Улыбки слетели с лиц деда и бабы, будто их кто-то смахнул, рука деда замерла на полпути к граммофону.

– Как ты их отбрил, – впервые улыбнулась мне Лия, направляясь в сторону коттеджей, однако сразу установила между нами дистанцию в пару метров.

– Адаптируюсь… – вздохнул я. Мне очень хотелось идти рядом, но от меня ничего не зависело. Давненько не испытывал такого светлого и бесхитростного чувства, разве что в отрочестве, когда впервые гулял с девчонкой. – Они так часто зазывают на чай, что я подумываю повесить на грудь табличку: «Чай не пью!»

– А ты уверен, что они грамотные?

– Разве?! – изумился я.

– Не знаю, – равнодушно сказала Лия и спросила: – Где ты видел Ля-Ля?

– На заборе сразу за коттеджем Дитятькина и Кудесникова. Вон там, где стучат.

От коттеджа горе-воздухоплавателей доносился стук молотка по металлу. Очевидно, юный Кудесников выправлял погнутую велосипедную раму.

– Я знаю, где они живут, – сообщила Лия.

– И кто они, тоже знаешь?

– Знаю.

– Тогда подскажи, кто из них Дитятькин, а кто – Кудесников.

– А ты не разобрался? – лукаво глянула на меня Лия и прищурила глаза нижними веками. Совсем как Ля-Ля.

– Нет.

– Не всё ли равно, кто из них кто? – пожала плечами Лия.

– Как это – не всё ли равно? – удивился я. – В конце концов, они не Бар и Бос.

– Не Бар и Бос, – согласилась Лия. – Но нечто похожее. Они – пара.

«Вот те на! – ошалело подумал я. – Гомосеки, что ли?!» Я покосился на Лию, но спросить не решился, помня, как она отреагировала на дрынобулу.

– Пара – это вовсе не то, что ты подумал, – поморщилась Лия.

Кажется, она и вправду читала мои мысли, однако это я воспринял спокойно. Адаптируюсь…

– Добрый день, Серёженька! – окликнула меня Кузьминична, как только мы поравнялись с её коттеджем. – И вы, Лиечка, здравствуйте!

– Здравствуйте, Кузьминична! – кивнула Лия.

Я недоумённо посмотрел на квартирную хозяйку и только потом вспомнил, что мы сегодня не виделись. Столько всего за день навалилось…

– Добрый день, – спохватился я.

– Отобедать, Сергий свет Владимирович, не желаете? – предложила Кузьминична. – И Лию приглашайте, чай, тоже не обедала.

– Чаем мы вообще-то не обедаем, – дежурно скаламбурил я и неожиданно почувствовал, что проголодался. Волка бы съел.

– Спасибо, Кузьминична, – поблагодарила Лия, – но нам некогда. Ля-Ля пропала.

– Знаю, – кивнула Кузьминична. – Свалилась с забора и пропала.

– Вот мы и хотим осмотреть место, где она пропала.

– А чего там осматривать? – возразила Кузьминична. – Нет её там. А раз нет, то и искать под забором нечего. Под забором можно разве что Васькá найти, когда он с устатку.

Лия внимательно посмотрела на мою квартирную хозяйку.

– Кузьминична, вы знаете, где Ля-Ля?

– Знаю.

– Где?

– Вот пообедаете, тогда и скажу. Погляди, как твой, – Кузьминична указала на меня глазами, – скукожился без обеда.

Вовсе я не скукожился, но перечить не стал. Есть в самом деле хотелось сильно. До безобразия.

Лия мазнула по мне мимолётным взглядом, однако по поводу двусмысленного «твоего» Кузьминичны ничего не сказала. Её волновала судьба Ля-Ля. И только.

– А если с ней что-нибудь… – начала она, но Кузьминична её перебила.

– Ничего с Ля-Ля не станется. Идите обедать, а как пообедаете, скажу, где Ля-Ля искать.

И мы подчинились. Я с радостью, да и Лия, по-моему, была не прочь перекусить. Тем более что с местонахождением Ля-Ля кое-что прояснилось и ей, вроде бы, ничего не грозило.

Я посторонился, пропуская Лию в калитку, прошёл следом.

– Сергий свет Владимирович, покажите гостье, где руки помыть, – попросила Кузьминична, суетясь у стола.

Я провёл Лию в коттедж, показал ванную комнату и, пока она мыла руки, сбросил на ноутбук файлы своей фотосессии, а затем решил посмотреть, что у меня получилось.

