ЛЕНИН

LENIN

А я-то думаю, с чего бы то вдруг домовики затеяли на берегу озера строительство масштабной причальной стенки, возле которой смог бы свободно встать линкор. На том причале нефтяные цистерны и угольный склад поставили, и всю неделю домовики пахали как проклятые, загружая уголь и закачивая нефть. А оно вон оно что!

Советский пароход тем временем подошел к причалу. Загрохотал в клюзе отдаваемый якорь. Ну-ка, встретим дорогих гостей, по щучьему велению, по моему хотению…

На школьной стене появился большой раструб громкоговорителя, из которого зазвучала мелодия государственного гимна СССР:

Союз нерушимый республик свободных

Сплотила навеки великая Русь.

Да здравствует созданный волей народа

Великий, могучий Советский Союз!

Славься, Отечество наше свободное,

Дружбы народов надежный оплот,

Знамя советское, знамя народное

Пусть от победы к победе ведет!

Гимн здешнего Союза точь-в-точь такой, как был в прошлый раз, причем не брежневской, а сталинской версии. Тот самый, где «Нас вырастил Сталин, на верность народу, на труд и на подвиги нас вдохновил». Это я еще тогда узнал, когда новогоднее поздравление товарища Машерова в первый раз в доме Тонксов по телевизору смотрел. Тогда как раз полную версию гимна проигрывали, вот я и послушал.

«Ленин» отдал швартовы. Опустили трап, и по нему стали сходить гости из Советского Союза. Возглавлял их колоритный мужик высокого роста с усами и окладистой бородой, одетый в длинное пальто и меховую шапку. За ним выгрузились и пошли строем тридцать советских курсантов, все до единого тоже в шапках и теплых полушубках.

Четверо самых широкоплечих, что выходили последними, вели на цепи четырех больших бурых медведей в ошейниках с красной звездой. Медведи несли на спинах большие вьюки.

- Доброго вечера, мистер Дамблдор! – по-вологодски окая, представился бородач. – Рад с Вами познакомиться, меня зовут Степан Никонов, и я возглавляю нашу делегацию на время Турнира.

- Рад знакомству с Вами, мистер Никонов, – Дамблдор поморщился при виде русского коллеги, так разительно контрастирующего с ним самим, но виду не подал. – Проходите в Большой Зал, ваши французские коллеги уже прибыли, мы ожидали только вас.

- Ну, это ничего страшного, – ответил товарищ Никонов, переходя на русский. – Пойдемте, ребята, нас тут уже ждут.

Пошли, впрочем, не только советские делегаты, но и все ученики Хогвартса, то бишь мы. На входе в Большой Зал, конечно же, дело просто не могло обойтись без второй части торжественного приветствия. Пока Дамблдор, МакГонагалл и иже с ними думали, кто в Хогвартсе способен безо всяких палочек материализовать громкоговоритель и воспроизвести советский гимн, еще один музыкальный привет не заставил себя долго ждать.

Едва делегация с далекой Родины переступила порог Большого Зала, как грянула мелодия, в которой посвященное ухо могло бы легко узнать «Советский марш» из компьютерной игры «Ред Алерт 3», в мое время частенько сопровождавший широко гулявшие по интернету видеоролики на патриотические темы. Но здесь еще девяносто четвертый, и при живом и здоровом Союзе эту игру вряд ли напишут, так что мотив был широкой публике, увы, неведом.

Однако советские гости явно воодушевились, услышав, пускай и нечеткое, но все же русское [78]:

Наш Советский Союз покоряет

Весь мир наш будет всем бедам назло!

Над всей землею везде будут петь:

«Столичная водка, советский медведь наш!» [79]

Гляжу, аж строевым шагом прошлись. Товарищ Никонов шапку набекрень сбил, и улыбается в усы по-доброму, точно Дедушка Мороз на новогоднем утреннике.

Те преподаватели, кто догадывался, чье чувство юмора здесь сыграло, тоже улыбались, мадмуазель Вектор, которая благодаря Доре однозначно в курсе всего произошедшего, снова мне подмигнула. Девчонки за эти два месяца спелись – водой не разлить. Ну, а что, мне не жалко, насчет порадовать хороших людей – это всегда пожалуйста. А вот Дамблдор под звуки «Советского марша» нервно зажевал собственную бороду. Ну-ну, пердун старый, опять не по-твоему вышло, ты надеялся пыль в глаза пустить, а пускают тебе в итоге.

