- Помню я, помню! – согласился Джек.

- Мы боялись танков, оружия, ядерных боеголовок, газовых атак, биологического оружия, эпидемии. Но также мы боялись не попасть в рай, а точнее попасть в ад, якобы сбегая от земного, но прибежав в этот ад, пусть и полный запасов древесного угля, но до черта холодного. Прямо-таки как у Данте – Дит, заточенный во льду. Мы верили, что именно мы будем теми избранными, теми далекими от смертных грехов. Что именно мы продолжим человеческий род на Земле и на небе. Отец Джулиан нам это вбил еще в том чертовом офисе, нет, даже в подвале офиса, насколько я помню, который мы все посещали, кто-то заблудившийся по жизни, а кто-то такой же чокнутый, как он, головой ручаюсь, которой тогда у меня не оказалось на плечах. Помнишь это? Что он говорил нам все это? Этот бред? Помнишь?

- Помню.

- Я был таким же юнцом, как и ты, как сейчас помню. Нам было лет по восемнадцать-девятнадцать, кажись. Я детдомовский, особо ни с кем не общался, только с подружкой, христианутой на всю голову, сбежавшей из своей христианской школы, чтобы в итоге завлечь меня с собой в эту чертову секту. С этой, поистине спасшей меня в какой-то момент женщиной, которая и стала моей женой, но и погубившей меня, затянувшей на этот остров. Как это называется? Клиническая депрессия? Да, она у меня была в самом, что ни на есть, разгаре. И в тот момент я и сам поверил, поскольку чувствовал поддержку, понимание. Поверил в этот гребаный апокалипсис. Лучше бы таблетки пил… Этот апокалипсис – он настиг нас здесь! Понимаешь? Ты не понимаешь, о чем я, и к чему клоню, Джек! Ты вспомни! Я как сейчас помню эту проповедь Джулиана, когда он сказал, что заберет с собой лишь триста душ. Лишь триста избегут злой участи путем праведным, им проложенным, ему самим Богом подсказанным. Триста верных рабов Божьих и рабов Джулиана по совместительству. Но уже никто и не придаст значения, что на самом деле нас тогда было двести девяносто семь. Мол, стимул кому-то родить на острове. Ведь половина из нас имела свою пару. Ведь так? Затем родилась дочь у Ричарда – первый рожденный на острове ребенок. Ты помнишь? Я помню! Затем родился сын у Франка. А затем родился твой сын, Джек! Твой! Понимаешь? Он стал трехсотым жителем. Я помню, как Джулиан с особым фанатизмом придал этому значения сначала. А его метке на лбу – родимому пятну! Ты помнишь? Ты помнишь, я уверен! Я помню, что он также испугался этого… Он избранный. Он! Твой сын! Не мы. Не те, кто остался. Не те триста… Он! Лишь он! Затем Джулиан стал понимать это…

- Постой, я не совсем понимаю… - старался успеть Джек за безумной, как могло показаться ему, мыслью Мортимера.

- А что здесь понимать, Джек? Я вполне ясно объясняю. Джулиан пообещал нам, что наш новый дом – этот остров, станет для нас спасением. Вспомни, сколько последний раз было людей в церкви? Я не имею ввиду сколько приходит – все, кроме больных. Я имею ввиду реальное количество поселенцев. Их уже явно не триста. Понемногу люди вымирают. Интересно, почему? Почему вместо того, чтобы просто отправить куда подальше разуверившихся, провинившихся и им подобных, наш пророк решил расправляться с ними методами инквизиции? Почему бы этих людей, таким образом, не наказать, допустим – выпустить их в неизвестность, дать им свободу, с которой они не будут знать, что делать? А? Может быть, он просто не хочет терять ту власть, которую обрел? Которой стало слишком много для него одного… Понимаешь? Таким образом, он является владыкой собственно ада, но для всех он слуга неба. Таким образом, он и удерживает вас – слепцов, глупцов! Когда же вы прозреете? Когда же вы поймете, что он лжец? Что он так же видит корабли на горизонте, как и ты их видел. Как и я. Все их видели! Но никто не говорит об этом! Запрещено!.. И, знаешь что примечательно, друг? Эти корабли не военные! И не дрейфующие сами по себе!..

Джек внимательно слушал Мортимера, все больше проникаясь его словами. Сколько сил тот посвящал своей речи, словно ожидал этого, чтобы высказаться не только в свою записную книжку.

