– Я не поддакивал королю бездумно, – заговорил наконец сын Дарта. – И правитель Рохана не приказывал никому бросаться со скалы; не преувеличивай, Третий Маршал, не подменяй его слов. Дело, конечно, рискованное, да и слово Эодрейда отбрасывать я считаю неразумным; но коль придётся воевать, то победить всё равно можно, если с умом. И не такое осиливали. Что ховраров, что хазгов разбить сейчас можно. Другое дело, потом нам со всей Степью схватиться придётся, да ещё и с Арнором в придачу!.. Но первое, что задумали, повторю, очень даже по плечу. Может статься, кабы не договор, я сам бы предложил такое. Внезапность – мать победы, как говаривали у нас в Халдор-Кайсе…

– Так ты что же, согласишься с этим безумием? – высоким голосом выкрикнул Брего, от волнения обретший вдруг небывалое красноречие.

Торин в ответ лишь покачал головой:

– Не хочу я с тобой ссориться, Третий Маршал. И сколь смогу, короля от этих его намерений отговаривать буду. Но не потому, что нам по шапке дадут, а потому, что королевское слово – сейчас оно любых побед дороже. Там, где можно решить дело миром, зачем воевать? А вера Эодрейду сейчас для Рохана ценнее пеших дружин да конных сотен. Так я, во всяком случае, думаю. Но от короля не отвернусь. Его приказы исполню. Думаю, что и ты поступишь точно так же, не правда ли, досточтимый Брего?

Роханец молчал, на скулах его играли желваки.

– Как бы то ни было, – нарушил тишину Фолко, – долг наш, всех, кто служит знамени с Белым Конём, бегущим зелёной степью, – прежде всего не допустить гибельного нестроения, когда брат встаёт на брата, а спор превращается в распрю. Неважно, рождены ли мы в окрестностях Эдораса или за тысячи лиг от него – мы все воины Марки. Я тоже не считаю, что решение короля – наилучшее из всех. Но возможность переубедить его ещё есть. Я попробую это сделать, а мои друзья Торин, сын Дарта, и Строри, сын Балина, в этом помогут. Смуту же должно подавить в зародыше, пока гадина не отрастила ядовитых зубов. Я сказал.

– Смуту? – поднял бровь Фрека. – Но кто говорит о смуте? Тебе послышалось, почтенный мастер Холбутла. То, что Третий Маршал изрёк в запале и от боли в сердце, – верно ведь, почтенный Брего? – никак не значит, что есть какая-то «смута». Не стоит придумывать истории, мастер Холбутла, или мы, Маршалы Марки, решим сгоряча, что ты задумал подняться, облыжно обвиняя других в неверности королю, наговаривая на его верных друзей и соратников!

Эвон оно как пошло, подумал Фолко.

Гномы молча звякнули железом, и сейчас хоббит невольно пожалел, что мифрильные доспехи остались в их временном обиталище.

– Маршал Фрека, – сына Хэмфаста было не так-то просто сбить с толку. – Досточтимый Брего, возводя хулу на приказ нашего короля, не изрёк, увы, ничего дельного. Мы так и не услышали, что же он предлагает.

Роханцы переглянулись, и Фолко вдруг ощутил в груди холод настоящего страха.

– Погодите, друзья, погодите, – успокоительно поднял обе руки Теомунд. – Не надо ссориться и бросаться в запале словесами, о которых потом придётся жалеть. Мы все хотим блага Рохану, мастер Холбутла, мастера гномы. Мы долго сражались, мы вернули всё, чем владели от века. Утрачено только то, что даровано после Войны за Кольцо, ну так легко пришло, легко и уходит. Не наше это. Наши табуны там не ходили, пахари пашню не поднимали. Каждый да держит свою отчину. На чужое рот разинешь – Назгулом сделаешься, как у нас говорят. Живи и другим жить дай. Нету больше у степняков второго Олмера, некому их объединять да на нас вести. Сколько уже лет прошло с Нашествия? Терлинг в Арноре укрепился, Отон – на побережье… Хотели бы, давно бы уж напали. Тем более что и поводы имелись. Ан нет. Нам бы передышку сейчас, спину разогнуть, копьё из рук выпустить, хозяйством заняться…

Они устали от войны, мрачно подумал Фолко. Им хочется верить, что вот она, последняя победа, «вечный мир», и теперь их не тронут хоть какое-то время. А король, несмотря на данное слово, вновь тянет в поход.

