– Э-э-эй!

Ответа не было. С мельницы прилетел ветер и взъерошил густые волосы Франца, бросив ему в лицо неведомые ароматы. Дышать свежим, пряным воздухом после смрада Ист-Энда было так непривычно. Мальчик посмотрел в небо над мельницей – ярко-голубое, как яйцо дрозда, которое Франц видел в книге, – зенит был удивительно прозрачным. Солнце поднималось над деревьями все выше, чтобы согреть июньский день. Вверху проносились белые облака, бросая тени на холмы.

– Э-э-эй! – снова крикнул Франц.

Ничего.

Он закрыл лицо руками: «Упустил…»

За спиной захрустели ветки, зашелестели листья.

Франциск развернулся. Сквозь жимолость, отстраняя лозы, кто-то продирался – в зелени замаячило клетчатое пятно. Пара секунд, и из-под зеленой арки вынырнула девчонка. Вид у нее был потрепанный: платье помято, рукава неряшливо закатаны, в волосах – листья и древесный мусор. Девчонка уставилась на Франца ярко-синими глазами. Взгляд был прямой и смелый, и она явно не стеснялась Франциска, в отличие от других девочек, с которыми он был знаком. Незнакомка шмыгнула носом и кивнула:

– Че орешь как резаный?

– А?

Франц растерялся. Девочка появилась в тот момент, когда бражник исчез… А что, если…

– Это ты?!

Девчонка приподняла бровь.

– Что – я?

Франц смутился. Не дождавшись ответа, девчонка подозрительно огляделась, но, конечно, никого не увидела. Возле мельницы они были одни. Тогда незнакомка решительно вылезла из кустов и предстала перед Франциском в полный рост.

Она была невысокая, худая. И видимо, не маленькая леди: простое клетчатое платье изрядно потрепано, из-под подола торчат тощие ноги в растоптанных ботинках, вместо аккуратной прически – две косички с выбивающимися «петухами». Судя по всему, заплела их не любящая мама, а сама незнакомка, наспех да лишь бы отделаться.

Не сказать, чтобы девочка была симпатичная – порой Франц видел в городе ну очень хорошеньких особ, – но и дурнушкой бы ее не назвал. Что-то было в ее лице – широком и открытом, по-мальчишески смелом… Что одновременно и отталкивало, и привлекало.

Франц все смотрел на девчонку и не мог понять: то ли она ему нравится, то ли категорически нет.

– Ну? Так что – я?

Франц открыл рот, но сразу захлопнул. Нет. Время от времени он делился тайной ключа с кем-либо из окружающих, и в лучшем случае это заканчивалось недоумением. В худшем… мать запирала его в спальне.

– Забудь.

«Куда же он скрылся?»

Мальчик осмотрелся – над холмами сновали только пчелы, осы и прочая мелочь. Бражника Франц увидел бы сразу.

«Улетел! – Франц досадливо цокнул языком. – Почему же он меня бросил?»

– И кого ты здесь ищешь? – с усмешкой спросила незнакомка. – Ломился по кустам так, будто тебя в задницу жалили. За кем бежал? Расскажи, мне интересно.

– Я… просто…

– И бежа-ал, – растягивая слова, девчонка сделала еще шаг и теперь, если бы она захотела, смогла бы коснуться Франца, – бежа-ал от дома Де-едлоков…

Она ткнула пальцем через плечо в сторону дома тетушки Мюриель.

Девичья фамилия матери Франца была Деддок.

– И что? – насупился мальчик.

Незнакомка ухмыльнулась:

– Да ничего. Просто вчера кой-чего услышала…

«Ага, услышала она». У Франца почему-то появилось ощущение, что на самом деле «подслушала». А это не одно и то же.

– Говорят, к Мюриель приехали родственники…

Франц пожал плечами.

– Что, впервые слышишь?

Франц промолчал, но девчонка продолжила, лукаво сверкнув синими глазами:

– Ну… ладно. Давай подумаем вместе. Проходит слух, что к старухе Деддок приезжают родственнички – это раз. – Она загнула палец. – На следующий день рядом с домом ошивается мальчик, которого я впервые вижу, – два. И три: этот тип вдруг срывается с места и несется через бурелом, вопя что-то вроде: «Эй, подожди меня!», причем от него никто не убегает. Каковы шансы, что ты не тот самый племянник Мюриель?

Незнакомка уставилась на Франца, но тот не проронил ни звука.

