Ветер и дождь усиливался, и мне с трудом удавалось разглядеть его лицо. Но, от этого прикосновения, меня пронзило болью. Каждый раз, когда этот человек прикасался ко мне, смотрел или же просто обращал свое внимание, меня било разрядом тока. Нет, не подумайте, что это зависело от высоких чувств, наоборот, эти эмоции были подобны каторге. Он воспитал во мне жертву, и теперь, когда он приближался ко мне, мое тело начинало панически содрогаться. Это психология и только. Если ты будешь постоянно давить на человека, делать из него безвольную игрушку, то рано или поздно, он подчиниться тебе. Я не поверила, не подчинилась, а только лишь окружила себя страхом. Страхом перед этим человеком. Хотя мне сложно таковым его назвать. Человек – это слово с большой буквы, но, увы, оно не относиться ни к одному из нас. После того, через что мне пришлось пройти, даже смешно, что я боюсь Марата, больше чем Германа и вожатых. Этот дельфиненок, определенно, местами намеренно, навел на меня ужас.
- Убери свои руки, - повторила я, почти не слыша своего голоса.
Руки его на моих плечах ослабили хватку, но продолжали удерживать на месте. Дельфинята окружили нас, и с любопытством наблюдали, что произойдет дальше. Уверена, большая часть жаждала кровавого зрелища.
- Фокс, брось ты эту замараху! – выступил Тихон, обращаясь к брату. – Если она хочет в карцер, туда ей и дорога! Нечего с ней возиться!
По толпе прошлись возгласы в поддержку словам Тихона. Все были солидарны с ним. А, казалось бы, что нам остается делать? По мне так впасть друг другу в объятья и стать сплоченным коллективом, вопреки жестоким правилам колонии. Но не топтать каждого, кто хоть немного угодил в грязь. Да что там говорить, мы все по уши в ней. Даже странно, что мы пытаемся «съесть» своих же людей, на радость безумному Сико. И только потом мне станет ясно, что это часть эксперимента.
Марат отпустил меня, и серые робы принялись за свое дело. Мои глаза поднялись только в тот момент, когда я поняла, что мир, в который мне угораздило попасть, напрочь лишен чести и какой-либо человечности. Моя соседка Волкова, фыркнула в мою сторону, с намеком, что я – пустое место. Даже Глеб не взглянул на меня и не попытался воспротивиться.
День изначально пошел насмарку. Долбанная цистерна была наполнена, но меня волновало не это. Я не знала где находиться Аля – лазарет был пуст, а спросить было не у кого. Я не пошла на завтрак, потому что мне было не до него. Откровенно говоря, в мою голову лезли самые колкие мысли, от которых я не могла избавиться.
Сегодня в колонии, довольно снисходительный день, потому что я уже четвертый час лежу в своей комнате, и никто не вызывает нас на построение или же на прочую чушь. Наверное, я пропустила какое-то значимое событие, раз Рина еще не попыталась наказать меня за дерзость, а Герман не закидывает работой.
Мои руки сводит судорогой, потому что я переживаю за Алю, как за единственного родного мне здесь человека. Коварная ситуация сама отвернула от меня Глеба, ведь он стал похож не ненормального. В этом нет его вины, я все понимаю, но невольно отношусь к нему как к чужому. От того веселого парнишки ничего не осталось.
Майка тоже не постоянный житель нашей комнаты. Ее привлекает сектор В., а мы лишь неудачное общество, в которое ей угораздило попасть. Тем более – я. Ко мне у нее определенные чувства, и как по мне, не поддающиеся никакой логике. Понятия не имею, почему эта барышня решила взъесться на меня.
На часах почти половина восьмого, Аля еще не явилась, а мои кленки дергаются так внезапно, что я сама пугаюсь, не в силах держать это под контролем. Нервы.
Лежу на кровати и изучаю потолок. Моя голова, успела полюбить эту тонкую подушку. Каждый день, я мечтаю о встречи с ней, чтобы беззаботно провалиться в сон. Конечно, беззаботно не получиться, но это единственное время, не смотря на кошмары, когда я могу забыться.
- Филатова, ты здесь? – из-за двери появляется голова Тихона. - Хватит чалиться, почта пришла!
Я как в глупом кино помотала головой, потому что ни сразу поверила в суть происходящего. Мне мало вериться, что эта семейка решила проявить ко мне заботу.