– Допустим, Седьмой Маршал. Но к чему слова твои? Смысл их по-прежнему туманен, – Торин глядел прямо в глаза Теомунду и тот, не выдержав, отвернулся.

– Король должен внять совету нобилей, – проговорил Фрека. Лицо его сделалось каменным. – Рохан никогда не был тиранией. Правитель всегда преклонял слух к словам лучших своих сподвижников. Отвратить его могло только колдовство – например, Сарумана. Мы все помним эту историю, не так ли, друзья мои?

– Король изрёк свою волю, – отрезал Маленький Гном, которому, похоже, всё это изрядно наскучило. – Хватит вертеть круг без точила, Маршалы!

«Неужели они успели сговориться? – думал хоббит, переводя взгляд с одного роханского нобиля на другого. – И когда? По пути к Хорнбургу? Но все были уверены, что войне конец».

– Тебе, мастер Холбутла, простительно не знать нашего древнего закона, – с некоторым презрением бросил Фрека. – Если король безумен и Маршалы согласны в этом, но при этом он не утратил телесных сил – ему можно и должно предложить поединок.

Слово было сказано, и в пиршественной зале воцарилась поистине мёртвая тишина.

Да, подумал Фолко с горечью. Об этом я не вспомнил. Брего нет нужды лгать и устраивать заговоры, он может не унизиться до лжи – роханцам она вообще несвойственна, – а прямо заявит, что король безумен и более не может править. И в том, и в другом случае исход один – поле, суд мечами. Хорошему полководцу и смелому бойцу, Брего не будет так уж трудно склонить на свою сторону остальных Маршалов. И если войско останется в стороне… Неужели Третий Маршал всерьёз задумал стать Первым?

– А почему же тогда все в Эдорасе послушно выполняли приказы Гримы Змееуста? Почему никто не бросил вызова ему? – прищурился Торин. – Почему никто не объявил, что король Теоден безумен, что его рассудком овладела злая сила?

Но Фреку оказалось не так-то просто смутить.

– Потому что это было колдовство, мастер гном. Великое колдовство великого чародея, и потребовался маг Гэндальф, Гэндальф Белый, чтобы его рассеять. Где ты видишь колдовство в том, что Эодрейд творит сейчас?

– Если почтенный Четвёртый Маршал не видит колдовства, это ещё не значит, что его нет, – вырвалось вдруг у Фолко.

– Мастер Холбутла готов явить доказательства своим словам? – в упор взглянул на него роханец.

– Мастер Холбутла готов приложить все усилия к тому, чтобы понять, нет ли здесь и сейчас колдовства.

Маршалы переглянулись. Понятно, думают, что он станет тянуть время; ясно было, что ни он, ни его полк не выступят против законного правителя.

– Всё это, того, замечательно, но, э-э, а если завтра – в поход? – Брего буравил хоббита взглядом, и Фолко казалось, что Третий Маршал тоже на что-то решился. Если на заговор – то для заговорщика он слишком плохо умел скрывать свои чувства.

– Я постараюсь уложиться до зари, – посулил невысоклик.

Маршалы зашумели, как показалось Фолко – с известным облегчением. Не так-то легко решиться на мятеж.

…Однако осторожность это, само собой, не отменяло. Про себя хоббит уже решил, что сумеет найти сотню верных воинов в своём полку. У него состояли не только коренные роханцы, хватало и других – арнорцев, гондорцев, беорнингов, прибилось даже несколько бардингов из Приозёрного Королевства. Со многими из них хоббит сдружился ещё в дни Весеннего Похода; как и Фолко, они получали жалованье из королевской казны, и поднять их для защиты Эодрейда ничего не стоило. Полк пеших лучников крепче, чем в ежедневный восход солнца, верил в слово своего маленького командира, «чей рост никак не соответствовал его доблести». Конечно, роханцы вряд ли примут его сторону, но хватит и других. К тому же сотни две панцирников, родом из других мест, также пошли бы за Торином и Малышом.

Будет распря, тяжело подумал Фолко. На душе было смутно – междоусобица в Рохане означала, скорее всего, конец лишь недавно восстановленной Марки. А за этим неизбежно следовал крах и всех надежд на возрождение Запада, на освобождение Арнора…