И снова всё произошло слишком быстро. В мгновение мы переместились от храма в большой холл, по которому сновали люди в униформе. Тео тут же отошёл от меня на шаг.

– А те, что там остались, не обидятся? – уточнила я.

– Я никого не звал, – муж пожал плечами.

– А папенька? – спохватилась я.

– Он должен быть на полпути сюда.

Ну теперь я практически спокойна. Осталось только несколько нюансов.

– Где я могу привести себя в порядок?

– Твои комнаты уже готовы, – ответил он, оглядываясь. – Катрис, проводите мою жену.

Не успела выйти замуж, как Тео начал тыкать, а какой-то Катрис выкает. Прищурившись, я со всем ощущаемым возмущением посмотрела на супруга, совершенно забыв, что он моего взгляда увидеть не может. Вот как запрусь в комнатах, будет знать цену своего пренебрежения. Мог бы и сам проводить. Или переместить. Зря, что ли, магом родился?

Мой хитроумный план по отсиживанию в комнате провалился. Катрис, статная женщина с идеально гладким пучком на волосах, слегка тронутых сединой, не пожелала оставлять меня одну. А находиться с этой молчуньей до самой ночи было выше моих сил. Ну кроме шуток? Я спрашиваю, а Катрис только и делает, что косится, как на нерадивую ученицу. Разве что глаза не закатывает. А ещё всюду по пятам следует, будто я не в свои комнаты пришла и могу что-нибудь украсть.

Выделенная жилплощадь, к слову, мне совсем не понравилась. Двери: только входная, в санузел и гардеробную; спальня, кабинет и гостиная имели лишь проёмы. Хотя наличие кабинета меня немало порадовало, пусть он и был практически пуст.

– Ваш муж уже отдал распоряжения переоборудовать комнату в детскую, – сообщила вездесущая Катрис.

– Какую детскую? – возмутилась я. – Мне кабинет нужен, а не игрушки.

– Детская предназначена для вашего ребёнка, – спокойно ответила женщина.

– У меня нет детей, – отрезала я.

– Для вашего общего ребёнка, – настаивала Катрис.

Ах, она про тех желаемых папенькиных внуков. Но ведь это мой кабинет…

– Тогда пусть муж свои комнаты переоборудует, – нашла я выход.

– Я обязательно передам ваши пожелания, – ровно отозвалась Катрис.

– Зачем передавать? – удивилась я. – Мне несложно и самой сказать.

Женщина снова замолчала. Видимо, лимит её речей исчерпался. Лучше бы она отвечала на первые вопросы, чем покушалась на мой кабинет.

Осмотрев комнаты, я зашла в ванную. Полупустую, безо всяких косметических и не очень средств, разве что мыло тут было. А ещё в самой ванне лежал красный чулок. Не просто так Катрис промолчала, когда я спросила, скольких из своих любовниц мой муж приводил к себе. Теперь мне также интересно, которые из них задержались в этом доме. Вряд ли чулок оставила рассеянная горничная, и уж точно его не потерял сантехник.

Прошуршав обратно в спальню, я заглянула в гардеробную. Вещей там не оказалось. Папенька меня совсем голодранкой чужим людям отдал. Вздохнув, я обернулась к Катрис.

– А где комнаты мужа?

– На втором этаже.

А меня на третий заселил! Даже не подумал, что я ножками везде хожу, а не перемещаюсь в мгновение, как он.

– Ведите! – решительно распорядилась я.

– Таких указаний не было, – со спокойствием отказала Катрис.

Вот так, мой голос ничего не значил.

– Тео просил вас проводить меня, не уточняя куда, – настаивала я.

– Я бы на вашем месте не ходила туда, – или показалось, или самообладание женщины покачнулось.

Но теперь, после этих слов, мне ещё интереснее посетить комнаты мужа.

– Вот как окажетесь на моём месте, непременно не пойдёте туда.

Я первой выскочила в коридор и сразу же направилась к лестнице.

Если бы папенька не любил меня и не подарил такие замечательные туфельки, я стоптала бы себе все ножки. Но пока я шуршала довольно бодро.

Катрис проворно догнала меня и шла рядом, всё такая же невозмутимая.

