- Пора быть с тобой откровенной, Стефан. Я и сама рада, что ты решил. Можешь рассчитывать на мой честный ответ.

Анна ждала его и показывала это всей своей наружностью. Стефан заметил. Он проглотил ком в своем горле, после чего выпалил свой вопрос, абсолютно несдержанно, пусть и стараясь подобрать самые нужные слова:

- Твой брат. Ведь он погиб не на Второй мировой войне? Так?

Анна выдержала паузу, медленно опустив руку с бокалом вина на подлокотник, но весьма прямо и без сомнений ответила:

- Да.

Стефан опустил глаза и посмотрел на ковер под своими ногами. Перед глазами его картинка стала расплываться. Четкие контуры и резкие узоры ковра смешались воедино. Анна решила поставить бокал на столик, и встать с кресла, сделав пару шагов в сторону Стефана. Она обошла его сзади, снова став за ним. Она опустила свои руки ему на плечи, будто это должно было помочь расслабиться. Она начала потирать его своими пальцами по шее, по плечам и по лопаткам. Делая массаж, она продолжила тихим ровным голосом:

- Видишь ли, Стефан. Людям свойственно питать иллюзии. Ты умный человек, коль каждый день задаешься разными вопросами. Ведь кто не задается вопросами, тот и остается в мире иллюзий. Не находит той правды. А стоит ли искать? И в каком мире оказались мы? А? Ты знаешь? Я знаю, что наши с тобой миры слишком разные. Мы с двух разных планет, если хочешь такую метафору. Вот, в чем дело. Мой брат умер на войне. Я тебе так и сказала. Но я не сказала, на какой именно. Обычно, никто не уточняет. Но ты решил уточнить. И я тебе ответила. На Первой мировой войне, Стефан, умер мой брат. Погиб на севере Франции. Тебе, наверняка, сейчас сложно представить, что я старше тебя не на восемь и даже не на пятнадцать лет, как ты это мог ранее себе предполагать, пока не задался этим вопросом. Не правда ли? А эти источники… Ну, знаешь, не сложно убрать себе три десятка лет для научных журналов. Иначе, вопросов будет больше, чем следует.

Стефан не сказал ни слова, молча и напряженно слушая Анну. Она же продолжала мягко и нежно массировать его плечи и шею.

- Ты очень напряжен. Я понимаю. Тебе сейчас сложно во все это поверить, тем более, учитывая, что ты в принципе ни во что не веришь. Но жизнь скрывает не меньше загадок, чем смерть. Откуда я это знаю? Ты когда-нибудь обращал внимание на то, что происходит с мухой, когда она попадает в сети паука? Вот так и в жизни. В ней ты либо паук, либо муха. Умрешь – все равно ничего не поймешь. И будешь жить – задаваться вопросом.

Стефан поднял руку и прикоснулся к пальцам руки Анны, не оборачиваясь, и ничего не говоря. Ему просто захотелось потрогать ее пальцы.

- Ты хотел услышать правду, ты ее получил. Тебе стало легче?

Стефан поднялся, поставив бокал вина на столик рядом с бокалом Анны. Он отошел от нее, став возле окна, смотря на шторы, которые вблизи показались ему более темными, чем изначально. Практически черными, будто они сменили цвет, потемнели. Отодвигать он их не стал. Почему-то знал, что за ними непроглядная ночь. Лишь сунул руки в карманы брюк, задумчиво опустив взгляд на носки своих ботинок. Затем поднял голову и вынул руки из карманов, словно не находя себе места. Сделал несколько шагов. Он очень не хотел, но пересилил себя, и поднял глаза на Анну, неподвижно стоявшую на том самом месте, чуть опершись о спинку кресла рукой. Он смотрел на то, как ближняя к камину половина лица Анны пылала ярко-оранжевым светом от огня, а дальняя погружалась во тьме, наглядно являя собой оксюморон человеческой природы. Пылка и холодна одновременно. Она до сих пор скрывает в себе свою суть.

- Кто ты? – спросил Стефан, но затем быстро осознал, что не это он хотел спросить у Анны; и пусть его вопрос ему самому кажется глупым, но он все равно задает его следующим. – Ты продала душу дьяволу?

Анна резко засмеялась, закинув голову, блеснув своими белоснежными зубами. Ее смех был громким, но не долгим. Быстро приняв серьезное выражение лица, она сказала Стефану со свойственной ей скрытой, насмешливой улыбкой:

- Ты не веришь в бога, но готов поверить в дьявола? Так, что ли?

