Аня никогда ни с кем не сходилась близко, не потому что была заносчивой, а просто потому что сильно уставала и мечтала не о дружеских посиделках, а о лишних часах сна. Ее манера вести себя, доброжелательная, открытая, но без фамильярности, многих к ней привлекала, но подруг у нее было лишь две. Мелькнули и закончились странные отношения с одним из аспирантов. В них Аня немного приоткрылась, но встречи быстро сошли на нет – встречаться было некогда, карьера требовала полной отдачи. Встал вопрос о продолжении научной деятельности, но никто Аню в столичном вузе оставлять не собирался – там хватало своих, блатных. Именно таким она считала Иннокентия Новикова, сына декана ее родного факультета.

Новиков-младший влюбился насмерть практически с первого взгляда. Отец его не имел ничего против Ани: подумаешь, девочка из провинции, зато непривередливая, будет избалованному Кеше сопли вытирать. Мама Иннокентия жила во втором браке и не проявила особого интереса к пассии сына.

Кен не давал Ане прохода, дарил цветы, забирал после пар и вез обедать в ресторан. Деньги в семье Новиковых водились, у Станислава Ивановича был небольшой бизнес (студия веб-дизайна), который он переписал на сына. Кеша не заработал в бизнесе Новикова-старшего ни копейки, все в студии держалось на команде профессионалов, которые были подотчетны его отцу. Аня все видела и понимала, но подумала и решила согласиться. И в первую же ночь их близости… не почувствовала ничего. Она думала, что причина в ней, мол, она долго была одна, да и темперамент подкачал, но со временем поняла: Кеше плевать, что она чувствует, он не интересуется, как реагирует на него ее тело, он даже не знает, как должно реагировать тело женщины, когда она испытывает желание и удовлетворение. Со временем он начал, конечно, подозревать, что не заводит Аню, но послушался мнения друга Дениса, «эксперта» в области секса. Аня случайно подслушала их разговор – спустилась вынести любимому куртку, когда Кен провожал гостя и они с Денисом ждали у подъезда такси:

– Это же низкое либидо, Кеша. Есть такие бабы, им важнее семья, уют, шмотки, обстановка. А когда дети появятся, еще хуже будет. Забей. Она же не жалуется.

Аня и сама про себя так думала. У нее любимая работа, заработок, заботливый отец, хобби (она уже давно разрабатывала программу для проектировки мебели в помощь людям с ограниченными возможностями). Однако Денис начал вести себя странно, и Аня постепенно поняла: в его совете Кеше был личный интерес, он сам рад был бы заменить друга в постели, пользуясь тем, что девушка недовольна. Осада Дениса продолжалась несколько лет. Он не сдался, даже когда женился – брак его был по расчету, жена была младшей профессорской дочерью. Интересно, как отнесся Денис к ее разрыву с Кеном? Разочарован ли, что она так быстро уехала или уже «забил»?

Аня плохо спала той ночью. Ей снилось, что Громов ведет презентацию у доски, а она сидит среди студентов и вдруг выходит и целует его при всех. Она проснулась в ужасе, с облегчением поняла, что это был лишь сон, но находилась под впечатлением все утро.

На большой сорокаминутной перемене между второй и третьей парами Аня собрала группу одиннадцать в свободной аудитории на третьем этаже учебно-лабораторного корпуса. Громов появился последним, плюхнулся за пустую парту с таким показушно-невинным видом, что Аня занервничала.

– Ребята, на повестке дня предстоящий осенний субботник. Наша территория – это лужайка вокруг столовой. Утром получаем на руки грабли, мешки для мусора и перчатки. За пропуск по неуважительной причине – штрафные баллы. Не подведите себя и меня. Анжела, ты как староста…

Крепенькая, вечно хмурая Анжела подняла руку:

– Анна Сергеевна, извините, у нас было обсуждение утром в группе в вотсап, я больше не староста. Бейджик я сдала в деканат.

– А кто староста? – растерялась Аня.

– Громов.

– Громов, – повторила она, переводя взгляд на Фила.

Тот ответил ей невинным, полным искреннего энтузиазма взглядом.

– Почему Громов? – спросила Аня.

– Я уже два года староста. Меня никто не слушается, и я задолбалась уже за всеми гоняться, времени нет на домашнее задание, – пожаловалась Анжела. – А Фил по успеваемости лучший в группе и не только, а на всем направлении. К тому же, он сам вызвался.

