К.И. Крюйс
Осенью 1704 г. Петр назначил командовать Балтийским флотом К.И. Крюйса. Корнелиус Крюйс (1655–1727), голландец по национальности, поступил на русскую службу в 1698 г. Именно благодаря его усилиям флот и оборона Котлина в кратчайшие сроки приобрели все необходимые и соответствующие задачам качества. Одним из первых предложений Крюйса, которое он изложил в письме от 21 мая 1705 г. Петру I, состояло в необходимости упорядочения взаимодействия между лицами, отдающими распоряжения по флоту[53]. Находясь у Котлина на корабле «Дефам», К. Крюйс уделяет все свое время заботам о вверенном ему важнейшем деле. Вице-адмирал К. Крюйс в 1717 г. стал первым вице-президентом высшего органа управления флотом и военно-морским ведомством – Адмиралтейств-коллегии. В 1721 г. по случаю заключения Ништадтского мира произведен в адмиралы.
Среди многих писем К. Крюйса, хранящихся в РГАВМФ, имеются донесения о боевых действиях против шведов, распоряжения о расстановке на Котлине круглосуточных караулов, о необходимости укрепления острова системой береговых батарей и устройства заграждений с помощью перегораживания фарватера брандерами или плоскодонными судами, оборудованными артиллерией, о «присылке на флот вина и пива для поддержания здоровья личного состава и его употребления в лечебных целях для раненых, о своевременной выплате жалования». Но есть одно, адресованное Ф.М. Апраксину 16 июля 1705 г. и заслуживающее особого внимания, где Крюйс пишет, что «он действовал бы лучше, если бы при адмиралтейских делах не были все воры»[54].
В конце апреля Балтийский флот вышел из Петербурга и расположился между Котлином и фортом «Кроншлот». 24 мая сюда же прибыл вице-адмирал К. Крюйс, которому «Кроншлот» салютовал семью выстрелами. Зная о шведских приготовлениях, Крюйс собрал военный совет с участием капитанов кораблей и береговых командиров. Прежде всего решили провести рекогносцировку, чтобы определить необходимые места для артиллерийских батарей. Для начала требовалось «взметать» батарею на небольшом мысу северо-западнее «Кроншлота» (напротив нынешнего форта «Император Петр I»). Ее строительство поручили сыну К. Крюйса – Ивану, который командовал шнявой «Де Гас». А.В. Шелов предположил, что именно поэтому батарею назвали Ивановской[55]. Правда, в некоторых источниках фигурирует другое название – Св. Яна или Сант-Яна.
Тогда же Толбухин установил на косе батарею из трех полевых пушек «фронтом на запад под именем Толбухиной № 1». На Ивановской батарее 1 июня установили четыре 6-фунтовые пушки. Кроме того, «Кроншлот» защищали восемь 24-пушечных фрегата, пять 12-пушечных шняв, два брандера, бригантины и другие небольшие суда. Фрегаты поставили между Ивановской батареей и «Кроншлотом» в линию, которая от батареи шла почти параллельно берегу, потом поворачивая к «Кроншлоту». На флангах линии поставили по две галеры и по одному брандеру, во второй линии стояли шнявы и часть бригантин. Для защиты от шведских брандеров впереди первой линии установили плавучие рогатки.
Всего «Кроншлот» защищали около 5150 человек, включая судовые команды, гарнизон форта, полки Толбухина и Островского, а также артиллеристов на батареях. На Ивановской батарее имелось 4 орудия, Толбухиной – 3 и на Старой – предположительно 4, на «Кроншлоте» – 14.
На рассвете в понедельник 4 июня 1705 г. шнявы «Св. Яким» и «Де-Гас», находившиеся в дозоре, выстрелами дали знать о приближении шведского флота. В семь часов утра противник бросил якоря в пяти верстах от «Кроншлота». Под командованием адмирала К. Анкерштерна, вице-адмирала Я. де Пруа и шаутбенахта[56] К. Шпара (Спарре) пришли 22 вымпела: «13 кораблей, два фрегата, два бомбардирских корабля, один галиот, два с провиантом и один для хворых людей». Всего на судах насчитывалось 336 орудий и 2340 человек судовых команд.
Около 10 часов утра шесть кораблей приблизились к линии плавучих рогаток, но были встречены огнем Ивановской батареи и артиллерии галер, заставивших неприятеля отступить. Тогда Анкерштерн разделил свою эскадру на три части. Де Пруа с фрегатами и мелкими судами отправился к южному берегу Финского залива, где высадил десант, который сжег два дома и взял в плен «несколько голов скота». Затем де Пруа присоединился к основным силам.
