Нина время от времени покупала различные погремушки и «вонючки» в салон, Сергей же постоянно протестовал против такого рода белиберды, которая, по его мнению, только портила интерьер. Нина, улыбаясь, выслушивала его крики и причитания и почти никогда не настаивала на своем, будто ее целью было лишь позлить Сергея.

Она злила его и тогда, когда просилась за руль. Он скрепя сердце разрешал, а потом чувствовал, как внутри все сжималось от ошибок Нины, калечащих девятку. Нине чрезвычайно неинтересны были все те вещи, которые заставляли колеса крутиться, а фары – светить, и это перерастало в пренебрежение машиной, которую она, впрочем, любила, и каждый раз, когда Сергей звонко кричал "неправильно!", Нина прижимала голову к плечам и виновато повторяла "прости прости прости", а после подавала ему гаечные ключи на стоянке.

Сергей вдруг заерзал в кресле.

– Нина, у меня на спине сидит че-то, пчела, по-моему, – протараторил он, добавив в конце пару матов.

Нина, улыбнувшись, перегнулась через центральную консоль и принялась искать насекомое. Оса сидела на плече Сергея, Нина аккуратно взяла ее за крылья и, возвратившись на место, подняла руку на уровень глаз.

– Делать тебе нечего, – вытаращился Сергей на нее. – Выброси ее в окно, пока она не набедокурила тут.

Нина вертела перебирающую лапками осу и внимательно, сощурившись, рассматривала со всех сторон, не обращая внимания на напрягшегося Сергея, с детства не выносящего пчел, шмелей, оводов и прочих подобного рода летунов.

– Почему появилась жизнь? – произнесла Нина, крутя ручку стеклоподъемника обратно после того, как выпустила насекомое на волю.

– Видать, постарался кто-то, – неуверенно ответил Сергей. – Не знаю, пускай кто-нибудь другой отвечает на такие вопросы.

– В смысле? Тебе не интересно знать, почему маленькие молекулы вдруг поняли, что им нужно размножаться?

– Это что-то на грани фантастики. То же самое, если бы камень внезапно начал ходить на работу… Хотя, на все есть рациональный ответ, да же?

– Так почему бы тебе его не найти?.. Боже, так хочется пить, – простонала она, потянувшись за очередной бутылкой. – Мы ведь взяли много воды?

– У нас в машине половина Байкала. Прямо как в твоем отчете по практике.

– Не-е-ет, в моем отчете целое Саргассово море… Блин, неужели это все закончилось? Ты не представляешь, как я рада.

– Уже представляю: ты ведь говоришь об этом раз десятый.

– Выходит, плохо представляешь, если не радуешься за меня.

– Ужинать сегодня, походу, мне одному придется.

– Это вряд ли, ведь я проголодалась уже сейчас.

– Так скоро?

Она чуть виновато посмотрела на него.

– Хорошо, я бы тоже не отказался от обеда.

В придорожном баре, непонятно для чего и для кого поставленном посреди бескрайнего поля, играл «Bon Jovi». Недалеко от входа сидели трое мужиков – один в белой чуть потертой майке, другой с маленькой кондукторской сумкой на плече, третий в кепке, – обсуждали никчемные диалоги в начале этой повести.

Нина, перечислив Сергею все, что она выбрала из меню, прошла в дальний угол бара и села за стол. В этот момент в бар зашли еще четверо: мужчина с женщиной и, по-видимому, их сын и дочь.

Сергей сделал заказ и присоединился к Нине. Она смотрела телевизор, подвешенный на стене слева. Оказывается, там крутили старые клипы, а звук транслировался на колонки, развешанные по всему помещению. Сейчас показывали «Cutting Crew – Died In Your Arms».

– Я где-то слышала эту песню, – завороженно произнесла Нина, не отрываясь от экрана.

– Да, что-то знакомое.

– Еще бы, она бесподобна. И фронтмен такой красавчик.

– Он просто улыбается как-то… притягательно.

Нина засмеялась.

– Глупый. Уже второй год идет, а мне все так же смешно от твоей ревности.

– Тебе не кажется, что клип на эту песню какой-то глупый?

– Что в нем глупого? Людям весело, идея оригинальная.

