— Повелитель! — ахнула рыжая и опустилась перед ним на колени.

— Как идет работа? — тихим вежливым голосом поинтересовался он.

— Сложно. Очень тяжело разбивать коконы. Людей не хватает. Инструмента нет.

— Я могу разбить кокон одним ударом…

— Ваша сила божественна, о Величайший! Кто мы такие по сравнению с Вами?

— Да, это верно, — задумчиво прошептал он во тьме. — Ты была вторая, кого я освободил, — холодно улыбнулся он и погладил рыжую по щеке. — Первым освобожденным тоже была женщина, но она оказалась недостойна. А вот ты… ты — другое дело.

— Когда вы проверите меня? Когда испытаете меня Кровью? — ахнула она.

— Всему свое время. Наберись терпения, — он замолчал и посмотрел на факелы в лесу. — Сначала я был один, потом нас стало двое… трое, пятеро… Теперь у меня уже целый народ, и мне не нужно самому вскрывать эти каменные яйца, — он замолчал, думая о своем. — Сколько вскрыли за прошедшие сутки?

— Восемь… Очень крепкие капсулы… очень мало людей…

— Мало. Мало. Впереди еще много работы. Мне нужно больше верных подданных. Нужно больше народу. В два раза… минимум в два раза! Скажи им, чтобы они работали больше, быстрее.

— Много людей занимает стройка. Возведение стены… опять же.

Мужчина задумался. Движением руки разрешил ей подняться.

— Докуда дошла стена?

— До Волчьей ямы.

— Все. Хватит. Дальше не нужно.

— Но до реки еще далеко!

— Нам не нужна стена до самой реки. Города будет два. Чистый город для искренне верующих и Грязный город для вот таких вот маловеров! — он кивнул на ямы. — Стена будет только у Чистого города. Грязный город пусть открыто стоит у реки.

Рыжая приоткрыла рот, чтобы что-то сказать, но замялась и покорно опустила голову.

— Как вам будет угодно, Повелитель!

— Как мне будет угодно… — проговорил он и надолго замер, глядя на лес, на огонь факелов и вслушиваясь в шум работ. Не двигаясь, он наблюдал за тем, как нарождается его личное царство.

========== Глава 12 ==========

Невероятное, почти болезненное возбуждение охватило Ника. Дня два назад его позвал жрец-наставник и объявил, что Ник теперь будет прислуживать самому Единственному и в скором времени ему нужно будет переехать в дом бога.

Ник потерял покой и душевное равновесие. Ликование и ужас менялись в нем чаще, чем капризная весенняя погода.

В какие-то моменты он был абсолютно счастлив, и все вокруг тоже светилось счастьем. Счастлив был воздух, и небо, и люди, и прошлое, и настоящее, и будущее. Он хотел поделиться своим счастьем, но не знал как, не умел. Мысли улетали далеко-далеко, и вся работа валилась из рук — он чувствовал, что ведет себя как дурачок.

Но вдруг страх впивался в сердце. Настроение его рушилось, менялось. Он был уверен, что все это начало конца. Он не справится, не понравится Единственному, и его выгонят с позором.

Воспоминания душили его. С дрожью он вспоминал тот момент, когда Тим поднялся с колен, и Ник задохнулся от ледяного ужаса. Вдруг Единственный знает о его маленьких шалостях? И наверное знает, это же бог! Что он ответит ему? Как будет оправдываться? Нет! Это все вскроется, и его выгонят, изгонят — как прокаженного!

Такого позора он не переживет.

Страхи мучили его. Высасывали все силы. Уставший, словно бы накануне тяжелой болезни, он валился на кровать и лежал неподвижно. Вздрагивал от каждого шума.

Потом настроение менялось. Он никогда не мог четко уловить, где именно проходила граница настроений. Он просто чувствовал, что страх отступил на время, и в его груди затеплилась надежда.

