Он грыз нижнюю губу, глотая слезы.

- Напугал... – горло мое онемело и не могло уже издавать звуков.

И я заплакал. Он оттолкнул меня, и я пролетел через весь коридор, ударился о противоположную стену и стек на пол.

Мы так и сидели друг напротив друга, у двух разных стен, соприкасаясь только подошвами ботинок.

Тяжело дыша, я осматривал его склоненную голову, слышал его сопящее, обиженное, влажное дыхание. Опустив голову, он разглядывал бинты на своей руке.

- Тот мужик, что калечил твою спину, что истязал тебя, ты ненавидишь его?

Он никак не реагировал.

- Ты вспоминаешь о нем? Ты желаешь ему смерти?

Он молчал – словно не слышал. Я носком кроссовка пнул по его подошве.

- Нет. Отстань.

- Что – нет?

- Я о нем не думаю, я не хочу ему зла.

- Ты его простил?

- Нет, – кипа черных волос дернулась. – Но и мстить я ему не хочу. Я хочу забыть его просто, и все. Пусть Всевышний судит его.

Все еще тяжело дыша, я оскалился:

- Я его зарезал! – усмехнулся я.

Я отлип от стены и на четвереньках подлез к нему. Взял его за руки и развел их в разные стороны, но лица его не видел. Он отворачивался, пряча глаза.

- Двое держали его за руки, вот так, а я резал его живот огромным кинжалом!

Он поднял бледное лицо свое, и, глядя на эти пухлые, по-детски поджатые губы, я раскаялся во всем и чуть не заплакал.

- А еще у него был сын. Ты видел его?

Я оставил в покое его руки и сел рядом.

- Видел, – тихо ответил он. – Белобрысый шумный мальчик. Я его видел.

- Его убили. Застрелили у меня на глазах. И его маму тоже.

- Ты убил предыдущего вождя, и все перешло к тебе. Его власть, дворец, жена, ребенок, рабы.

- Ты разве раб мне? – не смотря на него, спросил я.

- Буду, кем хочешь.

- Будь, кем хочешь, только руки себе больше не режь, – проговорил я, кое-как поднялся и пошел в комнату, упал на кровать и закрыл глаза.

Занавеска беззвучно колыхалась. С улицы доносились веселые звуки. Я встал и вышел из комнаты. Стал спускаться вниз по гулким ступеням. Вышел во двор, залитый солнцем. Среди играющих детей я увидел Николеньку. Он бегал и кричал, и я с радостью смотрел на него. Он тоже увидел меня, помахал рукой и знаками показал, что пойдет к киоску с мороженым у дороги. Я решил, что встречу его там, и пошел вдоль дома, а он побежал через детскую площадку. Когда я уже подходил к киоску, я увидел, что какие-то незнакомые люди подозвали его. Мне это не понравилось, и я окликнул его, но он не слышал меня и побежал через дорогу. Я бросился за ним, но как бы быстро я ни бежал, он все равно ускользал от меня. Я видел только золотую молнию, обгоняющую прохожих. Я уже начал настигать его, как он свернул во дворы. Я бросился за ним. Эта улочка была узкая и безлюдная, и я уже обрадовался, что нагоню его, как что-то стало тормозить меня. Не сразу я понял, что это стены домов так близко подошли друг к другу, что стиснули мне плечи. Я стал протискиваться, но вскоре меня зажали напрочь. Дневной свет погас, и камень домов превратился в доски. Я оказался в гробу. Густая горячая кровь хлынула откуда-то сверху. Я стал утопать в ней. Еще мгновение – и густой жар накрыл меня с головой. Я стал задыхаться, биться...

- Это сон! – закричал Лис.

Я подскочил на кровати и вскрикнул. Николенька стоял прямо напротив меня. Лис зажег лампу, и только тогда я понял, что это не Николенька, а просто кресло. Сердце мое не выдержало, я закрыл лицо ладонями и заплакал.

- Они убили его! Убили! Я ему клялся, а они убили его! Ребенка! Как можно убить ребенка?

Слезы душили меня. Он встал и сходил за водой. Вернувшись, присел передо мной на корточки со стаканом в руках.

- Убили его! Как же так? Ну как же так? За что? Ну за что???

Я выпил воды и упал на кровать. Я думал, что никогда уже не усну. Но он лег рядом, обнял меня, и я опять провалился в сон и спал уже без сновидений.