К. Шпар с тремя кораблями приблизился к Котлинской косе, и их артиллерия начала обстреливать риф. Анкерштерн с остальным флотом двинулся к нашей передовой линии, но через некоторое время отступил. По словам пленных, Анкерштерн принял наши плавучие рогатки за мачты затопленных судов и решил атаковать Котлин с суши.
На следующий день, 5 июня, в 8 часов утра весь неприятельский флот подошел к нашим кораблям и, став на якорь, открыл огонь «бомбами и горючими ядрами», вероятно, брандскугелями. Русские корабли, вооруженные 6-фунтовыми пушками, отвечать не могли в силу малой дальности стрельбы этих пушек. Пока главные силы шведов обстреливали наш флот, шаутбенахт Шпар подошел со свой эскадрой к Котлинской косе, как раз к тому месту, где находились полки Толбухина и Островского. Шведские корабли открыли артиллерийский огонь по берегу, который никакого вреда русским не причинил. «В одиннадцатом часу среди пушечного дыма шведы в ботах и шлюпках подошли к самой косе, и 128 гренадер уже вышли на берег; тогда Толбухин приказал своим людям подняться и открыл огонь из пушек и ружей. Неожиданность и меткость огня смешали неприятеля; он бросился обратно на суда, оставив на месте до 40 убитых и более 30 пленных, по словам которых, они потеряли в этом деле более 300 человек. В замешательстве боты и шлюпки опрокидывались, и много шведов потонуло»[57]. Вечером того же дня на Ивановской батарее установили еще три 12-фунтовых орудия.
Но шведы не думали отступать – на следующий день они обстреливали нашу эскадру, Ивановскую и Старую батареи. К. Крюйс писал Р.В. Брюсу: «…и не можем мы того отвратить, потому что их бомбардирские корабли не только в линии, но и позади их воинских кораблей стоят, до которых нашими 6-фунтовыми пушками, к тому же слабым порохом, не можем достать или им какой знатный вред причинить».
Как пишет А.В. Шелов, «огонь был жестокий, но Господь не покидал защитников Кроншлота». Утренний слабый ветер с севера шведской стрельбе не мешал – одна бомба упала на палубу галеры «Св. Петр», но, к счастью, не взорвалась. И вскоре ветер перешел «в свежий западный – бомбардирские суда раскачало, и лишняя стрельба сделалась безвредной».
К. Крюйс прекрасно понимал, какую опасность несет настойчивость шведов. Осмотрев «Кроншлот» и Ивановскую батарею, созвал очередной совет и сказал офицерам простые, но важные слова: «Надобно победить или умереть». «Офицеры обещали и сдержали слово».
К. Крюйс докладывал Р.В. Брюсу: «…здесь довольно есть куражу или смельства, но есть токмо недостаток в способах. Ежели б я еще шесть добрых 18-фунтовых пушек да две добрых гаубицы на моих батареях имел, то чаял бы неприятеля принудить вскоре от бомбардирования своего пристать»[58]. На следующий день Р.В. Брюс прислал К. Крюйсу две мортиры и две 18-фунтовые пушки для установки на Ивановской батарее, а 9 июня еще шесть больших пушек, две мортиры и сто пудов пороху. Все орудия были оперативно установлены на батареях.
Настойчивые шведы 10 июня снова подошли к нашим позициям и начали пальбу, которая не отличалась точностью. Правда, одна бомба попала в сруб «Кроншлота» и «взорвалась таково, что весь Кроншлот потрясся». Стрельба русских артиллеристов была более меткой: «Будто из мушкетов, – писал К. Крюйс, – и нам часто можно слышать, как ядра в корабли неприятельские щелкали». Вскоре ветер стих, и Крюйс приказал галерам, «ходившим под веслами», атаковать шведские бомбардирские суда, так как они были наиболее опасны из-за своей артиллерии. От огня наших галер вскоре с них «щепа вверх полетела», и шведы отвели свои суда шлюпками. Тогда галеры перенесли огонь на корабль К. де Пруа, заставив отойти на прежнюю позицию в пяти верстах от «Кроншлота». Ночью они ремонтировали свои корабли, а с косы «видели, что на одном из кораблей семь заплат поставили». Наши потери составили 13 человек убитыми и 19 ранеными.
