Аникей, отвлекшись, невольно перестал следить за ходом урока и, мысленно себя обругав, сосредоточился. Сталкер продолжал вещать:
– …По сути, технически, это штурмовая винтовка калибра пять пятьдесят шесть с газовым, само собой, двигателем автоматики. Ход газового поршня короткий.
– Это плохо? – на всякий случай спросил ученый.
Злыдень посмотрел на него так, будто вопрос нес в себе нечто крайне непристойное, и отвечать не стал, а продолжил «урок» прежним тоном, но поглядывая на Тавказакова с некоторым подозрением:
– Винтовка состоит из следующих модулей: ствольной коробки, затворной рамы с затвором, ствола с газоотводным механизмом, ствольной накладки и приклада.
Злыдень все это показал на красавице «Маше», а ученый при этом кивал с видом самого прилежного ученика.
– Ствольная коробка винтовки, – продолжил сталкер, – состоит из двух ресиверов. Верхний, похоже, сделан из алюминия, а нижний – из какого-то прочного пластика. Цевье, рукоятка и приемник магазинов – тоже. Ударно-спусковой механизм объединен с предохранителем. Между прочим, веришь-нет, он такой же, как у «M16»!
– Да ты что! – изумленно ахнул Тавказаков. Но, похоже, переиграл.
– Издеваешься? – нахмурился Злыдень. – Может, ты лучше меня все знаешь? На, рассказывай тогда, – попытался он сунуть «Машу» в руки ученого. Но тот спрятал их за спину и виновато произнес:
– Нет-нет, прости! Я вообще ничего не знаю. Я хоть и ученый, но совсем не в этой области. У нас по оружию Тетерин спец. Ну, не такой, как ты, конечно… – Тут Аникей стушевался. – Только ты знаешь… Может, мне и не надо особо знать, из чего что состоит? Ты мне лучше покажи, как ее заряжать и как из нее стрелять. Или… Или я не прав?
– Ударно-спусковой механизм, – свирепо зыркнув на доцента и как-то по-особому четко выговаривая слова, продолжил Злыдень, – обеспечивает одиночный и автоматический режимы стрельбы. Предохранитель-переводчик режимов стрельбы, кнопка затворной задержки и защелка магазина имеются на обеих сторонах оружия. Рукоятка заряжания при необходимости может быть перенесена с левой стороны на правую. И вот что я тебе скажу, хохмач, приемник магазина у «Маши» тоже предназначен для стандартных магазинов от «М16». Усек?
– Да, – сухо и четко сказал ученый.
– Но нам предоставили вот такие, – показал Злыдень на лежавший рядом с винтовкой магазин. – Он тоже из высокопрочного пластика и снабжен специальным окошком, чтобы следить за наличием патронов. Их, кстати, помещается в него тридцать штук. Сейчас, между прочим, ты этими патронами данный магазин и будешь снаряжать. Веришь-нет?
Аникей Александрович поначалу откровенно струхнул. И, конечно же, у него ничего не получилось. Еще и обрубок пальца все время больно цеплялся за «высокопрочный магазин», отчего Тавказаков отдергивал руку и ронял патроны. В конце концов Злыдень сжалился и сначала показал, как это делается – оказалось, ничего сложного, – а потом сам весь магазин и снарядил. Прищелкнул его к винтовке, показал, как ставить переводчик режимов на стрельбу очередями или на одиночную, взялся за рукоятку затвора и строго сказал:
– Смотри! Отвел в крайнее заднее положение и отпустил. Все! Затвор никогда не надо сопровождать рукой, понял?
– Я не буду, – пообещал Аникей.
А потом они постреляли. По деревьям, по веткам. «Маша» оказалась удобной не только с виду. Ученому не хотелось выпускать ее из рук – так бы и носил всю жизнь, прямо хоть женись.
Злыдень будто подслушал его мысли:
– Она теперь твоя. Совет, как говорится, да любовь. Чистить не забывай. Как разбирать, я показал. Будут вопросы – обращайся.
– А патроны?
– Патронов у нас – навалом. Покажу потом, где лежат. Снаряди сразу магазина три-четыре. Один – на «Маше», остальные всегда носи в подсумке. Уяснил?
– Так точно, – вырвалось у Тавказакова, хотя он вовсе не собирался шутить. Но сталкер никакой иронии и не уловил, кивнул лишь:
– Вот и ладно. Тогда урок окончен.
– И что теперь?
– Говорю ж, снаряжай магазины. Они всегда должны быть под рукой.
