— Нет, только читала о них. Они красивые, да?
— Красивые — это не совсем то слово, — Янис отошёл в сторону, провёл по цветным каменным пятнам на стене, которые, как оказалось, прятали небольшой сейф. — Они… другие. Будто тебя солнечным лучом по лицу гладит. Или дыханием вечности волосы ерошит, и всё одновременно. Сложно передать словами.
Горгона повернулся, протягивая на сомкнутых ладонях мягко светящееся перо.
— Когда мы встретились, Аверхнернис был уже стар и готовился к перерождению. Но я всё равно не могу описать его так, чтобы поделиться этим. Только воплотить. В камне.
Перо мягко мерцало на ладонях. Действительно — солнечный зайчик, язычок пламени и что-то большее разом. Тимэрина подошла, осторожно коснулась кончиком пальца.
— Ой, — удивлённо сказала она. — Жжётся…
— Оно живое. Перо феникса — это не просто красивая вещица, это часть его самого. Рассыплется пеплом, когда Аверхнернис уйдёт на перерождение, соберётся снова, когда он воскреснет из пламени… Не знаю только, отрастают ли у них новые, — Ян говорил тихо, почти шёпотом.
Они помолчали, глядя на перо.
— Они — чудо. Ты хочешь попробовать… воплотить это?
— Я знаю, что могу. Придётся выложиться до дна, не знаю, сколько потом буду восстанавливаться, но… это как бабочка. Растёт, зреет, рвётся изнутри. Если не выпустить — можно сгореть. Я… знаю, чувствую, что это возможно. Что у меня получится, если не испугаюсь.
Это было знакомо. До боли, до ноющих рёбер. До шёпота, до крика: «Я понимаю!». Она сама была этой бабочкой, билась внутри себя, и только сейчас поняла, что за спиной вот-вот развернутся крылья. Да, потребуется посидеть, привыкнуть, обсохнуть, дать расправиться, но это уже такие мелочи. Тимэрина порывисто выдохнула — и крепко обняла Яниса, не зная, как выразить ещё благодарность. За то, что сказал словами. За то, что помог понять.
— Спасибо…
Они так и простояли какое-то время, и впервые Тимэрина не засмущалась столь близкого прикосновения. Она вообще не думала ни о чём, просто обнимала и была… Нет, не счастлива, но близко к этому. Наверное, ну, насколько она понимала, что такое «счастье».
После она ещё не раз приходила в мастерскую Яниса, садилась в уголке, стараясь не отвлекать его от работы, и просто тихонько смотрела. Нет, сама по себе работа скульптора Тимэрину не заинтересовала, не было желания взять в руки глину и сделать что-нибудь самой. Слишком хорошо помнились уроки, которые преподавались раньше, и те безлико-утончённые статуи, которые выходили по указкам наставников. Но смотреть, как ведёт себя Ян, как движется, как горят у него глаза — и от вдохновения, и когда каменит что-нибудь — было здорово. Почти так же здорово, как бродить по улицам Сольваны.
Тимэрина посвящала этому, как ей казалось, неприлично много времени, но… Больше делать-то было нечего. С семьёй — как странно звучало это слово — она проводила вечера, о том, чтобы приносить пользу, можно было не думать: Рилонар непреклонно заявил, что пока не найдётся дело по душе, можно ни о чём не беспокоиться. А днями сидеть в пустой квартире было скучно, вот Тимэрина и уходила бродить, сначала по близлежащим кварталам, жилым и каким-то сонно разморённым, а потом — всё дальше и дальше, знакомясь с местом, где ей предстояло жить, впитывая его настроение.
Сольвана была… разной. Здесь находилось место и сверкающим стеклянными гранями башням небоскрёбов, и звонким струям многочисленных фонтанов, и тихим сумрачным уголкам — как «мастерская» Сэтха, который однажды пригласил эльфийку посмотреть, как «гоняет волну». Переплетение труб, полумрак, капающая вода… Тимэрине и в голову бы не пришло, что в таком месте может быть по-своему уютно, несмотря на вездесущую ржавчину и запах сырости.