– Я думаю, шансов ровно столько…

Девчонка показала на пальцах ноль, а затем, удовлетворившись замешательством Франциска, улыбнулась:

– Стало быть, ты – чокнутый?

– Чего-о-о?

Незнакомка обошла Франца кругом, рассматривая так, будто пыталась отыскать те самые признаки чокнутости. Может, думала, он топор за спиной держит?

– Эй! – Франц развернулся к девчонке лицом. – Что за ерунду ты порешь?

– Кое-кто проболтался, что Мюриель ждет в гости чокнутого племянника.

– Бред… – фыркнул Франциск.

– Мм, ясно.

Завершив круг, девчонка встала на прежнее место и ухмыльнулась.

«Чокнутый»… От этого слова на языке оставался тошнотворный металлический привкус. «Они сказали, что я чокнутый. Ну не Филипп же, конечно!»

– Я не чокнутый! – звенящим голосом отчеканил Франц.

Его сжавшиеся кулаки говорили о том, что внутри мальчика бушевал шторм. Девчонка же сверлила его взглядом – будто проверяла, не выкинет ли он какую штуку ей на потеху. В ее огромных глазах отражалось все небо, и оттого они казались еще синее. Но Франциск вдруг понял: нет, она ему не нравится.

Не нравится!

И в тот миг, когда он это признал, незнакомка протянула ему руку:

– Лу.

Франц поглядел на ее грязную ладошку с едва зажившими царапинами.

– Мм?

– Что, у лондонцев не принято так здороваться? Или мне сделать реверанс? – Лу ухмыльнулась. – Обойдешься.

Происходило что-то странное. Франциск ответил на рукопожатие неловко и слабо. Ладонь девочки оказалась прохладной и чуть влажной.

– А сам ты кто?

– Франциск, – прошептал он в ответ.

– Фра-а-ан-ци-и-иск, – протянула девочка так, будто произнесла имя самого короля. На фоне «Лу» это прозвучало… громоздко.

– Ты правда чокнутый?

– Нет.

– Так и знала. Взрослые вечно несут чепуху, ни в чем не разобравшись. – Лу хмыкнула. – Про меня тоже болтают. Очень в их духе. Ну ладно, забудем. Только скажи: за кем ты гнался?

– Это… это было насекомое. Я собираю их.

– О, правда? И много собрал?

Франц подумал об останках гусеничек под кленом, растоптанных куколках и растертых в пыль бабочках. Он гулко сглотнул и неопределенно пошевелил рукой.

Лу явно почувствовала что-то неладное, потому как затараторила:

– У меня под кроватью живет сверчок. Слышал, как они скрипят ночью? Отец считает, это дурной знак, пытался его выпроводить. Не поймал. А в среду упал в колодец, так теперь лежит дома с больной ногой и ругается. Говорит, весь дом перевернет, а этого мерзавца достанет. Но сдается мне, сверчок поумнее моего папани и выиграет-таки он.

Девчонка ухмыльнулась. Странные у нее были замашки, городские девчонки так не разговаривали, разве что ист-эндские. Франца всегда одергивали, когда он вел себя с дочерями маминых подруг как-то не так: то грубовато ответил, то задал неучтивый вопрос. И девочки эти были другие – сидели на краешке кресла, жамкая ладошками рюши на платье, а потом, пригубив чай из кружки (Франц сомневался, что они выпивали хотя бы половину к концу вечера), вежливо благодарили хозяйку и стеснительно улыбались.

Такие визиты были у них до того случая. То есть несколько лет назад. Но отчего-то эти сахарные девчонки врезались Францу в память. Наверное, потому, что он никогда не находил с ними язык. И вообще не понимал, зачем их притаскивали в дом. Впрочем, манеры Лу оказались Францу близки: он был уверен, что, если предложить чай ей, та выпила бы махом до дна. И еще потребовала добавки.

Внезапно незнакомка снова понравилась Францу.

– А еще я собрала в банку лягушачью икру, – рассказывала Лу. – Из нее вылупятся головастики. А потом превратятся в лягушек. Очень любопытно посмотреть!

– Здорово.

Лу хмыкнула и кивнула.

– Может, как-нибудь покажу. Если ты все же не чокнутый. А что это за насекомое, за которым ты гонялся?

– Бражник.

– Бражник? Что за штука?

– Ночная бабочка. Их много, но этот… я никогда такого не видел. Даже в книгах.