит вернуться к службе, да продолжить черные дела, да снова поклянется в верности Мертвому Принцу – тогда, быть может, наместник Полуночи и примет его обратно. Но не раньше!

– И что… что вы надумали?

Голос Франциска дрожал. Всякий раз, когда монстр произносил слова «Мертвый Принц», ему чудилось, будто тень вновь проносится над землей, а сердце охватывали холод и безнадега.

– Что надумал? А что я надумать-то мог? – возмутился гигант. – Калике – честный житель Полуночи! Я не подчинюсь ужасному Мертвому Принцу, нет, не подчинюсь!

Глаза монстра яростно полыхнули, но искры тут же угасли, уступив место слезам.

– Оттого мне суждено сидеть здесь прикованным веки вечные, покуда не наступит последняя ночь…

Калике всхлипнул и отполз к стене, громыхая цепями. Свернулся калачиком, притянув к себе ноги.

– Но как же так? – нахмурился Франциск. – Вы ведь не хотели ничего дурного, почему же вас ругают и плюются?

– Мертвый Принц, – шмыгнул носом монстр. – Все из-за него. После того как он воцарился, сердца многих повернулись к тьме, а это так легко в стране, где никогда не восходит солнце! Они ходят каждый день мимо Мельницы, и как завидят Каликса, так насмехаются, плюются, да бог весть что еще делают… А я ничем ответить не могу. Цепи мои слишком коротки.

В доказательство монстр поднял руку, и Франц увидел, что, действительно, у Каликса не было возможности уйти далеко. Гигант поднялся, сделал пару шагов и протянул руку к мальчику, но цепи хватило ненамного.

– Видишь?

Стоять так близко к лохматому чудовищу было жутковато. Франц хотел отступить, но вдруг понял, что обидит Каликса. Гигант пристально глядел глазами-лунами. Не моргал.

– Ты боишься меня.

– Н-нет.

Франц попытался придать голосу уверенности. И все же… Калике был выше, чем любой из людей. Если бы он вошел в столовую тетушки Мюриель, он уперся бы макушкой в потолок, а рога уж точно оказались бы на втором этаже.

– Я слышу все. В твоем голосе – ложь.