– А там будут кишки недругов висеть? – спросила я. – Или ванна, наполненная кровью? О! Засушенные головы врагов вместо светильников…

Мои предположения разбивались о молчание женщины. А ведь могла и подготовить к увиденному.

Дверь открылась с тихим скрипом. Нехозяйственный мне муж попался, раз даже не смазал петли.

Внутри было темно-темно, как в храме. Недолго думая, я прошла вперёд, где предполагаемо находились окна, и, приложив немало усилий, раздвинула тяжёлые шторы. Обернулась. Обескураженная Катрис стояла в проёме. А обескураживаться было чему. Всё: стены, мебель, текстиль – чёрного цвета. И никаких кишок, голов и крови. Последнее я специально проверила, зайдя в ванную.

Вкус у Тео, конечно, дурной, но страшных вещей, о которых повсюду ходили слухи, я не увидела. Даже немного жаль стало. Но в глубине души отлегло. Слухи оказались просто слухами.

– Душно тут, – пожаловалась я. – И света мало.

Катрис если и хотела что-то сказать, то не успела. Я уже раздвинула все оставшиеся шторы и раскрыла окна настежь.

– Вот так намного лучше!

– Вашему мужу это не понравится, – осторожно заметила женщина, так и оставаясь на пороге.

– Это только его заботы, – отмахнулась я. – Мы с ним связаны навечно, потому следить за здоровьем мужа – моя прямая обязанность!

– Навечно? – тихо переспросила Катрис.

– Именно, – ответила я и стянула митенки. – Ой, кажется, вот эта завитушка изменилась… или нет.

Когда я взглянула на женщину, та окончательно растеряла своё хладнокровие, держа ладонь у раскрытого рта.

– Только не говорите: «Не может быть!», – попросила я. – Тео сам удивился.

– Доигрался, мальчишка! – вполголоса произнесла Катрис.

– Это во что он так играл? – уточнила я.

– Не берите в голову. Просто такой союз – огромная редкость. Тем более…

– Между магом и человеком, – договорила я. – Знаю, вопиющий случай, – мило улыбнулась, вновь забыв о фате.

Конечно, раньше я вплотную не интересовалась брачными вязями и потому знаю о них не так уж много. Цвет – чёрный или белый – зависел лишь от храма, в котором проходила церемония. Сам узор мог появиться на одном или нескольких пальцах, а также запястье, реже – на обеих руках. Раньше этому явлению посвящалась целая наука. Вязи пытались прочесть, классифицировать, найти закономерность возникновения. Успех был достигнут только в некоторой трактовке рисунка. Вернее, толкование затрагивало степени его распространения.

Если узор касается только пальцев, то этот союз называют «дружеским». Соответственно, количественно определяется и сама величина «дружбы». Пара в таком браке может находиться в достаточно свободных отношениях, вплоть до раздельного проживания в течение многих лет. Подобное расставание не приносит никаких неудобств ни одному из супругов. А со временем вязь имеет вероятность и вовсе – померкнуть или исчезнуть. В этом случае супруги получают возможность заключить новый союз, как друг с другом (что происходило весьма редко), так и с кем-то другим. Но по желанию расторжение брака неосуществимо.

Когда рисунок распространяется на тыльную сторону ладони, причём не важно, с одного ли пальца или нескольких, то союз именуют как «верный». Вдали друг от друга муж и жена испытывают невыносимую тоску. Но, вопреки наивному мнению, измены имеют место и в таком браке. И потому в народе он нередко нарекается как «мученический». Случаев с исчезновением вязи никогда не происходило, дать свободу может только смерть одного из супругов.

Запястье оплетается в «истом» союзе. Чаще всего муж и жена получают такие «браслеты» на разные руки. Намного реже вязь проявляется только на левых или только на правых запястьях супругов. А на обеих сразу – крайняя уникальность. Из ныне живущих в нашей стране известны лишь около двух десятков семей, находящихся в «истом двухбраслетном» браке.

Особенность такого союза в его нерушимости. Узор не меркнет и не исчезает даже в случае смерти одного из супругов. Кроме того, у вдовца или вдовы рисунок становится ярче, словно сообщает всем об утрате, постигшем носителя. Впрочем, он ненамного переживает свою половинку, сгорая буквально за несколько месяцев.