Торжественный вход продолжался, и, стоило замолкнуть музыке «Советского марша», как советские гости устроили свой концерт, четыре человека и четыре медведя. Да уж, зрелище, как Михайло Потапыч Топтыгин играет на балалайке, а потом пускается в пляс, определенно достойно внимания. А ведь не один косолапый был, а четыре, два с балалайками и два с гармошками. И как только научили?

Все до единого зрители громко хлопали в ладоши. Не хлопал только Дамблдор, онемевшими руками вцепившийся в ручки своего кресла.

Но марку надо было держать, и директор объявил в своем обычном стиле:

- Торжественное открытие Турнира состоится после окончания пира. А теперь угощайтесь, ешьте, пейте и чувствуйте себя как дома!

Приехавшие гости расселись за наши столы. Француженки составили компанию равенкловцам, а советские делегаты, завидев за нашим столом бронзовый самовар, уселись рядом с нами. Им тут же стали кивать на меня, мол, у нас один тут по-русски говорит, если что, спрашивайте его. Как и следовало ожидать, русские по-английски если и говорили, то не очень хорошо, не на уровне «Хау мач воч? – Сыкс воч. – Сач мач? – Хум хау», конечно, но близко к этому. Так что знакомство с братьями по разуму состоялось раньше, чем я думал.

- Паря, говорят, ты по-нашему умеешь? – спросил один из советских гостей.

- Умею.

- Слышь чо, а тут всегда так?

- Чо всегда так?

- Ну, золотые кубки, и все такое.

- Для всех, кроме нас, так и есть. Только мы, бишь наш стол, со своих стаканов пьет. Кстати, не советую пить то, что дают здесь, тыквенный сок – редкостная гадость. Сам попробовал, потом три дня плевался.

- Дык это ж не сок, это ж чай у нас, – поинтересовался второй делегат.

- Правильно, чай тут только мы пьем, наш факультет то бишь.

- Откуда по-нашему умеешь? Сам-то кто?

- Звать Гарик, а по фамилии Поттер.

- Ого! Тот самый, про которого тут в Англии треплются везде и всюду?

- Не знаю, кого вы имеете в виду, но здесь в школе я один такой.

- Кучеряво! – отвечает первый собеседник. – Будем знакомы, Иван Беспалов, – он протянул мне руку. – Я из Архангельска.

- Мирон Буткевич, из Гомеля, – представляется второй.

- Олексей УдОльцОв, вОлОгОдские мы, – говорит третий.

- Файзулло Шарипов, Самарканд, – называется четвертый, с азиатским разрезом глаз.

- Сергей Гришин, из Алушты, – говорит пятый.

- Владимир Степанов, Ростов-на-Дону, – говорит шестой.

- Рад знакомству, мужики, – отвечаю им, жму всем руки, кто дотягивается. Мои советские собеседники оказались выходцами практически со всех краев родимой стороны, от полесского Гомеля до камчатского края света и от поморской столицы Архангельска до солнечного Самарканда. По национальному составу тоже все разные, среди тридцати человек присутствовали армянин, грузин, осетин, казах, узбек, башкир, казанский татарин, бурят, молдаванин и закарпатский венгр.

Ваня Беспалов был одним из тех, кто привел в школу медведей.

- Как только мишку научить смогли на балалайке играть? – спрашиваю.

- У нас в роду такое мастерство есть, косолапых укрощать, – отвечает. – Испокон веков этим и пробавляемся. Дед мой, вон, со своим медведем до Ольденбурга дошел.

- Так медведей же четыре.

- Так и умельцев не мы одни. На Севере много кто так умеет, со зверями да птицами говорить да приручать их. Вот и Топтыгина приручили, отец мой его из лесу совсем еще сосунком принес. Вдвоем и воспитали.

Леха Удальцов, как оказалось, учился в Рязани, в том самом воздушно-десантном училище имени Маргелова, а помимо этого, был знатным столяром.

Самаркандец Файзулло выводил свой род от самого Ходжи Насреддина, но, тем не менее, это не мешало его отцу зарабатывать на жизнь выращиванием арбузов и винограда, добывая воду даже без помощи арыков.