- Какая еще почта? – я лениво подняла голову с подушки, зная, что в своем секторе, я нахожусь в безопасности. – И какого хрена ты делаешь на нашей территории? Свали!
- Идиотина ты кудрявая, нам письма с дому пришли. Хотя, если хочешь, можешь дальше задницу пролеживать, а я твоим письмом свою подотру, - усмехнулся Тихон и захлопнул дверь.
Мой пульс участился в разы. Письма? Неужели, весточка от мамы?
Подскочив с кровати, я дернулась к выходу. Скулы на лице натянулись, я уже и забыла, когда в последний раз могла улыбаться. Забыла, когда на это была причина. Выбежав на улицу, я убедилась, что Тихон не лгал. Посредине лагеря собрались все два сектора, стоял гул, и все старательно прятали долгожданные конверты за пазуху. Коробка с письмами стояла на земле, и дождь безжалостно заливал клочки бумаги.
Пробравшись сквозь толпу, я лихорадочно начала копошиться в деревянной коробке. От переизбытка эмоций, руки отказывались слушаться. Пробегаясь по адресатам, я наткнулась на фамилию Кручик. Это письмо принадлежало Але. Быстро спрятала его в кармане робы, и, закусив губы, искала свою весточку.
Я уже прошлась по второму кругу, но никак не могла найти письмо. Оно где-то здесь, я знаю. Мама бы никогда не опустила возможности написать мне. Я полностью была уверенна в этом, но глаза стало потихоньку щипать.
«Перестань, Соня, - говорила я сама себе. – Письмо где-то здесь. Только не реви. Ты пропустила его и только. Просто продолжай искать».
- Привет, Сонюшка, - театрально кричал кто-то из толпы. – Я очень по тебе соскучилась. Как твои дела? Надеюсь, тебя кормят, и никто не обижает…
Глубоко вдохнув воздуха, я медленно подняла глаза. Тихон держал в руках листок бумаги, и с выражением, наигранно, бесцеремонно читал мое письмо. Письмо от мамы.
- Одевайся теплее и береги здоровье, - продолжал он, копируя женский голос.
Мои руки сжались в кулаки, и я закрыла на секунду глаза, пытаясь побороть нарастающий приступ агрессии.
- Быстро верни мне его! – крикнула я, подрываясь с колен.
Но Тихон отскочил в сторону, и продолжал глумиться:
- У меня все хорошо. Только вот клиентов стало меньше. Работы мало, - он запнулся и посмотрел на меня. – Твоя мать проститутка что ли?
Я заскрипела зубами и ринулась на этого ублюдка. Злые смешки пробежались по кругу. Для них это было забавой. Все верили ему, но никто не мог догадываться, что мама – парикмахер. И объясняться перед этими шакалами, я не собиралась.
Тихон скакал от меня, и мне с трудом получилось догнать его.
- Отдай письмо! – я схватила его за робу, но письмо выхватить не получилось.
- Так вот же оно. Бери, - он задрал руку к небу, а я лишь унизительно подпрыгивала до нее. Но Тихон был выше меня.
- Отдай мне письмо, идиот, - мой голос поломался. Перед глазами образовалась пелена из слез, и мне оставалось только слышать противный смех окружающих.
- Отдай ей дурацкое письмо, - сказала Волкова. – Ты что не видишь, она рыдает?
- Да, Тихий, завязывай! – крикнул кто-то из толпы. – Верни письмо!
Я, подобно маленькой девочки, с надеждой посмотрел в его черные глаза. Они светились подлостью. Мне впервые удалось разглядеть его. Черные как смола волосы, хмурые брови, острый подбородок, их черты лица с братом, определенно были схожи между собой. И эта улыбка. Надменная, лукавая улыбка, была одна на двоих.
- Хорошо, я отдам тебе его, - сказал Тихон, и я отпустила его. Отпрыгнув в сторону, негодяй сунул руку в цистерну, увлекая под слоем грязи письмо от мамы. – Оно твое, - заявил он.
Дельфинята снова залились хохотом и торопливо начали расходиться. Я стояла как вкопанная, провожая взглядом коварную публику. Мои глаза встретились с лисьим прищуром. Марат стоял в нескольких метрах от меня, облокотившись об столб и сложив руки на груди. На его лице читалось полное спокойствие, и пока он не оставил меня, я мысленно проклинала всю их семью. Сильный ветер с дождем били меня по лицу, старательно приводя меня в чувства.