– Ах, сам? – сказала Аня и добавила угрожающе: – Ну сам, так сам.

Группа сочувственно посмотрела на Филиппа, тот театрально-горестно вздохнул, мол, уже и не рад. После собрания Аня вышла из аудитории и пошла на кафедру. Громов скакал рядом:

– Анна Сергеевна, а какие у меня будут обязанности в качестве старосты?

– Ты когда на это подписывался, не уточнил? – сухо спросила Аня, продолжая лавировать между студентами, возвращающимися из столовой.

– А мы часто будем видеться? Ну там… вопросы всякие решать… А телефон ваш можно, чтобы в случае чего…?

– Часто. Можно.

– Ух! Как я рад!

– Напрасно. К понедельнику соберешь данные в группе для профсоюза. Список вопросов я дам: частичная занятость, семейное положение, дети…

– Семейное положение? Дети? – в ужасе переспросил Фил, останавливаясь посреди коридора.

– Разумеется. Вы совершеннолетние. У вас Коржиков, кажется, женат, – удивленно сказала Аня, оборачиваясь.

– Ну да, – Громов сморщил нос. – Он же старше нас. И я старше, Анна Сергеевна. Я почти два года в колледже просидел, прежде чем бросил и решил поступать. Мне двадцать три.

– Рада за тебя.

– А вам сколько, Анна Сергеевна?

Аня скрипнула зубами, но вежливо ответила:

– Мне скоро тридцать.

– Фух! – Фил облегченно выдохнул и завопил на весь коридор: – Я думал, вам лет сорок… пять!

Аня развернулась и подняла папку с бумагами. Сдержалась. Не хватало еще лупасить шутника на глазах у всех. Она пошла дальше, вверх по лестнице. На минуту оказалась в пустом коридорчике-предбаннике между двумя дверьми, и Фил положил ей подбородок на плечо, придержав за руку:

– Ань, я же шучу. Просто хочу, чтобы ты расслабилась. Моя сестра старше своего бойфренда на пять лет. Это у нас семейное, наверное.

Аня едва сдержалась, чтобы не признаться: ее мама была старше отца на три года, и оба очень любили друг друга, пока мама не умерла от рака, но вместо этого повела плечом и холодно сказала:

– Я же вас предупреждала, Громов. Никакого преследования, никаких намеков, ничего личного!

– Ничего личного? После вчерашнего?! Скажи, что мне показалось, что ты не…!

Они вышли в коридор. У самой кафедры Аня бросила:

– Подожди, вынесу список вопросов.

На своем столе отыскала бланки для профсоюза и мятый листок, написанный круглым почерком со своими, дописанными сбоку ответами. Вышла и строго сказала:

– Вот. И вот. Ознакомьтесь. Надеюсь, разберетесь и не придется опять все объяснять, словно в детском саду.

Светочка вошла на кафедру вслед за ней, кивнула на дверь:

– Жестко вы с ними, Анна Сергеевна.

– А как иначе? На шею сядут.

– Ну, Громов не сядет, он славный, весельчак, талантлив… как черт! Только шебутной… бедный парень.

– Почему бедный? – стараясь казаться равнодушной, поинтересовалась Аня.

– Ну, это слухи, конечно, но говорят…

Кто-то вошел, и Светочка замолчала. Аня с досадой посмотрела на вошедшую девушку, но встретившись с робким взглядом голубых глаз, невольно улыбнулась. Девушка, кудрявая блондинка, застенчиво улыбнулась в ответ.

– А, позвольте представить, наша новая лаборантка Катя Соколова, – приветливо сказала Светочка.

– Анна Сергеевна, старший преподаватель.

– Ка…тя. Екатерина… Витальевна.

– Давайте, Катенька, к секретарю. А Герман Фридрихович будет в четыре.

Девушка кивнула и вышла.

– Свежее мясо,– прокомментировала Светочка. – Герр Гера порадуется. Интересно, сколько она продержится? Хорошо, что у меня муж дома любимый.

…На субботник пришли все. Когда Аня похвалила группу, десять человек дружно и кисло покосились на нового старосту. Громов оскалился, Аня могла только предположить, чего это ему стоило – собрать лодырей в субботу, которую третьекурсники часто прогуливали. В Каратовском филиале дисциплина была послабее, чем в московском альма-матер.