Далеко не самой сильной стороной для Стефана были метафоры. Поэтому, он прекратил мысленные странствия, и просто стал сосредотачиваться на той цели, с которой он сюда пришел – увидеть ее. Увидеть ее взгляд, заглянуть ей в душу. И он увидел. Но пока что она не видела его.

По-прежнему импозантна, сдержанна, улыбчива, но не пылка на излишние эмоции, стройная манерная женщина. Все восхищает в ней, даже то, как она держит в руке бокал с шампанским, не говоря уже о том, как держится сама в публичном месте, тем более, будучи виновницей, столь не соизмеримого по денежным средствам, торжества. У Стефана кольнуло в сердце. Пока что она не видела его. Он же не отводил глаз, представляя, как подойдет к ней, явно признавая ее самой грациозной женщиной на всем белом свете. Таким шармом можно быть очарованным до конца своих дней, и даже умереть от него. Снова в нем проснулось это чувство… Ему захотелось умереть…

Как же мучительно было находиться ему здесь сейчас. Он спрашивал себя зачем, и почему, и в чем смысл… К чему ворошить прошлое? К чему взбаламучивать воду? Сидел бы на своем илистом дне – глубокая рыба. Сама же отпустила его, пусть и больно ужалив. Но это лучший вариант. Возможно…

Стефан отвернулся к одному из столов. Как же ему хотелось уйти по-английски в этот момент. Он всегда это любил. Чтобы никто не знал его истинных эмоций. Они не должны видеться. Он полный дурак, что пришел сюда. Зачем сунулся? Все эти сливки общества за версту унюхали, что к ним едет чужой. Теперь он здесь. А раз он здесь, так и отступать не к чему? Так ведь? Теперь Стефан привычно для себя не мог ответить на свои вопросы, чувствуя, как по секундам тает его уверенность, как лед. Ее лед уж точно не тает. Ледяная стена. Что он может предоставить ей? Разве что биться об нее головой, как баран тупоголовый. И точно не смелый…

Она смеялась. Мило общалась. Была обворожительной. В каждом своем вербальном и невербальном знаке она предрасполагает к себе людей. Всех. Но не его. Стефан, поглядев на нее, снова отвернулся, крепче сжав книгу в руках. Посмотрел на томик листов у себя в руке, и подумал о том, что нужно бы ее улыбку сменить на такое же волнение. Пусть хоть какие-то эмоции вызовет в ней – в последний раз. Ему больше не нужно. Так тому и быть. Но Стефан решил, пусть сама его увидит. Он не станет подходить к ней, будто в ней нуждается, будто преследует ее. Пусть она волнуется о том, что он здесь делает. Она подойдет к нему. Нужно лишь выдержать. Рано или поздно заметит. Стефан постарался черпнуть как можно больше терпения, обратив внимание на джаз-банд, играющий незнакомую ему песню. Стефан взял в руку бокал красного вина, особо не присматриваясь, что это было за вино, и постарался получить трехминутное удовлетворение, надпив его. Сладкое. Тягучее. Напоминает то, что делают в Калифорнии. Скорее всего, что местное. Собранное в начале сентября. Плод плотный, но сочный. Сам удивился, насколько научился разбираться в вине. Невольно вспомнились дни и ночи в Италии с Анной. И как только это вспомнилось ему, ее спокойный, размеренный голос ворвался в его сознание из-за спины:

- Мерло из Калифорнии, вполне посредственный выбор, мистер. Впрочем, как и любой другой в этой стране.

Стефан повернулся и тут же увидел подтверждение своему слуху. Это была она. Вся такая яркая, эффектная, и как всегда, уверенная в себе, с этой непробиваемой улыбкой, окрашенной губной помадой в красный цвет. Желая увидеть в ее глазах негодование и растерянность, Стефан с досадой понял, что нет в них ничего такого, скорее он пытался скрыть в себе нечто подобное. И чтобы у него был хотя бы малейший шанс на то, чтобы не выказать своих эмоций, он быстро сообразил, и поддержал манеру общения, ответив ей, словно такой же очень давней, но совершенно не важной в его жизни, знакомой, будто и незнакомой больше вовсе:

- Прошу прощения, мисс. Не сочтите за грубость, но насколько я понимаю, на вашем празднике довольно не велик выбор европейского вина. Именно поэтому, и шампанское, что у вас в руке, также далеко не европейское. Или, это игристое вино?

