Шорох ветра в деревьях и всплеск мелких зябких волн о глинистый берег. И тихие звуки, которые издавал Змей. Редкие и негромкие, они усыпляли. Тим не видел Змея — чтобы увидеть его, нужно было перевернуть голову, а на это не было сил. Он понял только, что Змей опять полез купаться. Потом надолго затих. А потом Тим уснул. Он проспал всего ничего, день все так же продолжался, но Змея уже не было. Тим плюхнулся в воду и позволил реке просто нести себя вниз по течению. Он лежал на спине и смотрел на монументальную серость облаков глубокой холодной осени.

А потом ветер принес ему запах человечины.

Тим вылез на берег и огляделся. Прошел пляж и вышел на жухлую траву. Прямо перед ним лежали бескрайние поля жрецов. Он испугался, что человеческий запах нарушит сладкую тоску в его сердце, и пошел в гору — туда, где на самом верху густел сосновый лес.

Когда он поднялся, то уже стемнело, и далеко внизу, в бараках, зажглись крохотные огоньки.

Прислонившись к сосне, он с тоской смотрел на эту унылую долину, погружающуюся в сумерки. Он не слышал людей, но прекрасно чуял все их запахи. Запахи земли и нестиранных потных одежд. Тяжелые запахи работящих тел. Пахучесть вареной картошки и свежих огурцов. Табак и самогонка.

«Люди несчастны… — с тоской подумал Тим. — Они мучаются, и некому помочь им. Они всю жизнь работают на дядю. И я должен помочь людям. Помочь назло Змею. Он не хочет, а я помогу! Я расскажу людям правду. Я дам им свободу, чтобы они работали только на себя, на своих детей… И чтобы не было господ… Чтобы люди были тоже счастливыми… как и я…»

К землянке он пошел напрямую и уже утром вступил в знакомый березовый лес. Ветер разогнал облака, и засветило яркое холодное солнце. Тим остановился и прислушался к затаившемуся молчанию.

— Выходи! — сказал Тим громко.

Чаща нерешительно колебалась, но в конце концов из-за березы появился мальчик. Он молча посмотрел на Тима и обнял тонкий белый ствол. Тиму показалось, что он уже где-то слышал этот запах. Тим медленно подошел и опустился перед ребенком на корточки.

Мальчику на вид было лет шесть, и ростом он выходил Тиму до пояса. Короткие, прямые, каштановые волосы, белая кожа, тонкие черты лица. Тонкие губы и острый носик. На мальчике были штаны из великаньей кожи и курточка. Тим не удержался, взял его за узкие плечи и притянул к себе. Мальчик как-то близоруко моргнул, дрогнул и затих.

Тим жадно обнюхивал его волосы. Где-то он уже слышал этот запах, но никак не мог вспомнить где. Что-то очень знакомое, но что именно?

Тим почувствовал, что и мальчик в свою очередь с интересом обнюхивает Тима.

— А ты Тим, я знаю. Мама говорила! — просто сказал мальчик.

Тим поднялся и, убирая каштановые волосы с его белого лба, задрал мальчику голову. Глаза у него были серые, ясные.

— А еще что мама говорила? — улыбнулся Тим.

— А еще мама говорила, что, когда ты появишься, она тебе голову разобьет!

Тим сглотнул. Мальчик взял его за руку.

— Ну что ж… придется идти, — вздохнул Тим. — Ты мне поможешь, если что?

— Помогу, — пожал плечами мальчик, — но не знаю, справлюсь ли.

И они не спеша пошли по утреннему лесу к озеру.

========== Глава 22 ==========

Рано утром пришла туча и навалила снега. Но потом налетел ветер, и все стало медленно таять.

На поляне возле землянки Тим увидел девочку лет четырех. Она стояла на коленях на снегу и, напевая, катала снежный ком для снеговика. Снеговиков вокруг было уже много.

Как только Тим с мальчиком вышли из леса, девочка унюхала их, поднялась и замерла. Из всей одежды на ней был только роскошный лисий хвост, накинутый на шею. Кожа такая же благородно-бледная, как и у Инги. Прямые короткие волосы ярко-морковного цвета и огромные лазурные глазищи.

