Сэм крутится, вырывается, дерется. Она пытается отдалить его от себя. Пытается задеть его, ранить. Она злит его. Бесит. Выводит. Раш отвешивает ей пощечину. Голова девочки дергается, ударяется об мат. Стены идут ходуном. Он явно переборщил с приложенной силой. Всегда перебарщивает.

— Не двигайся, ты же не хочешь, чтобы я сделал тебе больно, — издевательски проговаривает мужчина, а девочка едва ли не бьется в истерике, скованная его цепкими лапами.

Монстр. Хищник. Зверь. Ненавижу! Все ее естество кричит об отвращении к нему, и он это чувствует. Эта горечь на языке, заставляет ее вырываться отчаянней, пока он снова не заносит руку для удара.

— Ты обещал! Ты обещал мне! — глотая слезы, кричит, срывает голос, но ему плевать, на все плевать, он утопает в ее сладости, в своих желаниях, инстинктах.

Опускает руку, берет в замок две ее руки и скрещивает над ее головой. Раш смеряет ее взглядом. Аккуратно касается ее щек, сцеловывает дорожки слез. Сэм смотрит на него широко распахнутыми глазами. Словно не верит в этот неожиданный, совершенно не вписывающийся в картину заботливый жест. Раш обнажает белоснежные зубы. Смотрит. Пытливо смотрит в ее глаза. Изучает. Видит голый, ничем неприкрытый страх. Столь сильный. Столь явный. Заставляющий задуматься. Смягчиться. И Раш поддается. Немного ослабляет хватку, но продолжает смотреть. Смотреть в ее большие, зеленые глаза.

Склоняется ниже. Молчит. Немного хмурится. Прикусывает и оттягивает нижнюю губу сбитой с толку девочки. Осознание того, что он не хочет брать ее силой, приходит спонтанно. Въедается в мозг. Раш щурится от этого, морщится, прикусывает губу сильнее, и Сэм всхлипывает. Он делает ей больно. Он знает это, но не может остановиться. Он хочет ее. Он чувствует, как в джинсах стало тесно, как член пульсирует, хоть он даже не прикоснулся к ней. Не прикоснулся так, как хочет.

Раш играет, губами подчиняя ее губы себе. Целует, проникает внутрь, беспардонно исследуя ротовую полость девочки, зажатой им. Он ловит ее язык в ловушку, заставляет играть с его языком. Дико. Жадно. Поглощает. Словно пьет из нее. Свободная рука уже рыщет под майкой, находит аккуратную грудь, проникает под спортивное белье, накрывает полушарие. Сжимает. Мнет. Трет горошинки затвердевших сосков. Сэм выдыхает в его рот от столь непривычных, приятных, необычных ощущений. Раш ухмыляется, продолжая терзать ее губы. Кусает. Засасывает нижнюю. Оттягивает. И снова проникает. Накрывает. Отбирает воздух. Заполняет ее собой.

Отпускает ее руки, стягивает с себя борцовку, все еще прижимая юное тело своими бедрами к мату. Он не хочет, чтобы она вырывалась. Не хочет, чтобы она пыталась сбежать. Он хочет наслаждаться ею. Хочет чувствовать ее. В конце концов, он имеет на это право, не меньше, чем другие. Даже больше. Он ее инструктор.

— Как тебе нравится? Как это делает Зак? Он берет тебя грубо: сзади, спереди? — хрипло произносит мужчина, переходя на шею Сэм, которая мгновенно вспыхивает, вновь начиная выдираться.

Легко и непринужденно он вновь цепко хватает ее. Вновь нависает над ней, сцепив зубы. Он злится. Она видит. Бесится. Не понимает. Щетинится.

— А тебе нравится делать как другие? — шипит девушка под ним.

Раш усмехается, а ведь должен уже всю дурь выбить за дерзость, но он сделает лучше. Лучше для себя. Он переворачивает ее стремительно. Стаскивает с нее майку. Сэм не успевает сориентироваться, как падает животом на прогревшийся ее теплом мат, задницей к верху. Раш отвешивает ощутимый, звонкий шлепок по ее ягодице. Нависает сверху. Убирает волосы. Кусает кожу. Сосет. Тянет.

Девушка брыкается. Вырывается. Проклинает. Вновь кричит. Раша это раздражает. Раш звереет. Бьет сильнее положенного по упругой пятой точке. Сэм всхлипывает.

— Заткнись, — цедит наемник.