Панорама Бубякина, Барбос, возводящийся комплекс аттракционов получились хорошо, а вот с кадрами птеродактиля Ксенофонта и Ля-Ля вышло нечто непотребное. Вместо трёх кадров с птеродактилем Ксенофонтом на всю ширину снимков были запечатлены трёхпалые кукиши: левый, правый и оба вместе, а на кадрах, где должна быть медлительная Ля-Ля, над забором красовалось размытое голубое пятно, как будто малайский долгопят и в самом деле оказался привидением.

Как это могло произойти, я не понимал, тем более что снимки птеродактиля я проверял на месте после съёмки, и тогда они были нормальными. Но я не очень расстроился. Стал привыкать. Очередные штучки-дрючки квазимагнитных полей Кашимского аномального треугольника.

– Сергей Владимирович! – позвала со двора Кузьминична. – Мы вас ждём, обед стынет!

– Бегу! – крикнул я в открытое окно, выключил ноутбук, по-быстрому ополоснул руки и выскочил на крыльцо.

Лия уже сидела за столом, причём снова в перчатках. Зачем тогда, спрашивается, руки мыла? Кузьминична половником наливала ей в тарелку первое, а моя тарелка стояла напротив. Я подошёл к столу, переставил тарелку и сел рядом с девушкой. Ребячество, но ничего поделать с собой не мог.

– Так вам удобнее наливать, – пояснил Кузьминичне.

Кузьминична понимающе улыбнулась, а Лия ничего не сказала, но лицо у неё стало строгим, почти отчуждённым.

– Что у нас, хозяюшка, на обед? – наигранно приподнятым тоном поинтересовался я.

– На первое – свекольник, – сообщила Кузьминична, наливая мне половником в тарелку.

Я глянул на свекольник и тут же отвёл взгляд. Цвет у свекольника в деревне Бубякино был интенсивно синий, и по поверхности плавали кусочки мелко нарезанного оранжевого огурца. Спасибо, не алюминиевого. Кузьминична, не скупясь, добавила в тарелку ложку сметаны, к счастью, обычного белого цвета, и я поскорее перемешал свекольник, чтобы забелить весьма неаппетитную цветовую гамму.

– На второе будет рагу, – продолжила Кузьминична, усаживаясь напротив. – Ещё пироги с грибами, клюквенный морс. Уж не обессудьте за скудость, Сергей Владимирович, чем богаты…

– Что вы, право, Кузьминична, – возразил я. – Какая скудость? Очень даже хороший стол.

Я осторожно попробовал неудобоваримый с виду свекольник и чуть язык не проглотил. Умеет моя хозяйка готовить… Что есть, то есть.

– А вкусно как! – похвалил я. – Удивляюсь вам, Кузьминична, как вы, при таких кулинарных способностях, и одна?

– Опять за своё? – насупилась Кузьминична. Она посмотрела на меня, на Лию, снова на меня и неожиданно лукаво улыбнулась: – Вот ежели бы сбросить годков так шестьсот-семьсот, то вас, Сергий свет Владимирович, непременно бы захомутала!

Я поперхнулся. Шутит она насчёт шестисот-семисот лет или?..

Лия тихонько рассмеялась.

– Что вы прибедняетесь, Кузьминична? – сказала она. – Вы и сейчас женщина в самом соку. Попробуйте, а вдруг клюнет? – Лия покосилась на меня. – Известная истина: путь к сердцу мужчины лежит через желудок.

Кузьминична покачала головой, улыбнулась:

– Что вы, Лиечка, неужто я буду его у вас отбивать? Вы такая пара…

В этот раз поперхнулась Лия и не нашлась, что ответить. Я посмотрел на неё и увидел, как она снова покраснела.

– И когда только вы успеваете готовить? – перевёл я разговор на другую тему и потянулся за пирогами. – Вроде бы с утра вас дома не было…

– Стряпать дело нехитрое, – отмахнулась Кузьминична. – Да вы кушайте, кушайте! Пироги с грибами, утром в лесу насобирала.

Я отдёрнул руку и с подозрением посмотрел на Кузьминичну.

– Случайно не мухоморов?

Кузьминична рассмеялась.

– Что, Серёженька, видели, как Ксенофонт мухоморы лопает? На то он и птеродактиль. – Она пододвинула ко мне блюдо с пирогами: – Здесь белые, подосиновики и подберёзовики. Так что не берите дурного в голову, кушайте. Мухоморы у нас только Хробак собирает.

Я взял пирожок, надкусил. Пышный, только что испечённый и, как всё у Кузьминичны на столе, вкусный.

– Для Ксенофонта собирает?

– А то для кого же? Правда, и сам иногда употребляет…