Я обратил внимание на экран перед собой, перед каждым здесь были такие экраны, и притянул его к себе ближе. Тапнул по иконке горячих новостей.
Тут же появилась картинка. Звука не было, но все объясняла бегущая строка внизу, черным на тревожном желтом фоне. Вверху на красной полоске долбилась в глаза надпись: “Теракт в лагере беженцев! Они объявили нам войну?”. Я нахмурился, сердце нехорошо застучало.
Час назад в контрольно-пропускной пункт со стороны Нахаловки въехал автомобиль, начиненный взрывчаткой. Он управлялся водителем смертником. Погибло трое полицейских. Восемь ранено. К контрольно-пропускному пункту стягиваются войска Национальной гвардии.
Все это было плохо видно. Только тьма и огонь. Очень много очень яркого огня. Какие-то развалины чего-то. Все бегают: пожарные, гвардейцы, полицаи. Мордатый гладковыбритый генерал что-то бубнит, кивая головой. И всё показывали сторожевую собаку Ласку, которая уже давно чем-то прославилась, была даже медийной звездой, и вот взрывом ее разорвало на части...
- Алексей! Алексей-Алексей! – сморщился черноволосый. – Все вот это, то, что ты читаешь... это все мы знаем! Скажи, пожалуйста, что ты хочешь делать?
Государь замолчал, снял тонкие очки, устало закрыл глаза, потер переносицу и тихо проговорил:
- Нужно провести расследование... соблюсти все международные нормы права, что же касается...
- Это война, Алексей! – от вкрадчивого голоса черноволосого у меня пошли мурашки по спине. – Какое расследование? Какие права? ЧЬИ ПРАВА?
- Я уже разговаривал с президентом республики Вангланд...
- Хватит! – лысый так громогласно рявкнул, что я невольно подскочил на месте. – Если ты не имеешь никакого самоуважения, то я (он двинул кулачищем в грудь) уважаю себя! И я не понимаю, какое отношение к беспорядкам на НАШЕЙ земле имеет какой-то там президент какого-то там Ванглнда!!!
- Что нам до них? – тут же влез черноволосый. – Мало тебе было того позора, что ты ездил к их послу после коронации, как на поклон! Как за благословением!
Кулаки Государя дрогнули, и пальцы разломили очки.
- Ну а вы... а вы-то что... ваше... – я ощущал, как клокочущая ярость мешает Государю говорить.
- Это вызов нам! Этот взрыв – это пощечина всем нам! Нужно действовать решительно! Иначе нас не будут уважать! Перестанут бояться! Начнет всякая шваль вытирать о нас ноги! – пробасил лысый.
- Силовая операция... но у них же есть права... мы обязаны быть в правовом поле... – губы государя побелели.
- Иногда все пути не верны, и приходится выбирать не между добром и злом, а между большим злом и злом меньшим! – дружелюбно вставил серебристо-седой.
- А наши права они соблюдали? – заорал лысый. – А о наших правах они думали?!! Заботились о них, когда стреляли в наших полицейских, в нас! Когда взрывали нас, заботились они? Алексей! Ну взгляни ты правде в глаза! Права людей! ЛЮДЕЙ! Адекватных! Граждан! А не права зверей! Животных! Они же животные! У них началась война, и я сочувствую им, но они должны были взять в руки оружие! Биться за свою землю и либо победить, либо погибнуть! Но они бежали! Пришли на нашу землю! И сказали – дайте нам! А с какой стати?!! Ну ладно! Хорошо! Мы дали им землю! Пусть ваши женщины и дети переждут войну, и как все успокоится, то вернутся! Но они же обосновались там семьями! И каждый нищеброд приволок за собой сто своих родственников! Но мы и это стерпели! Потом они начали вякать – дайте нам газ, воду. И мы даже и это им дали! А сейчас они требуют прав! Каких прав? КОМУ права? С какой стати? Эти животные! Это тварье поганое! Они никогда не насытятся! Ты хочешь с ними подружиться, идешь им на встречу, готов поделиться, потесниться! А они все это считают за должное! Они твое великодушие, доброту твою считают за слабость! Потому что это жи-вот-ны-е!
Государь вдруг вскочил и швырнул в лысого обломки очков, которые все еще сжимал в кулаках.
- Так это же вы все и подстроили! Это же все ваше... Вы воду мутите! Мерзавцы! Я же знаю! – закричал он страшным голосом. – Вот ты! – обратился он ко мне. – Ты же был там, жил там! Скажи им! Скажи, что это несчастные, мирные люди, а взрывы эти – это все провокация!
Я встал, показал пальцем на Государя и сказал:
- Я не знаю этого человека! Я его в первый раз вижу!
Мне казалось, я чувствую, как подрагивают его тонкие волосы на потном лбу.
Воцарившаяся на время тишина стала давить мне на сердце.
- Государь бы не стал заботиться о каких-то чужих людях в ущерб своим... – проговорил черноволосый. – Так что и я тоже в первый раз вижу этого человека, – он поднялся.
- Поддерживаю! – улыбнулся Константин.
Я чувствовал, как Государь прожигает меня взглядом.
- Брат на брата, сыневе против отцев, рабы на господ, друг другу ищут умертвить единого ради корыстолюбия, похоти и власти, ища брат брата достояния лишить, не ведуще, яко премудрый глаголет: “Ища чужого, о своем в оный день возрыдает…” – прошептал Государь.
Лысый так жахнул кулаком по столу, что отломил кусок столешницы.
- Старые книги цитируешь?!! Старых людей вспомнил?!! А то, что сейчас предки наши в загробном мире кровавыми слезами плачут, ты об этом не подумал?!!
- Не будем кричать, – улыбнулся Костя. – Давайте просто сделаем то, что должно! – и он положил перед Государем большую красивую бумагу с текстом отречения. Протянул золотое перо.
- Вы этого хотите... – то ли спрашивая, то ли утверждая, проговорил Государь.
- Не мы – народ хочет, народ!
И я услышал, как золотое перо скрипит по всем нервам моего сердца. Глаз я не поднимал.
Отшвырнув перо, теперь уже бывший Государь, вышел прочь из зала.
- Ну вот и все, – Костя дружески похлопал меня по плечу.
- Вот и все... – тихо повторил я.
Быстро полетели тяжелые, нудные дни. Я не выходил из своей комнаты даже в коридор. Не смотрел телек. Физически не мог слушать новости. Пить тоже не мог. Почему-то боялся. Усевшись напротив окна с ноутбуком, я тихо шарился в “закрытой” истории своего клана. Я чувствовал себя котенком, который попал в лес. И вот он робко переставляет свои лапки, прислушивается, принюхивается. Все для него ново, все странно, страшно.
Вся наша история началась сто двадцать лет назад. Тогда Белый Город напоминал просто большую Нахаловку. Даже еще хуже, Нахаловка хоть кирпичная, а на дорогах еще остался асфальт. Старый же город состоял сплошь из деревянных бараков, а дороги были непролазны от грязи. Весь он был утыкан нефтяными вышками. И каждый хозяин такой вышки был князьком, со своей мини-армией и “дворцом” – чудовищно безвкусным доминой, наполненным золотом. Весь народ, так или иначе, работал на этих вышках, в шахтах, на нефтеперегонных заводах. Это был рабский труд, люди за копейки тратили свое здоровье, отдавали жизни. Никто рабсилу не считал, не жалел. Если человек погибал или становился инвалидом, его место тут же занимал новый работник. Смердящий в антисанитарии город, сплошь покрытый зелеными малярийными болотами, постоянно сотрясали то эпидемии, то войны при переделе вышек. Так продолжалось десятилетия, пока не появился Он. Человек, которого сейчас мы называем Праотец, Основатель, Патриарх. А тогда это был просто фанатик-революционер, террорист. Достоверно известен случай, когда охранка арестовала его и стала пытать, горелкой жечь пальцы. Но он не только не орал, но даже зрачки его не расширились. Друзья-последователи утверждали, что такова была его сила духа. Враги-ненавистники – что он был просто одержимый фанатик. (Не знаю, как по мне, что так, что эдак, один хрен).
Звали его Владимир Александрович, и было у него пять особо приближенных друзей, таких же молодых, дерзких, готовых на все каторжников.
В конце концов ему повезло, и он устроил Ночь Справедливости – кровавый государственный переворот. Правда, ему помогали предатели из высокопоставленных чиновников силовых структур, но ведь победителей не судят!
И сам президент, и многие министры свергнутого правительства были уничтожены. Им еще повезло. Других задержали, судили, мучили, а потом все равно расстреляли. Кто-то успел застрелиться сам. Кто-то сбежал за границу, а кто-то даже присягнул на верность новым хозяевам жизни.