Его злят ее слезы. Злит ее слабость. Злит ее беспомощность. Злит то, что она раздвигает ноги перед другими, но брезгует перед ним. Грязная потаскушка! Он звереет. Разрывает джинсы на ней. Стягивает вместе с бельем. Обнажает. Кусает. Больно. Едва ли не до крови. Так, что Сэм не может сдержать слез.

Грубо. Властно. Он запускает свою руку меж ее бедер. Ложится сверху, давая прочувствовать тяжесть своего тела. Вдавливает девчонку в мат. Проникает в нее пальцами. Стремительно. Непоколебимо. Ощущает ее влагу. Самодовольно кривит губы.

— Ну надо же, и кто же тут сопротивлялся? Тебе нравится грубость, Саманта? Это тебя заводит?

Его слова больно режут слух. Его пальцы, которые она чувствует внутри себя, доставляют ей дискомфорт, но нет адовой боли. Нет тех ощущений, которыми делились с ней подружки. Раш опытен. Он делает поступательные движения. Растягивает. Приручает. Ласкает. Он не перестает издеваться, а вот Сэм перестает бороться.

Девочка уставилась в одну точку. Смотрит. Не моргает. Дышит рвано. Чувствует, как ее возбуждает то, что происходит. То, что делает с ней он. Прикрывает глаза. Стыдно. Ей стыдно за свое тело, которое поддается умелым рукам мужчины. Его языку. Его губам. Ей даже приятно вдыхать его запах. Она давно уже знает, как он пахнет. Давно утопает и следует за этим ароматом. Давно пропала в нем. Глупышка.

Она оттопыривает ягодицы сама. Инстинктивно. Ненамеренно. Поддаваясь его умелым пальцам, которые ласкают ее изнутри, двигаются, трут. Раш чувствует насколько она тугая. Хмурится. Глубже проникает в нее. Странные ощущения не оставляют его.

— Саманта, развей мои сомнения, — он не просит, он настаивает, его голос звучит грубо, хрипло, он не может признаться себе в том, что думает.

Член стоит колом. Плотный джинс сдерживает, сжимает, едва не причиняет боль. Но Раш останавливается. Ждет. Вынимает пальцы. Злится. Сэм отвернулась от него. Не смотрит. Не хочет. Скрывается. Ей стыдно. Непонятно. Неприятно. Она вновь плачет.

— Блять, Саманта! — рычит, грохочет, грубо переворачивает на спину, впивается взглядом, жжет и видит, все прекрасно видит.

Матерится. Подрывается. Не смотрит на девушку, что распласталась на мате. Мечется словно зверь. Вновь рычит. Бьет кулаком о стену. Злится. Вновь окунается в свой гнев. Сэм подтягивает под себя ноги. Кое-как прикрывается. Смотрит на него омутами с застывшими слезами. Дерьмово. Она чувствует себя дерьмово. Не так. Не правильно. Грязно.

— Прости, — срывается с ее губ.

Она не знает, за что просит у него прощения. Он же ошарашен. Останавливается, как вкопанный. Резко. Не двигается. Лишь смотрит. Пристально смотрит. Ведет головой. Заносит руку за голову и проводит по густым, темным волосам. Хочется дать девчушке по щам. Тормозит себя. Одергивает. Не подходит к ней. Больше не смотрит. Одарив каким-то небрежным, отравленным сотнями игл взглядом. Забирает борцовку. Надевает. На нее не смотрит. Обходит. Поднимает куртку. Снова передергивает плечами в привычном жесте. Не говорит. Молчит. Уходит. Оставляет ее одну. Совсем одну. В соплях. В слезах. Униженную. Брошенную. Растоптанную.

Сэм плачет и ей впервые не стыдно за слезы. Она не понимает, что происходит внутри нее. Не понимает, откуда в ней столько боли. Она все еще чувствует его губы на своем теле. Чувствует легкую боль внутри себя. Чувствует каждый засос, оставленный им. Каждую метку. Она чувствует его запах на своем теле. Она не злится. Она ревет. Ей больно оттого, что он ушел. Вот так, молча, взял и ушел. Не сказав ни слова. Это в его стиле, в его манере. Но не так. Не с ней. Не после того, что он сделал, собирался сделать. Боги, она жалеет. Жалеет, что он остановился. Хнычет. Осознает. Ее ломает.

Неделя. Осталась неделя. Ей нужно. Иначе не пройдет. Ей нужно оказаться в чьих-то объятьях. В его объятьях. Иначе она пропадет.