- Но, вот что еще примечательно. Вы можете изменить все это. Особенно ты. И твой сын. Вы можете прекратить это!

- Почему я? И почему мой сын? – спрашивал Джек, глупо себя чувствуя.

- Потому, что ты его отец! А он – избранный! Именно он и именно в том смысле, который подразумеваю я. Он спасет вас – слепые тупицы! Сам посуди. Наверняка, ты и сам не раз признавал тот факт, что он наизусть знает святые писания, разбирается в математике, химии, физике намного лучше, чем его сверстники еле слаживающие пять и пять. У него феноменальная память, логика и интуиция. Поверь мне, все говорят об этом, но не при Джулиане. Он его боится. Именно он для него знаменует конец его эры, его правления! Но он еще не придумал, за что расправиться с ним. Поверь мне, он найдет, когда поймет, что тому время. Когда его страх начнет душить его по ночам, и он вовсе перестанет спать. Потому, что он знает, он чувствует, что Марк расскажет правду. Скоро он будет готов. Вопрос лишь в том, поверит ли тупой народ? Эти овечки…

- Какую правду? К чему ты ведешь, Морт?

- Ужасную правду, Джек. Ужасную! Я узнал ее достаточно поздно, как раз в ту ночь, когда Кайл с Брюсом поджидали меня дома для расправы со мной – врагом народа и «Господа». Иначе, я бы успел рассказать это остальным… Но, чтобы у тебя не возникло сомнений касательно правдивости моей истории, мне потребуется твоя помощь. За этим я начал все это говорить.

- Какая?

Мортимер показал всем своим видом, что хочет встать. Джек встал сам и подал ему руку, чтобы тот оперся, прихрамывая.

- Ты уверен?.. – спросил Джек.

- Да. Ты должен это увидеть. Но придется долго идти, учитывая мое здоровье, тем более. Где-то с час пути в сторону шахт у западного берега.

- Здесь также есть шахты?

- Конечно! Мы пройдем к ним, и ты сам все увидишь, поверишь мне без слов.

- Поверю? – переспросил Джек, словно и сам не знал, верит ли сейчас Мортимеру и его стараниям поведать его правду.

Мортимер покривил лицом, стараясь шагнуть больной ногой. Делать ему это было очень сложно. Но он превозмогал боль, и мужественно ступал, стараясь не держаться за Джека. Тот до сих пор не понимал, как Мортимер еще жив с таким то состоянием. Но было в нем что-то такое, что предопределяло его миссию, придавая ему сил до определенного момента.

- Пошли! – сказал он уверенным голосом. – Только ружье не забудь!

* * *

Джек и Мортимер шли медленно, но уверенно, преодолевая очередной подъем, по словам Мортимера - последний. Совсем рядом находилось то, что следовало увидеть Джеку. Тот видел пока, что Мортимеру очень сложно давался этот путь, но тому очень хотелось дойти до цели. Сильно хромал, опираясь на Джека, тяжело дышал, но в глазах имел куда более жизни, чем у большинства островитян. На все вопросы о ноге лишь ворчливо отвечал:

- Пусть моя нога тебя не беспокоит. Пусть тебя будущее твое беспокоит.

Джек молчал в ответ, то ли улыбаясь, то ли стараясь скрыть неловкость того чувства, что возникало у него в этот момент. Он – посреди совершенно неизвестной ему местности с пораненным «еретиком», который пообещал ему показать то, что в корне поменяет его мнение относительно жизни и всего происходящего на острове. Никакие слова сто раз сказанные не заменят того, что он должен увидеть хотя бы раз. Мортимер старался ради этого изо всех сил. По нему было видно, как он проходил здесь ранее, словно по тропе, которую видел только он – настолько уверенно он шел, направляя Джека.

- Погоди! – сказал он уже вполне ожидаемо, поскольку не первый раз попросил Джека остановиться.

Он почти выдохся. Ему снова нужно было передохнуть. Выглядел намного слабее, чем пару часов назад, когда боролся с Джеком. Они уселись на ближайший камень, что находился у самого края обрыва. Обрыв был небольшой, но изрезанный своей резкостью не менее, чем те, что на перешейке. Джеку было видно, что перешеек совсем рядом, но в этот раз он справа от него. Видимо, сейчас он смотрел на запад и на солнце, что снижалось.