– В том-то и дело, что им весело. А песня лирическая: «Я умер на твоих руках». Мне кажется, это большой диссонанс.

– Разве обязательно снимать клип, руководствуясь исключительно текстом?

– Если нет, то выходит, что текст для самих исполнителей вообще ничего не значит. Выходит, они написали его только ради денег или славы.

– Что ж, во-первых, песни о любви вообще никогда ничего не значат, они просты как стишки для детей. Там нет мелкого шрифта, и нечего читать между строк. Если они нравятся, то вряд ли из-за чего-либо кроме аккомпанемента или вокала. Во-вторых, у нас что, новый диванный критик появился? Люди написали красивую песню, очень возможно, ради славы или денег, люди сняли красивый клип, заработали на этом тысячи долларов, их стали узнавать на улицах, так за что их упрекать? Они все сделали идеально… А ты? Где твои миллионы и слава?

– Я обменял их на тебя.

– Да, вовек не забуду. То есть ты хотел сказать, что я для тебя сплошное разорение?

– Я хотел сказать, что ты дороже миллионов и славы, – соврал Сергей. – Любишь переиначивать.

– Нет, – сухо возразила Нина. – Просто вы парни ленивы до ума и бестактны. Как друг перед другом за базар пояснять, так вы мастаки, а как перед девушкой – пиши пропало.

В бар зашла еще одна семья с девочкой лет десяти.

– М-да, бедные хозяева, – вздохнул Сергей, доедая борщ. – В их бар заходят перекусить, а не выпить.

– Если бы им это не нравилось, они бы не продавали здесь блины и солянку.

– Не все так просто, лисенок.

Она откинулась на спинку деревянного стула и в очередной раз осмотрела помещение. У стойки двое обсуждали меню, держа в руках залакированный листок бумаги, пока девчонка тихо сидела за столом с планшетом в руках; один из трех дядек громко хохотал, другой с улыбкой запихивал за ухо сигарету, третий запачкал пальцы в сгущенке и намеревался их облизать; семья из четырех человек молча смотрела, как ей раскладывают полные еды подносы на стол. Нина задержала на них внимание. Она определенно видела брата с сестрой, судя по тому, насколько они были похожи друг на друга даже вплоть до поведения, хотя он, скорее всего, был еще старшеклассником, а она уже походила на выпускницу университета. Нина зависла. Может, она увидела что-то знакомое в этой кучке людей, ведь у нее самой был брат, даже не один, даже три, которые ни разу не преминули возможностью за нее вступиться, тем самым лишив шансов понять, что нужно уметь защищаться. Что ж, были у нее и две сестры, правда, двоюродные, которые не давали ей покоя от своих игр. И эта орава на протяжении всего детства и юношества носилась по одному большому дому сломя голову даже будучи в десятом или одиннадцатом классе. У Нины была одна еле заметная черта: она не могла понять людей, не имевших братьев либо сестер, и, наверное, сейчас хотела взглянуть со стороны на взаимоотношения внутри семьи, схожей с ее собственной, дабы ответить себе, не сильно ли она зарывается в хвастовстве по поводу того, как ей повезло с родней.

– Ну, что, доча, как на работе дела? – спросил мужчина с поднятыми на лоб очками.

– Все хорошо, – ответила молодая девушка, сидевшая напротив него. – Никак не могу прийти в себя от того факта, что попала туда… И начальница, наверное, тоже. Но она меня давно уже знает, ну, как постоянного посетителя. Мы с ней буквально за пару дней сдружились, она меня в пример уже ставит всем работникам. Меня взяли на полную ставку, еще и разрешили самой выбирать выходные и даже делать выговоры косячным официантам. Я даже нисколько не жалею, что меня отчислили. Блеск. – Девушка улыбнулась и откусила большой кусок пирожного.

– Нам надо было на день раньше приехать, чтобы ты нас с матерю туда сводила, – посетовал отец.

– Главное, чтобы тебе нравилось, – добавила сидящая за тем же столом женщина.

– Мне о-о-очень нравится.

– А документы на перепоступление подала уже или только собираешься? – заговорил молодой парень за тем же столом.

– Зачем? – не поняла девушка.