С Пущиным у Оболенского были дружеские отношения, хотя он, по-видимому, не всегда разделял взгляды своего друга. Пущин не был особенно набожен, чрезвычайно редко посещал церковь, но священников по праздникам принимал охотно.

Оба эти декабриста отличались большой общительностью и доступностью для народа, помогали обращавшимся к ним и деньгами, и советом, и юридическими знаниями. Они никогда не отказывали какому-нибудь бедняку-крестьянину или крестьянке написать письмо сыну-солдату, составить прошение, жалобу или заявление. За это и Пущин и Оболенский пользовались уважением и любовью местного населения, несмотря на то, что на этих декабристов, да еще на И. Д. Якушкина полиция указывала, как на самых тяжелых государственных преступников.

Отмечу одно, мне кажется, особо важное обстоятельство. В кабинете у князя Оболенского на столе всегда можно было видеть небольшую непереплетенную книжку, на обложке которой было напечатано крупными буквами — «На смерть Милорадовича». Книжка содержала биографические очерки генерала, а на первой странице под обложкой было напечатано: «Генерал Милорадович был в 60 сражениях, Бог его миловал, но погиб от руки злодея Евгения Оболенского».

Видя эту книжку у Евгения Оболенского, я вместе с другими недоумевал, почему она всегда лежит на видном месте. По этому поводу в городе носилось много слухов. Говорили, что держать перед глазами эту книжку князю предписано правительством в наказание за убийство Милорадовича — чтоб терзался совестью.

Другие говорили, что сам Оболенский наложил на себя это наказание.

Благодаря, вероятно, этой книжке в Ялуторовске все были уверены, что Милорадовича убил Оболенский, и лишь впоследствии я узнал, что генерал пал от руки Каховского.

В Ялуторовске князь Оболенский женился.

Женился он на своей горничной, не особенно красивой, неинтеллигентной и неграмотной девушке, происходящей из бедной семьи мещан Ялуторовска. Женитьба эта наделала много шума, и даже почти все остальные декабристы отвернулись от князя за этот mesalians[16].

Но князь не смутился общим негодованием. Он деятельно занялся общим развитием своей жены, и через год она была хорошо грамотна, развилась и стала держаться настолько прилично, что все отвернувшиеся было от Оболенского декабристы стали принимать ее и вновь бывать у Оболенского.

От этого брака у князя родилось три сына. Князь очень любил жену и детей и имел на семью чрезвычайно хорошее влияние. По окончании срока ссылки они уехали в Петербург, причем подорожная была выдана на «малолетних князей Оболенских», так как самому Евгению Петровичу и его жене княжеское достоинство возвращено не было.

И. И. Пущин, когда после женитьбы князь Оболенский переехал на другую квартиру, остался на первой и прожил в ней одиноким до выезда из Ялуторовска, не прерывая дружбы с семьей князя.

Замкнутее всех жил М. И. Муравьев-Апостол. Его редко можно было видеть на улицах города. Жил он с женой в собственном, хорошо обставленном доме. При доме был небольшой садик, в котором часто Матвей Иванович сиживал с женой и пил чай. Не знаю, были ли у них дети и где они жили, с ними же жила лишь воспитанница-племянница, девушка Созонович.

Из всех декабристов М. И. был особенно дружен с Тизенгаузеном, почему и его называли масоном. Характер у М. И. был суровый и настойчивый. Про него рассказывали, что когда при проезде наследника, позже императора Александра II, через Ялуторовск всем декабристам приказано было не выходить из квартир, М. И. не послушался приказа, пытался выйти и лично увидеть наследника. Только удар в грудь прикладом от караульного солдата заставил М. И. покориться силе.

Во время проживания М. И. в Ялуторовске у него временно жили и некоторое время учились в ялуторовской школе братья Созонович и приезжали дети умершего в Баргузине декабриста Кюхельбекера.