С Тимом он решил больше никогда не встречаться. Тим хороший, и лежать на травке и целоваться тоже хорошо, но он больше не переживет этого ужаса разоблачения, да и нельзя так рисковать. Слишком уж серьезный оборот приняла его жизнь.

Жить в доме бога — это не шутка! Видеть его и прислуживать — уж тут не до Тима!

В назначенный день его отвели в баню. Долго парили, да так, что он насилу вылез из парилки. Сидя на улице в белоснежной рубахе, он приходил в себя, попивая квас.

Девушки-прислужницы привели в порядок его ногти. Облагородили волосы. Принесли белую рясу.

Дом Единственного стоял ровно в центре Чистого города за высокими стенами. Внутри он не увидел ничего. Тщательно скошенная молоденькая травка. Бойкие белочки, тишина и чистота.

Дом бога был высокий, трехэтажный, сложенный из больших крепких бревен. Широкое расписное крыльцо, витражи. Но Ника повели за дом, к черному входу.

Народу во дворе никого не было. Сонно стояли хозяйские пристройки, и недовольно поглядывали на него огромные лохматые овчарки-волкодавы.

В самом доме его оставили ждать в темных сенях. С колотящимся сердцем Ник осматривал тяжелые бревенчатые стены и маленькое оконце. Долго никого не было, и он уже немного заскучал, как дверь открылась, и его пригласили войти.

Стараясь не грохнуться в обморок, он шагнул через порог и оказался в просторной комнате. У стены с тремя слюдяными окошками стояли скамья и длинный стол. У стены напротив была крестовина с человеческий рост и маленькая полукруглая дверца.

— Иди сюда, не бойся! — подозвали его, и он послушно сел на краешек скамьи.

За столом сидели два парня. Один высокий, крепкий, сильный блондин с густыми золотыми кудрями. Красивый до обморока, с полным ртом белых наглых зубов.

Второй — тоже блондин, но тонкий, женственный, нежный. И волосы его были не густо-золотыми, а почти светло-молочными, и не завивались в кудри, а были тонкими и прямыми.

Сам стол оказался щедро уставлен сказочными явствами. Тут все сокровища стояли вперемешку, совсем небрежно: красная рыба и стерлядь, балыки, копчености, икра и разносолы, кубки с хмельной медовухой и сладости.

Ник сглотнул. Так ели только жрецы, сами же послушники питались просто — кашей да супами.

— А ты видел, как эта жена жреца курицу ловила? — громко говорил златокудрый, пока светлый подливал Нику медовухи в бокал. — Круглая, как свиноматка! Брюхо висит, ножки коротенькие, как тумбочки, бежала-бежала, в своих же ножках запуталась — и в лужу!

Парни рассмеялись и принялись пить. Светлый приподнял кубок Ника за ножку:

— Нет… Я не… Я… Постился… я…

Но светлый не отступал, и Нику пришлось выпить все. Он ахнул и облизал хмельные губы. Какой-то восторженный страх овладел им.

Один раз двое его товарищей залезли в кладовку к жрецу и напились, после чего жрец хлестал их плеткой до потери сознания, пока не располосовал мясо у них на спине и заднице. Попробовать выпивку Нику всегда хотелось, но он очень боялся даже и думать об этом.

— А помощника верховного видел? Был с ним? — все балагурил златокудрый.

— Нет, — усмехнулся светлый.

— Нет, — замялся Ник.

— Липкий дедок такой. Все руки трясутся и губы трясутся. Все суетится, словно куда-то торопится. А когда трахает — постоянно причитает: «Ох ты, мой мальчик, ах ты, мой миленький! Ой, сладенький! Ой, красавчик!»

Щеки Ника вспыхнули пламенем. Он опустил лицо в кубок и сделал несколько больших глотков.

— А мой вечно шторки задергивает, — начал светлый. — Мол, если сраму не видно, то и нет его. То и все шито-крыто.