Местные поняли, в чем дело, когда стальная карета, запряженная громадными вороными, съехала по трапу и над ведущей в город дорогой взвилось отрядное знамя. Вся радость и веселье мигом улетучились. Я этого ожидал.

С каменными лицами взирали собравшиеся на незабвенный стяг.

Обмолот был нашим противником, когда Черный Отряд служил в Гоэсе. И его войску здорово досталось от нашего братства. Так здорово, что горожане вспомнили Отряд через столько лет, хотя и Гоэса-то уже не существовало.

По дороге к южному выезду из города мы остановились у рынка.

Могаба послал пару своих помощников за различными припасами. Тут Гоблин расквакался, захлебываясь негодованием, – Одноглазый настропалил бесенка держаться за его спиной, передразнивая каждое слово и жест. До сего момента бес тащился за Гоблином, изображая глубокую задумчивость. Масло с Крутым и Свечкой устраивали сложное пари, в котором большие деньги выиграет тот, кто точнее угадает время решительного Гоблинова контрудара. Трудность заключалась в решении, что же считать решительным.

Одноглазый обозревал происходящее с кротко-лукавой улыбкой на устах. Он был весьма доволен собой. Не сомневался, что наконец-то утвердил свое первенство. Нары стояли вокруг, по-военному угрюмые, однако слегка озадаченные тем, что прочие выказывали куда меньше дисциплинированности – то есть держались как обычно. Ранее, на реке, у них не было случая разочароваться в нас.

Одноглазый подкатился ко мне:

– Эти люди опять на нас пялятся. Я всех выявил: четверо мужчин и женщина.

– Окружить и взять. Узнаем, что у них на уме. Где Хрипатый?

Одноглазый показал на него и исчез. Приблизившись к Хрипатому, я заметил пропажу дюжины солдат. Одноглазый решил действовать наверняка.

Я приказал Хрипатому объяснить Могабе, что нам не полгода воевать, к чему столько запасов? Достаточно разок-другой подкрепиться, пока не минуем Порог. Могаба спорил. Он героически боролся с диалектом Драгоценных городов, и уже наметились успехи. Умом и сообразительностью он не был обделен. Мне нравился этот парень. Мыслил он достаточно гибко, чтобы понимать: за двести лет легко могли возникнуть две различные версии Отряда. И старался отнестись к нашей без предубеждений.

Как и я сам.

– Эй, Костоправ! Иди сюда!

Явился Одноглазый, ухмыляясь, словно опоссум, волокущий домой добычу. Добычей оказались старик, трое мужчин помоложе и женщина, причем двое мужчин были белыми. Молодые весьма обескуражены, женщина – здорово разозлена. Только старик будто спал на ходу.

Я разглядывал белых, снова задаваясь вопросом: какого дьявола им здесь понадобилось?

– Есть им что сказать в свою защиту?

Подошедший Могаба задумчиво осмотрел черного.

Тут выяснилось, что женщине, безусловно, есть что сказать. Белый с волосами потемнее слегка поник духом, но прочие лишь ухмылялись.

– Попробуем на разных языках, – решил я. – Наши знают почти все северные наречия.

Откуда ни возьмись выскочил Жабомордый:

– Попробуй на розеанском, начальник! Нутром чую!

Затем он что-то протарахтел, обращаясь к старику. Тот подскочил едва ли не на фут. Жабомордый радостно захрюкал. Старик взирал на него, словно на привидение.

Прежде чем я успел спросить беса, чем он так удивил старца, блондин заговорил по-розеански:

– Ты командир этого отряда?

Я понял его, однако мой розеанский, много лет пролежавший без дела, здорово заржавел.

– Да. Какие еще знаешь языки?

Он попробовал пару. Форсбергский оказался не ахти, но лучше моего розеанского.

– Что за дьявольщину вы проделали, парни? – Было видно, что он сразу пожалел о сказанном.

Я взглянул на Одноглазого. Тот пожал плечами.

– О чем ты? – спросил я.

– Э-э… о вашем сплаве по реке. Вы совершили невероятное. Уже года два никто не мог пробраться. Я да Корди с Ножом – мы были из последних.

– Нам просто повезло.

Блондин нахмурился. Он слышал, что рассказывали наши матросы.