Матвей Иванович уехал из Ялуторовска вместе с другими в 1856 году. Он дожил до глубокой старости. В Москве, когда короновался император Александр III, 92-летний М. И. Муравьев-Апостол, которому тогда было возвращено дворянство и все знаки отличия, полученные им во время войны 1812 г., был в числе других почетных гостей.

А. В. Ентальцев жил также с женой. Жил он скромно и незаметно. Незадолго до помилования он сошел с ума и умер. Жена его еще некоторое время прожила в Ялуторовске, а потом куда-то уехала.

Так же незаметно прожил свое поселение в Ялуторовске и Н. В. Басаргин, женившийся там на купчихе, вдове Медведевой.

Иван Дмитриевич Якушкин жил одиноко в отдельной квартире. Все время поселения в Ялуторовске Якушкин принимал самое живое и горячее участие в основанной декабристами школе. Любитель метеорологии и естественных наук, Якушкин у себя во дворе поставил столб, на котором были устроены солнечные часы, поставлен барометр и флюгер. Несмотря на то, что Якушкин своей школой сделал много добра городу и пользовался любовью учеников и уважением более сознательной части горожан, темный народ его не любил. Скоро разнесся нелепый слух, что Якушкин «посредством своего столба с дьявольским флюгером отводит тучи и делает засуху» — и два раза ночами, к великой досаде Ивана Дмитриевича, этот столб срубали.

Якушкин вел строгий образ жизни, занимаясь больше науками и чтением книг, и слыл за чрезвычайно начитанного и ученого человека. Но в обхождении Ив. Д. был прост, чрезвычайно любил детей, был каждому доступен. Летом его можно было видеть каждый день на реке, где он подолгу купался. Купался он почти до заморозков, а с первым льдом купанье переменял на коньки.

Основанная и содержавшаяся на средства декабристов школа находилась в специально для нее выстроенном декабристами же в соборной ограде здании. До открытия этой школы, названной духовной, но впоследствии переименованной в приходскую, в Ялуторовске было лишь одно училище — уездное. В уездное училище принимались исключительно дети чиновников, купцов и мещан, дети же крестьян, поселенцев и солдат не принимались. Вследствие этого открытие духовной школы было сущим благодеянием для низших сословий, и в школу охотно шли учиться дети всех возрастов и сословий. Прием в школу не был ограничен возрастом, и нередко можно было видеть учеником школы, особенно последних ее отделений, юношу лет 20.

Официальными преподавателями школы считались двое не окончивших курс семинаристов, а именно соборный дьячок Евгений Флегонтович Седачев и пономарь Христофор Федорович Иваницкий. Смотрителем же неофициально был И. Д. Якушкин, который часто посещал школу и наблюдал за общим ходом ученья. Оба учителя получали указания главным образом от Ивана Дмитриевича.

Так как за школой был учрежден строгий надзор полиции, то декабристы, за исключением Якушкина, бывали в ней чрезвычайно редко. Вообще, открытие школы, хотя неофициальное заведование ею Якушкиным, общее влияние на нее других декабристов и т. п. — все это было обязано соборному протоиерею, отцу Стефану Знаменскому, человеку уважаемому, умному и по-тогдашнему хорошо образованному.

В школе преподавалась азбука по самому последнему методу, введенному Якушкиным, чтение, письмо, правописание (грамматика), псалтырь, часовник, закон Божий, а с 5-го отделения — латинский и греческий языки, причем даже преподавалась грамматика этих языков.

Всего отделений было 9, но из отделения в более старшее отделение переводили по способностям, так что некоторые кончали школу в 3–4 года. В младших классах преподавали ученики старших отделений, так как в школе учеников было до 100 человек, а учителей лишь 2 на всех.

Способ преподавания был главным образом наглядный, по таблицам, книг же не было, за исключением Псалтыря и Часослова.

В то время, когда в Ялуторовске жили декабристы, город был потрясен ужасным преступлением. Был убит в своей квартире ссыльный Сабанский[17], ссылку которого в Ялуторовск ставили в прямую связь с декабрьским восстанием.