И ведь не сказать, чтобы серпентер не мог «гонять волну» на берегу реки или даже на тренировочных полигонах той же пожарной службы. Мог, да и насколько эльфийка могла судить — не был так уж стеснён в средствах, чтобы не иметь возможности арендовать тот же полигон для стихийников. Но предпочитал своё подземное гнездо. Точно так же, как Янис из всех камней больше всего любил работать с агатами и лабрадором, а Рилонар в качестве домашней одежды предпочитал национальные рубашки Айравата. Всё так тесно переплеталось, смешивалось, что невозможным казалось отделить одно от другого, как невозможно выдернуть одну часть механизма и надеяться, что всё будет работать без помех. Даже дроу — жестокие, сумасшедшие, страшные — вплетались в это огромное полотно. Прыгали с мостов, хорошо, если со страховкой, проходили по канату между двумя небоскрёбами. Лезли в самое пекло аварий и клыкасто усмехались из-под слоя покрывшей лицо грязи, а то и крови. Были… на своём месте?
Да, наверное.
В Сольване нашлось место всем и всему — и Тимэрина надеялась, что отыщется уголок и для неё. Нужно просто понять, какой именно подойдёт, где она впишется в этот до безумия пёстрый узор так, что станет его неотъемлемой частью.
Впрочем, довольно быстро она поняла, что не всё так прекрасно, как казалось бы. Один раз случайно услышала, как Сэтх мрачно обсуждает с Рилонаром дело какого-то подростка, вляпавшегося во что-то незаконное, другой — сама увидела, как сошлись, осыпая друг друга оскорблениями, две компании юнцов. Вроде как именно видовая принадлежность им друг в друге не понравилась… Тимэрина предпочла не выяснять, а быстро уйти, прекрасно понимая, что ничего здесь сделать не сможет, только послать сообщение местной страже и не подставиться самой. А на третий раз она поняла, что как дроу не могут без риска — так и её собственные сородичи даже в Сольване не могут без интриг и прочих мерзостей. Пожалуй, здесь эта привычка была даже более опасной, для всех — и интригующих, и попавшихся в сети интриг.
В городе светлых эльфов расслабиться невозможно. Даже если ты ничего не знаешь, подспудное напряжение, витающее в воздухе, заставит держать спину прямо и невольно искать возможного недоброжелателя. Земли светлых не были закрыты для посещений… но мало находилось желающих прибыть к ним не по делам. Хотя достойных интереса мест хватало — уж что-что, а делать красиво эльфы умели. Красиво, изящно, величественно, восхитительно… в Сольване тоже были такие места. Тимэрина старалась их избегать, открывая для себя совсем другое.
Маленькие закусочные, торгующие едой на вынос — едой, которую полагалось есть руками, без всяких столовых приборов! Да её прошлое семейство удар хватил бы только от мысли о подобном кощунстве! Шумные роллердромы, где рядом с подростками кувыркались взрослые — и вытворяли такие трюки, что не верилось: нет никакой магии, только хорошо тренированное тело. Гномьи таверны, где ко всему подходили настолько основательно, что неосторожно заглянувший турист рисковал выкатиться оттуда колобком. Или вот человеческие кафе — вроде бы совсем обычные… но что-то в них было. Что-то, не укладывающееся в голую функциональность, такое… незнакомое.
Уютное, что ли?
Эльфы в такие места забредали редко — но если уж забредали, то кто-то вроде Рилонара или самой Тимэрины. Потому она и не насторожилась, когда колокольчик у двери звякнул над головой сородича. Только заметила отражение в стекле и невольно покосилась краем глаза, удивившись: вошедший эльф, чистокровный, судя по лицу, был таких габаритов, что его запросто можно было спутать с полуорком. Но здесь, в Сольване, кто только не встречался, какие только полукровки — и весьма специфические чистокровные редких народов, что Тимэрина вернулась к своей еде, вздрогнув, когда рядом раздалось:
— Разрешите, леди?
Что-то в этих словах дёрнуло, словно затянулись шнурки невидимого корсета, заставляя безупречно выпрямить спину и не давая воздуху свободного доступа в передавленное тело. Может быть, тот факт, что свободных столиков было более чем достаточно — а значит, незнакомцу зачем-то было нужно сесть именно с ней.
— Прошу, — слова тоже срывались с губ сами, повинуясь вбитым едва ли не с младенчества правилам. — Мы знакомы?..
