Его палец чуть напрягся, а запястье чуть не дрогнуло, когда Марк решил не опускать своего ружья, все еще направляя дуло в сторону святого отца, ощущая весомость оружия в руке и человеческой жизни перед ним, мечась между ними в ментальном выборе, ради которого он промышлял это все эти годы.

Солнце все больше открывается. Сейчас народ проснется и станет не так управляем немой сценой. Всего лишь несколько минут затмения. Затмило ли бога? И кто он такой? Может быть, бог – это жизнь? И все эти люди обрели свой разум лишь на час затмения, поскольку и так живут в нем? Сейчас все станет, как прежде… Марк знал это…

Тень стала практически черной, почти такой, как и земля. Марк продолжал смотреть в серые, безжизненные глаза Джулиана, ожидая, когда же он опустит свои глаза, отведет свой взгляд в сторону. Он не может выстрелить в него, пока он смотрит ему в глаза. Именно сейчас. Сбросить со скалы? А смысл? Марк потерял смысл пребывания здесь. Ему так хотелось посмотреть в глаза всех этих людей, найти в них ту жажду к жизни, которую испытывал сам, будучи смертельно раненным тогда. Когда переплывал океан, ел то, отчего ему становилось лишь хуже, жил с мыслью о том, чтобы вернуться и спасти этих людей. Но он был уверен, что если сейчас отвернет свой взгляд от взгляда Джулиана, то есть, тот все же пересмотрит его впервые в жизни, то он не увидит желания в глазах этих людей. Нервные окончания его спины чувствовали это. Почему-то, именно спина становится самой чувствительной частью тела в подобные моменты. Когда либо ты выступаешь предателем, либо предают тебя. В любом случае, болит не сердце, как думают многие. К этому моменту сердцем не чувствуешь. Чувствуешь спиной.

Марк продолжал смотреть в глаза Джулиану. День снова вступил в свои самые светлые права. Солнце снова стало круглым. Марк затаил дыхание. Словно затаил жизнь в легких. Плавный поток ветра обдул его лицо, принесши с собой аромат полевых цветов и соленый запах моря. Ему вспомнились родители. Слезы накатились на его глазах. Палец напряженно прикоснулся к курку…

Звук выстрела рассек воздух, напугав чаек, что взлетели в небеса. Сегодня они были невероятно голубыми…

Стефан Полански

Январь, 1987 г.

XXVIII

Стефан сидел в мягком бордовом кресле вблизи камина, потрескивающего и отбрасывающего свет на его лицо в полутемной комнате. Он размышлял одновременно обо всем и ни о чем, четко не различая мысли и не определяя их смысловую нагрузку. Пассивная задумчивость – это все, что его на данный момент устраивало, не заставляло чувствовать себя беззащитным, уязвимым в теле тьмы. А именно так он все больше себя чувствовал. Словно эта тьма все больше поглощала его, снова окрашивая напыщенный богатством интерьер в черно-багровые тона. Периферическим зрением Стефан наблюдал за тем, как хаотично двигались язычки пламени в камине, точно ощущая какой-то неестественный жар. Но не от камина. А внутри.

Держа в руке бокал с Барбареско 1981 года (откуда-то он это знал, точно, дни и ночи с Анной прошли не зря), Стефан ощущал своей спиной что-то неладное. Какую-то обеспокоенность, все больше чувствуя себя частью этой мрачной комнаты с темно-красными шторами, за которыми точно была непроглядная ночь. Его не покидало чувство, будто когда-то он уже был здесь, пусть и не узнавал интерьер. Наверняка, в каких-нибудь апартаментах госпожи Роккафорте найдется какая-нибудь вроде этой комнаты, от этого и такая уверенность – единственная на данный момент.

- Как тебе? – прозвучал ее нежный, шелковистый, всеохватывающий, но такой тихий и тактичный голос из-за спины.