- Я не знаю, как это объяснить.

- Вот так и появился дьявол, поскольку никто не мог объяснить.

Стефан понял, что Анна насмехается с него в данный момент, чувствуя неимоверный градус внутри. Никогда ему еще не было так жарко.

- Ты готов поверить в сверхъестественное, Стефан? Я задала вопрос.

- Дело не в вере.

- А в чем? Только не опускайся до уровня посредственного агностика в этот момент, прошу тебя, Стефан, не унижайся! Не говори мне, что наверняка чего-то утверждать ты не можешь! Или вам, людям, все нужно разжевывать до безобразной, однородной массы, коей все вы и являетесь?

- «Вам людям»? Что это значит?

- То и значит.

- А ты?

- Что я?

- Ты разве не человек? Тебе не нужно, чтобы тебе все разжевали до безобразной, однородной массы?

Анна снова засмеялась. Снова громко и порывисто, быстро закончив.

- Стефан, Стефан… - приговорила она, точно издеваясь, медленно подходя к нему своей грациозной походкой, что стало еще более напрягать Стефана. – Не ты ли, как ярый сторонник ницшеанства должен как никто иной признавать волю к власти?

Анна подошла к нему, став перед ним. Стефан сунул руки в карманы. Затем вынул, пряча глаза. Она нежно прикоснулась кончиками пальцев к щетине Стефана, гладя ее, пристально смотря ему в глаза, побуждая его взглянуть на нее. Она коснулась пальцем его нижней губы, и сказала:

- Скажи мне. Ну, давай!

- Что сказать? – скованно произнес Стефан, чувствуя дрожь в своем теле, которой он никак не мог совладать.

- Кто такой сверхчеловек?

Стефан наконец-то посмотрел в ожидающие ответа глаза Анны, и растерялся. Он знал ответ на этот вопрос, поскольку полжизни занимался этим вопросом. Но конкретно в эту секунду его уста застыли, и он ничего не смог ответить.

- Я утолила свою волю к власти. Я имею все, Стефан, и даже больше, чем ты себе можешь представить. И задавая тебе этот вопрос, я не нуждалась в ответе на него. Поскольку, я знаю все ответы на все вопросы. Вот, в чем разница между мной и тобой, Стефан. Ты еще не ответил на свой главный вопрос. Ты не утолил свою волю…

- Но… - произнес Стефан, точно силясь что-либо ответить на дерзкие слова Анны, но она не дала ему этого сделать, сначала придавив его губы своим пальцем, а затем, потянувшись к ним своими губами, соединившись в поцелуе, который крепчал и крепчал, поселяя в горле Стефана неопределенное тепло, опускающееся в грудную клетку.

Сначала это тепло приятно согревало Стефана по всему телу. Затем оно начало становиться все более обжигающим, спускаясь в глубины его живота. Но адски жарко стало его губам. Словно прилип к сковороде губами, настолько мучительным, высасывающим из него всю жизнь, был поцелуй с госпожой Роккафорте. Словно последний. Такой, чтобы запомнился. Стефана охватила психоделическое чувство. Его мозг то пресыщался кислородом, то испытывал его недостаток, точно наблюдая за тем, как стены комнаты, словно гармошка, то сужались, то расширялись. Как игрушечные. Он нашел это странным, несмотря на то, что мало что понимал. Пелена волнения затмила его разум, который четко расслышал следующие слова:

- Ты мне больше не нужен.

Стефан почувствовал толчок. Почувствовал, как грудь и печаль в груди стали засасывать его внутри себя, настолько он мнил себя беззащитным. Тревога, страх, боль – все самые неприятные для человека чувства стали смешиваться в нем воедино. И когда Анна перестала его держать, позволив Стефану отойти на шаг, он заметил, как глаза ее позеленели. Внезапно и неестественно, будто кто-то взял и перекрасил жгучие карие глаза Анны в этот таинственный зеленый цвет.

Стефану стало невероятно жарко. Еще жарче, чем было до этого. Никогда он не испытывал подобного чувства – буквального сгорания заживо. Еще чуть-чуть, он был уверен, стоит лишь провести по коже пальцем, и она воспламенится.

Стук в дверь. Сердце Стефана забилось еще быстрее. Анна медленно повернулась к нему своей спиной, и пошагала в сторону двери. Невидимый кулак сжал его сердце, выпрыгивающее из груди в этот момент. Он замер от того, во что не силился поверить. Это сон… Это сон… Это не может быть правдой…