Добравшись до реки, мы поплыли ко Второму Порогу. Обгонявшие нас суда уносили весть о нашем возвращении. По пути мы посетили город-призрак, полоску нелепых строений, оставшихся от былого Идона. Живых душ на глаза попалось едва ли с дюжину. Еще одно место, где Черный Отряд помнили до сих пор. Что не прибавляло мне душевного покоя.

Чем же насолило им наше братство? Анналы немало рассказывали о Пастельных войнах, но не упоминали ничего, что могло бы ужасать потомков людей, эти войны переживших.

За Идоном, пока искали шкипера, который бы осмелился отвезти нас на юг, я велел Мургену поднять знамя над лагерем. Могаба, взявшись за дело со своей обычной серьезностью, окружил наш бивуак рвом. А я тем временем взял лодку, переправился через реку и поднялся на холм, к развалинам Чо’нДелора. В полном, если не считать ворон, одиночестве целый день скитался по этому весьма популярному памятнику усопшему божеству и все думал: какие же люди служили в Отряде в те далекие времена?

Подозрения, что они мало отличались от меня, внушали тревогу. Захваченные ритмом военной жизни настолько, что сойти с пути невозможно…

Летописец, описавший эпические подвиги той эпохи, когда Отряд служил болебогу, порой слишком увлекался сиюминутными подробностями, но почти ничего не сказал о людях, с которыми нес службу бок о бок. Большинство солдат упоминались только в списках выбывших.

Впрочем, и меня упрекали в подобном. Мне часто говорили, что я снисхожу до упоминания отдельных имен исключительно в перечнях погибших. И в этом, пожалуй, есть правда. Может быть, причина проста: больно писать о тех, кого пережил. Даже об ушедших живыми и то больно. Отряд – моя семья. Нынешние солдаты мне почти как дети. Мои Анналы – памятник им, а для меня это возможность выговориться. Но, даже сам будучи ребенком, я мастерски глушил и скрывал свои чувства…

Впрочем, я говорил о развалинах Чо’нДелора, о следах былой битвы.

Пастельные войны вряд ли были менее жестоки, чем те, в которых мы поучаствовали на севере, однако они затронули меньшую территорию. Оставленные ими шрамы все еще выглядят устрашающе. Такие зарубцовываются тысячелетиями.

Дважды во время прогулки мне казалось, что краем глаза я вижу ходячий пень, который наблюдал со стены Храма отдохновения странствующих. Пробовал приблизиться и разглядеть, но он всякий раз исчезал.

Да и было то всего лишь мельканием на самом краю поля зрения. Может, просто показалось.

Тщательно осмотреть развалины мне не удалось. Я склонен был задержаться, но встретившийся пожилой крестьянин отсоветовал: не стоит-де ночевать среди этих развалин. Он сказал, что по ночам Чо’нДелор полон злобных созданий, и я, вняв предостережению, вернулся на берег. Там меня встретил Могаба, желавший знать, что мне удалось найти. Он не меньше моего интересовался историей Отряда.

С каждым часом я все пуще уважал черного здоровяка. Этим же вечером я официально утвердил его в должности командира пехотного подразделения Отряда, которую он уже занимал фактически. А заодно утвердился в решении обучить Мургена премудростям летописца.

Может, то было просто интуицией, но именно тогда я понял, что внутренний распорядок в Отряде приведен к надлежащему уровню.

До сего момента местные жители боялись нас, пестуя в себе старую неприязнь. Возможно, в низовьях реки найдется кто-нибудь не столь пугливый, но куда менее доброжелательный.

Мы подошли к границе тех земель, которые описывались в первых, утраченных томах Анналов. Самый ранний из оставшихся в наличии продолжал повествование о странствиях Отряда в городах на севере от Трого Таглиоса – этих городов уже не существовало. Как же мне хотелось вытянуть из местных подробности! Но жители не проявляли желания откровенничать с нами.

Пока я бродил по Чо’нДелору, Одноглазый нашел южного шкипера, согласившегося доставить нас прямиком в Трого Таглиос. Цену тот заломил несусветную, но Плетеный Лебедь заверил, что дешевле мы не найдем. Прошлое Отряда неотвязно преследовало нас.