Стефана охватила дрожь по телу. Он посмотрел на бокал, все еще полный. Странно, но сухой привкус этого вина уже присутствовал у него во рту. Он услышал приближающийся звук каблуков – ровные, но не громкие, пусть и уверенные и целенаправленные шаги. Точно Анны. Почему-то, он начал испытывать волнение в данную минуту, чувствуя, как она подходит к нему сзади. Ее пальцы прикоснулись к его мочкам ушей, плавно спустившись ладонями на плечи. Длинные, идеально ровной длины красные ногти сразу же обратили на себя внимание Стефана, кротко бросившего на изящные пальчики Анны свой взгляд. Он сделал нервный глоток слюны, стараясь успокоиться, внешне точно не выглядев взволнованным. Но он знал, что Анна чувствует все, что происходит в нем в данный момент.

- Как по мне, терпкости не так уж и много, как для сухого вина. Но и не мягкое. Мне кажется, аромат – сильная сторона этого вина.

- О, да! – сжав плечи Стефана сильнее, произнесла Анна, - Аромат сводит с ума! Я бы упивалась им день и ночь. День и ночь, милый… - гладя его щетину, словно выражая скрытую возбужденность, непонятно отчего.

Анна обошла Стефана, и села рядом в свободное кресло, точно такое же. Мягко и грациозно опустилась в него, обнажив свою длинную ногу разрезом до самого бедра. Это красное платье было самым откровенным из всех, что видел на ней Стефан когда-либо. Его волнение стало еще горячее, Стефан стал чувствовать, что еще немного, и начнет потеть. Особенно при виде Анны. Будто не видел ее целую вечность, будучи неготовым к такому агрессивному яркому образу, но и ощущение того, что она не покидала его ни на секунду все это время, также не отпускало его. Он смотрел на ее красную губную помаду, на ее изысканный, не броский макияж, на ее платье – снова и снова, делая паузу лишь только в те моменты, когда моргал, причем не часто. Этот открытый верх с обнаженными плечами и глубоким декольте. Это платье с открытой спиной. Стефан уже разбирался в платьях Анны. Он чувствовал себя рабом в этот момент. И чувствовал агонию, как стоявший на краю пропасти, смотрящий вниз на камни и пенистые волны, предатель самого себя.

Он сделал глубокий успокоительный вдох, и набрался сил, чтобы отвести свой взгляд хотя бы на мгновение. Иначе, он тут же умрет от той энергии, что несла собой Анна сейчас. Точно деструктивной, а не созидающей. Он посмотрел ей в глаза, и снова пленился, теперь ее взглядом. Как всегда, излучающий невероятную уверенность, целеустремленность и скрытую доминантность, ее взгляд пылал не меньше того огня, что был в камине, отблескивая, что парадоксально, неким холодом, возможно лишь внешним, но и демонстрирующим внутреннее тотальное спокойствие. Стефан точно не смог бы такое описать, если бы пришлось, так он подумал в данный момент, почему-то вспомнив о книге. Вот так и Анна решила вспомнить, но о своей жизни, что было весьма неожиданно для Стефана.

- Знаешь, когда-то давно, я была в маленьком городке под Тулузой. Ничем не примечательный, типичный южный французский городишко. Я ни разу не слышала, чтобы в нем производили какое-нибудь вино. По крайней мере, в производственных масштабах. Так вот, это было очень романтичное, отчасти декадентское время моей жизни, когда я любила подобные путешествия. В никуда. Обычно это были вот такие небольшие городки на юге Франции и на севере Италии. Центральную улицу этого городка можно было пройти с одного конца в другой не более чем за пять минут. На краю самой маленькой, извилистой, мощеной улочки жил один мужчина. На вид средних лет, такой себе типичный южный француз. Смуглый, кучерявый и очень воспитанный. Очень сдержанный, и обходительный. Впрочем, все триста человек населения этого городишки могли бы сойти под это же описание. Все как один составляли целостную картину этой провинциальной, живописной, тихой, неспешной, но не скучной, а спокойной и уютной жизни. Так получилось, что он принял меня в свой дом. Маленький, аккуратненький домик, словно собранный из картона, настолько он казался игрушечным, что ли. И я почувствовала себя внутри этой игрушки. Я… я просто бежала. Конкретно в тот период это было даже не путешествие, а бегство. Да, Стефан. Именно бегство.

Анна задумалась.

- Отчего? – вырвал ее из своих мыслей Стефан.

Анна посмотрела на него, затем снова куда-то, но уже не отсутствующим взглядом, а скорее ностальгическим, продолжив: