Он ждал у своей квартиры, один. Казалось, ему не терпится отправиться в путь. Но в том, как он швырнул свои пожитки в глайдер, никакого нетерпения не чувствовалось.

Шевеля длинными тонкими пальцами, он пересказывал мне свою биографию. Двадцать пять лет. Поступил в Академию через два года после нас. Пошел добровольцем на Ханаан, потому что это его родина. Это задание будет шестым. Командир был о нем хорошего мнения. Следующий патруль Яневичу предстояло отслужить на собственном корабле. Меня он принял без вопросов. Я думаю, что командир за меня поручился. Казалось, его не интересует, зачем я здесь или кем я был раньше. Это я тоже отнес на счет проинформировавшего его командира.

– Следующая остановка – новичок, – сказал Старик.

Яневич заинтересовался:

– Ты его видел? Какой он?

– Появился на прошлой неделе. Подготовлен хорошо. Выглядит многообещающе. Он вам понравится.

Судя по интонации, с которой он это произнес, не имело значения, как мы отнесемся к новому человеку, но если он нам понравится, будет только лучше.

Младший лейтенант Бредли был таким же спокойным, как и остальные, но у него это выходило более естественно – он ни от чего не прятался. Когда он что-нибудь говорил, ему с успехом удавалось скрыть недостаток опыта. Он искусно в отличие от меня вызывал на откровенность командира и старпома. Со временем я увидел в нем очень яркого и привлекательного молодого человека. Он не был ханаанитом. Так, чтобы услышал только я, он сказал:

– Получив офицерское звание, я кинул монетку. Орел или решка, на флот или на клаймеры. Выпал орел: флот. – Он улыбнулся широкой мальчишеской улыбкой, из тех, какими пытаются добиться материнской любви. – Я решил, что лучше кинуть два из трех и три из пяти. Voila![4] Я здесь.

– Через год станешь адмиралом, – сказал Старик.

– На это может уйти больше времени. – Улыбка на лице Бредли стала чуть поуже. – Не могу понять, почему меня послали сюда, а не на второй флот. Адмирал Танниан вполне справляется.

– Может, слишком хорошо справляется, – предположил я. – Кое-кому в штабе кажется, что он даже слишком независим, у него тут целая собственная империя.

Командир обернулся:

– Ты что-то знаешь, или это просто догадки?

– Пятьдесят на пятьдесят.

Яневич фыркнул, а мой приятель впал в апатию. Позже он сказал:

– Подходим к Т-Виллю. Старпом, я высажу вас с Бредли у северных ворот, а своего друга поведу осматривать достопримечательности.

Здесь недавно был крупный налет, небо над Тербейвиллем кишело кораблями и ракетами. Я выразил заинтересованность в осмотре последствий. И не раз потом об этом пожалел.

Раньше было два штаба. Один – под Тербейвиллем, а другой – в глубине главной луны Ханаана. У Ханаана два спутника – крохотный Тервин и большая луна, у которой другого названия нет, просто Луна. Я был рад возможности перед вылетом на задание поглазеть на один из штабов.

Я гулял в одиночестве. Командир и старпом готовились к рейсу, и это казалось бессмысленным, как бывает, когда власти искусственно пытаются создать рабочие места. В штабе, где на связи с общественностью смотрят с большим вниманием, ко мне отнеслись радушнее, организовали для меня интервью с людьми, имена которых стали нарицательными во Внутренних Мирах, с настоящими героями флота. Мужчины и женщины, выдержавшие десять патрулей. Они производили гнетущее впечатление. Я и сам начал наводить своим видом тоску на окружающих и перестал понимать, чего это я так радостно ждал, когда просил, чтобы меня взяли в клаймерный патруль.

В один прекрасный день в моей комнате в офицерском общежитии появился командир.

– Сегодня наша последняя ночь здесь, завтра отправляемся в Ямы. Наши собираются кутнуть. Хочешь, пойдем вместе?

– Не знаю.

Я уже заходил в один местный офицерский клуб. Унылые штабные рожи, атмосфера скуки и тупости. Что может быть ужаснее сборища добросовестных чиновников?