– А на охоту сегодня пойдем? – совсем как сын-подросток строгого отца, спросил Аникей Злыдня.
– Наохотишься еще. Пусть палец заживет сперва.
Сами же сталкеры на охоту пошли, ведь вчера, спасая ученого, они так ничего и не добыли, а старые запасы, в том числе и благодаря новому едоку, почти закончились.
Сначала, услышав, что его новые друзья собираются уходить, Аникей мысленно запаниковал; оставаться одному в освещенной факелами пещере ему совсем не хотелось, жутковато было. Но тут он вспомнил, что Грибок на охоту не ходит, и сразу успокоился.
Аникей Александрович заметил, что и сам Василий Сергеевич заметно повеселел и тут же это озвучил:
– Хорошо, что вас не берут. А то я, как один остаюсь, мандражировать начинаю: а ну как «урфины» нагрянут? Вот не ходят они по жилищам, а тут как на грех нагрянут! Я ведь «везучий», сами знаете.
– Так вы думаете, от меня будет много толку? – усмехнулся Аникей. – И вот еще что я хотел попросить: не зовите меня на «вы», я вас младше едва не вполовину.
– Спасибо за «комплимент», – буркнул Грибок, но тут же заулыбался. – Да я всех на «вы» зову, не обижайтесь. Мне привычнее так, не знаю почему. Но это не значит, что я вас не уважаю, – напротив!.. А переучиваться мне как-то… знаете…
Одноногий «доктор» замялся, и ученый поспешил его успокоить:
– Ладно-ладно, это несущественно! Обращайтесь, как вам удобнее. Но тогда и я уж…
– Безусловно, – кивнул Грибок и поправил очки. Потом опять засмущался, забормотал: – Понимаете, просто если вдруг вы на «ты», а остальные услышат, им станет неловко, они ведь меня тоже на «ты»… и как-то, знаете…
– Все, Василий Сергеевич, – положил ему на плечо руку Тавказаков и улыбнулся: – Вопрос закрыт.
– Хорошо, – улыбнулся в ответ «медик». – Но в данном случае все-таки лучше Грибок. Здесь так удобнее, я уже говорил. Знаете, есть такие места, такие обстоятельства, где законы – свои. Причем они как-то гармонично во все вписываются. Вернее сказать, они будто этими обстоятельствами непосредственно и пишутся. Вы меня понимаете?
– Вполне. Вы – Грибок, я – Беспалый. Ныне, присно и вовеки веков.
– Аминь, – подтвердил одноногий «доктор».
Сталкеры тем временем ушли. И Грибок, которому, как видел ученый, все еще было не по себе после этой разборки насчет «выканья-тыканья», вдруг оживился и, стуча костылями, поскакал к своей лежанке. Сел на нее и позвал Аникея:
– Идите сюда, идите! Я же вам обещал показать!
«Что?» – почти уже вырвалось у доцента, но тут он увидел, как Грибок развязывает штанину на культе, и сразу все понял.
– Не надо, что вы! – непроизвольно выкрикнул Тавказаков, реально испугавшись, что его сейчас стошнит, но «доктор» то ли не уловил его страха, то ли специально решил над ним поиздеваться, а скорее всего даже не подумал, что его прекрасный обрубок может кого-то напугать.
– Идите же, идите! Что вы оттуда увидите? – снова позвал он.
И Аникей, стараясь не смотреть на бледный, поблескивающий срезом «окорок», все-таки подошел.
– Возьмите палку! – потребовал Грибок.
– К-какую палку? – пролепетал ученый.
– Да любую! Ну, вот, хоть мой костыль. Да смелее же, смелее! Вы ведь ученый, вот и проделаете сейчас опыт.
Грибок сунул в руки Аникею свой костыль и приподнял культю:
– Суйте!
– Что?.. Куда? – невольно глянул Тавказаков на круглую блямбу, блестевшую и впрямь словно отполированный металл. И его отвращение тут же улетучилось, уступив место любопытству исследователя.
– Вот прямо туда и суйте, – показал на нее глазами Грибок.
– А вам не будет больно? И, простите, как, да и зачем его туда… э-ээ… совать?
– Больно мне не будет, а совать туда… как вам сказать… Да вы тыкните – и сразу поймете.
И Аникей Александрович «тыкнул». Сначала лишь коснулся кончиком костыля «блямбы». Хотя нет, коснуться не получилось, он попросту не почувствовал никакой преграды, а остановился, когда деревяшка погрузилась в «металл» сантиметра на два.