Анна улыбнулась до боли знакомой Стефану скрытной, холодной улыбкой, будто бы присутствующей, но и отвергающей в данный момент. Аристократичной, как привык называть эту улыбку Стефан. Как он ни пытался, но он так и не научился подобной улыбке, в принципе только у Анны получалась такая улыбка. Только ей была присуща именно такая.

- Совершенно верно, - все также сдержанно и официально продолжила Анна. – Видимо, вы понимаете, что порой так хочется немножечко подпортить себе вкус, а то так надоедают все эти Монтраше Доман де ля Романи Конти 1978 года или же Шеваль Бланк 1947 года. Приедаются, знаете ли. А точнее, припиваются. Не ценятся, если пить их каждый раз. Когда хорошего слишком много, начинаешь потопать в нем.

Стефан кивнул с понимающим взглядом. Анна посмотрела на него слегка вопрошающим, словно ждала ответных слов. Стефан ответил с задержкой:

- Полностью согласен. Я думаю, так дела обстоят не только с вином.

- А с чем еще, например?

- С литературой. Я думаю, то же касается и книг, - интригующе начал Стефан, выдержав паузу, но Анна по-прежнему была не возмутительной. – Вот, например, я. Я люблю разную литературу. Классицизм, русский символизм, американский реализм. Но в особенности я обожаю жанр философского романа. По сути, не такой уж избитый жанр, но далеко и не новый. Верно? Мало кто различает, а особенно смакует, бредни того или иного потерявшегося в окружающем мире или в своем собственном очередного новоиспеченного литературного философа. Но редкий индивид способен почерпнуть ту завуалированную идею, которую заложил этот малохольный в своем, довольно непростом, произведении относительно жанра. И вот, совершенно недавно, я решил немножечко разбавить свой вкус, как вы сказали, подпортить, совершенно обыденной, ничтожно массовой беллетристикой, которой по свету белому пруд пруди, сама запрыгивает к вам в лодку. Представляете? Да-да! И дело в том, что я даже толком не запомнил, как автора зовут. Генри… Или Генрих, как-то там… В общем, не суть. Новый американский автор, наш с вами современник. Роман об очередном «загадочном» убийстве. Но было бы оно столь загадочно, если бы не раскрыли убийцу в конце? Не думаю. Но это чьего-то вкуса будет. Понимаете о чем я?

Анна молчала в ответ, но со сдержанным интересом смотрела на Стефана, прижимая к себе бокал.

- О вкусах не спорят, мисс. Я думаю, для вас это не новость. Кому-то этот Генри или Генрих собьет оскому, как и это американское игристое вино сбивает оскому вам. Его роман и мне подпортил вкус, скажу вам честно. Но вправе ли мы осуждать то, что для кого-то этот автор – божество, а для кого-то Мерло из Калифорнии – кровь, сладострастно наполняющая не только желудок, но и сердце грустными одинокими, а может быть и пылкими и страстными вечерами? Тем более что мне оно понравилось. И даже более чем некоторые виды итальянского вина. Стал ли мой вкус от этого хуже? Нет. Наоборот, он стал богаче. Потому, что я сравнил. Опять же, для вас не новость то, что все познается в сравнении. Даже не понимаю, зачем я все это говорю. Мне кажется, вам не особо интересно.

- Нет, мне интересно ваше мнение, - спокойно поддержала разговор Анна.

Стефан почувствовал себя более уверенным после успешного акта декламации. Как же здорово, что все эти годы он был не только философом, но и преподавателем. Ему это сейчас было на руку. Пусть перед ним и не была одна из его студенток, не менее острая на словцо. Но он вошел в кураж, и уж точно более не чувствовал себя столь неуверенно.

- Кстати, я здесь не просто так, как вы уже, наверное, догадались. И это прекрасно, что мне не пришлось искать вас по всему этому прекрасному огромному дворцу. Виллой это помпезное строение у меня язык не поворачивается назвать. Так вот, вряд ли вы удивитесь, но мне будет весьма приятно, если вы подпишете мне книгу. Вашу книгу.

Стефан протянул книгу, наблюдая за реакцией Анны. А она, даже если и встрепенулась, то настолько глубоко в душе (если она у нее была, как подумал Стефан в этот момент), что этого не было видно.