Тим осмотрелся. За эти несколько суток лагерь изменился невероятно. Он стал больше, гораздо больше — и совсем чужим, не Его…

Все вокруг было в следах, темные следы босых ног виднелись повсюду. Обглоданный скелет омеги грустно притих под снегом. Ветерок гонял клочки лисьего меха.

Сама Инга сонно копошилась на берегу. Тим молча подошел к ней и сел рядом.

Мальчик подбежал к одному из нескольких снеговичков и пнул его ногой.

— Ма-ма! — во всю глотку закричала девочка.

Мальчик хихикнул и спрятался за белые заснеженные кости грудной клетки великана.

— Май! Не лезь к ней! Сколько раз говорить?! Получишь по башке у меня! — повысила голос Инга.

Тим с интересом смотрел за Ингой. Теперь она выглядела хорошо, как и всегда. Худоба ушла, и бледность стала не болезненно-слабой, а как обычно — сияюще-нежной. Он все ожидал, что она начнет атаковать его вопросами, но Инга была расслаблена и как-то даже безразлична.

Она села рядом, вздохнула и положила голову ему на плечо.

— Мне снился сон… — беря его за руку, тихо начала Инга. — Эти дни мне постоянно снятся очень яркие сны. Мне снился дом — весь в свежей голубой краске, и палисадник, засаженный тюльпанами — красными и желтыми, очень красивыми. И повалил вдруг снег. Вчера была жара, а сейчас повалил снег, и я стояла и смотрела, как белые хлопья заметают цветущие тюльпаны. И это было так странно… Что вот в мае и пошел снег, — Инга замолчала, глядя на воду. — И я назвала его Маем.

Девочка тем временем незаметно подошла к Тиму со спины и, полюбовавшись, стала прикладывать к его голове богатый лисий хвост.

Май раздавил еще одного снеговичка, но это ему наскучило, и он змейкой стал лазить по скелету съеденного гиганта.

— Они выросли в один миг, ночью, — посмотрев на девочку прикладывающую хвост к голове Тима, продолжила Инга. — Подходят ночью: «Мама-мама!». Я чуть с ума не сошла, — Инга зачерпнула горсть снега и вытерла им руки. — Говорить сразу начали… и ходить, и все понимать. И зубы сразу выросли коренные, — Инга опять посмотрела на девочку, которая напевала одной ей известную мелодию и все старалась найти лучшее место для лисьего хвоста на голове Тима. — Но сутки уже не растут. Не знаю почему, может, потому что мясо кончилось. До этого они только ели и спали, и вот пока всю тушу не обглодали — не начали ходить и говорить. Ну, а ты где был? — спросила она Тима.

— Что ты делаешь с моей головой? — усмехнулся Тим.

— Украшаю! — пояснила девочка и вдруг, как мать, взяла горсть чистого снега и стала жевать.

— Стой! Что ты! Нельзя, живот заболит! — ахнул Тим, но девочка только непонимающе моргнула.

— Им можно, — пояснила Инга. — Им уже все можно есть и пить. Ниче им не делается! — тут с разбега в воду, пробив тонкую ледяную корку, бухнулся мальчик. — Они вон только что, перед рассветом, лису задрали. Да? — спросила Инга громко у мальчика.

— Чего? — радостно отфыркиваясь, спросил мальчик из озера.

— Задрали лису? Съели? Не дали поспать маме?

— Это он ел. Я не ела! — начала девочка.

— Ела! — пригнул на нее мальчик.

— Нет, не ела!

— Нет, ела! Ела-ела!

— Мама! — опять вскрикнула девочка.

— Это вот от нее? — спросил Тим, оглядывая хвост на своей шее.

— Да, это то, что осталось.

Тут девочка подошла к Тиму со стороны плеча, прислонилась и заглянула в глаза:

— Тим, сшей мне платьице, — попросила она, заморгав ресничками.

— Это, наверно, лучше к маме. Я никогда ничего не шил.

— Мама сделала Маю, а мне не сделала.