– Мы идем в другое место, в частный клуб. Только для клаймерщиков и их гостей. Там настоящие фронтовики. – Он саркастически улыбнулся. – У тебя будет шанс познакомиться с нашим астрогатором Уэстхаузом. Классный парень, но очень много говорит.

– Почему не сходить?

– Он называется «Беременный дракон», по причинам, затерявшимся в бесследных пустынях времени. – Он усмехнулся, заметив мою приподнявшуюся бровь. – Надень что похуже. Там бывает весело.

Случилось нечто, потребовавшее неотложного вмешательства со стороны командира, поэтому мы пришли поздно. Но недостаточно поздно. Лучше бы я еще дольше задержался. Эта ночь стала свидетельницей того, как обратились в прах сотни хрустальных замков моего иллюзорного мира.

«Дракон» располагался неглубоко, в старом подвале. Я слышал о нем много еще до того, как увидел, а увидев, спросил:

– Это в самом деле офицерский клуб?

– Только для клаймерщиков, – улыбаясь, ответил Уэстхауз. – Сухопутные не знают, как тут себя вести.

Четыре сотни людей упаковались на площади, которая до войны предназначалась для двухсот. Вонь ударяла в нос и чуть не валила с ног с первого вдоха. Алкоголь. Блевотина. Сигаретный дым. Моча. Наркотики. На фоне такого шума, что едет крыша. Чтобы слышать друг друга сквозь потуги гнуснейшей местной рок-группы, завсегдатаям приходилось орать. Официанты и официантки в штатском петляли в толчее, ощупываемые посетителями обоего пола. Я полагаю, что чаевые тут давали в качестве платы за унижение. Проходящим службу на клаймерах свою зарплату тратить больше не на что.

Напротив входных дверей, подобно прельстившемуся грехами Гоморры падшему ангелу, лежал какой-то капитан в полном обмундировании мусульманского судового капеллана. Он храпел в луже рвоты с улыбкой на устах. Никто и не думал его убрать или почистить. Приспосабливаясь к местным нравам, мы перешагнули через эту бездвижную массу. На расстоянии менее одного метра от него целовались два офицера мужского пола, тискаясь в медвежьих объятиях. Боюсь, что тут у меня перехватило дыхание. Согласен, такое бывает, но не прямо же в дверях офицерского клуба!

Командир фыркнул:

– Не растеряй шарики. Будет еще веселее.

Он сделал два неловких шага, не обращая внимания на любовников, уперся кулаками в бедра и огляделся, подобно внезапно нагрянувшему ревизору. Увидев, что тут творится, я ожидал с его стороны взрыва.

Откинув назад голову, он резко дернулся и заржал, как осел.

– Очистить место для экипажа самого лучшего из всех проклятых клаймеров на всем проклятом флоте, придурки желтозадые! – заревел Яневич.

Какофония уменьшилась на один децибел. Люди осматривали нас. Некоторые замахали руками. Кто-то закричал. Кто-то – видимо, друзья, – направился к нам.

Куколка-китаяночка неземной красоты, накрасившаяся так, чтобы подчеркнуть свои аристократические маньчжурские черты, проскользнула у нас под локтями с ловкостью ласки. Отойдя на метр, она остановилась и передразнила позу командира, в глазах ее блеснул огонек.

– Ты – хренова куча дерьма, Стив! – крикнула она Яневичу. – Лучший клаймер – «А-92», и не тренди зря.

Яневич ринулся вперед, как медведь в период гона.

– Черт! Я ж не знал, что вы здесь, ребята.

– Спустись разок хоть ненадолго со своих идиотских небес, некрофил.

Она хихикала и извивалась, пока он ее мял.

– У тебя еще стоит, Данки Дик? Или отвалился там, в развалинах? Мы только пришли. Могу трахаться всю ночь.

– Мы уже отправляемся, Кусака. Сейчас я тебе кое-что скажу, у тебя не останется ни малейших сомнений. Я прилеплю жвачку себе на конец. Предупреди, когда начнешь жевать.

Я был так поражен, что даже не почувствовал отвращения. Это выпускник Академии такое говорит?

Не имея никаких разумных причин, ни малейшего повода, женщина обратилась ко мне:

– У этого гада самый длинный член из всех, что я видела. – Она облизнула губы. – Красота. Но, может быть, сегодня ночью мне захочется чего-нибудь новенького.