====== Глава 29 ======

- На вот, попробуй.

Мы сидели в кафе под широким красным уличным зонтиком, и от его густого красного цвета все казалось красным: и кожа, и столик, и воздух, и мысли. Дождь шел – как и всегда, но воды было так много, что я уже и не замечал ее.

- Что это? – приподнял брови он.

- Это пломбир со вкусом сыра, – и я протянул ему холодный брусочек в золотистой фольге.

- Со вкусом сыра? Но мне зачем? Я не заказывал.

- Ешь! Это тебе.

Он разорвал упаковку и понюхал мороженое.

- Я давно хотел попробовать, но боялся, а вдруг это гадость, поэтому решил испытать сначала на тебе.

Он нахмурился и опять понюхал. Откусил маленький кусочек. Потом еще и еще.

- Ну как?

Он долго молчал:

- Говно какое-то...

- Так я и знал!

Однако мороженое он доел, а я все это время игрался с пепельницей.

- Пойдем пива попьем, – предложил он.

Я посмотрел на него.

- А чё еще делать? – улыбнулся он.

Я крутанул пепельницу:

- Ну пойдем.

Мы быстрым шагом, почти бегом, под проливным дождем пересекли площадь Шлимана и забежали под низкую массивную вывеску паба.

Народу было немного. Приглушенный свет, домашняя обстановка, а главное – сухо. Ни намека на дождь. Ни сырости, ни шума воды. Мы сели за самый крайний столик в углу. С его стороны была кирпичная стена, а у меня за спиной – мореный темный дуб.

Кружки принесли гигантские, литровые, я такие никогда не любил, так же, как и крошечные четвертушки. Для меня был только один любимый размер – пол-литра, все остальное было странным и подозрительным. А эти литровые и пустые-то в руке тяжело было держать, а полные они вообще неподъемные. Но он управлялся с ними лихо. Хватал двумя руками и надолго опускал лицо в белоснежную пену.

Я спокойно чистил креветки. Он обожал, когда я специально чистил для него, а я любил это неспешное, задумчивое занятие.

- И на счет ультиматума. Как вы думаете, Мидландская военщина готова на уступки? С ними можно разговаривать? Или с ними нужно говорить только с позиции силы?

Я выпил уже пару кружек, и приходилось уже было специально фокусировать зрение на телеке под потолком. Бегущая строка бежала чересчур проворно.

- Думаешь... – он вытер губы салфеткой, тонко срыгнул и выдохнул. – Думаешь, и вправду война будет?

- Какая война? – спросил я, посасывая кончик указательного пальца.

- Ну как же, с Мидландом. С нами. Будет Вангланд с нами воевать, или все это брехня, наверно? Нет?

Я недовольно посмотрел на него:

- Ну вот ты думаешь хоть, что ты мелешь, или нет?

- Да я-то что? Это по телеку говорят! – запротестовал он.

- Слушай больше дерьмо это!

- Так как же! Сбили же самолет. К войне же готовятся!

Внутри у меня все сжалось и оледенело:

- Что опять такое?

- Сегодня ночью сбили самолет.

- Ничего не знаю.

- Да и где тебе! Ты спал до обеда, а у меня рука дергала, швы ноют. Да и ты со своими кошмарами. Только я задремлю, как давай орать, – он сделал усилие и допил все до конца. – Самолет Мидландский, военный истребитель, летел вдоль границы, и с Вангланда самолеты прилетели и взорвали его, типа залетел он на нашу сторону, а в Мидланде говорят, что не залетал. И как узнали, что самолет ихний сбили, так послали целый отряд самолетов, и они догнали Вангландский самолет и обстреляли его в ответ. И сейчас войска стягивают и ультиматумы друг другу поставили. Эти говорят – вы убирайте войска с границы, а те говорят – нет, вы. Вот и ждут еще три часа. И если не уйдут мидландцы с границы, то уже будут бомбить их конкретно. Ты что! Об этом же только и говорят по всем каналам!

Холодная, пустая тоска заныла у меня в груди. Я не хотел верить в это, но я знал, что это правда.

- Все нормально? – испугался он. – У тебя такое лицо!

Я молчал.

- Вот вам подарок от пивной!

И на тяжелый деревянный стол опустилось два золотых бокала.

Я поднял глаза и увидел крепкого молодого парня, кареглазого, темноволосого. С доброй улыбкой, поставив перед нами бокалы, он уселся рядом со мной.