В скором времени начались тренировки по квиддичу. Мадам Спраут однажды вызвала и меня. В ее кабинете меня уже дожидался молодой человек прилизанной наружности, судя по дорогой ткани балахона — мажор.

- Вот, Гарри, наш капитан сборной по квиддичу Седрик Диггори хочет проверить, на что ты способен.

- Стесняюсь спросить, профессор Спраут, а для чего это мне?

- Как же, Гарри, — удивился Седрик. — Твой отец, он же был хорошим игроком! Так, во всяком случае, говорят в школе. Он, правда, играл за команду Гриффиндора.

- Увы, не имею никакого интереса.

- Почему? Квиддич — это же очень классно!

- Благодарю, Седрик, но мне как-то больше по душе мирные занятия, где можно не опасаться в один прекрасный момент не собрать костей от удара об землю.

- Но ведь твой отец…

- В России есть поговорка: «Сын за отца не отвечает». Пускай отец мой, может быть, и был игроком, и летал на метле, но мне такое ремесло совершенно не по душе. Можно зарабатывать себе на хлеб и другими, менее опасными для жизни и здоровья способами. А у спортсмена век недолог, постарел, потерял форму, и все про него забыли. Слышали, может, про американского боксера Мохаммеда Али, — Седрик кивнул, значит, слышал. — Пока он выходил на ринг и всех бил, публика ему рукоплескала, но как только он превратился в инвалида и покинул спорт, все про него забыли.

Седрик разочарованно кивнул, извинился и удалился. А вот мадам Спраут явно обрадовалась, ибо терять помощника по саду и огороду не хотела.

На уроки Локхарта мы со Сьюзен больше не ходили. Амелия прислала ответ, из которого мы узнали, что она, получив наше письмо, громко и долго смеялась в голос над неуклюжей попыткой доморощенной знаменитости выдать обыкновенного сельскохозяйственного вредителя за неизвестный науке вид. Об этом же вскоре узнали и в подшефном ей Аврорате. Мы просветили об этом же и Дору, и в своем ответном письме та назвала нас со Сьюзен «достойными продолжателями дел Мародеров». Все же не каждый день знаменитого писателя выставляют на посмешище перед всей школой.

Громче всего протестовала, конечно же, Гермиона. По ее словам, «нечего здесь выпячивать свое знание маггловского мира, это здесь никому не нужно, да и вообще не комильфо оскорблять столь знаменитого писателя». Ну-ну, ревнительница традиций магического мира, ну-ну. Знала бы ты, какое болото с лягушками есть по факту этот самый магический мир, не была бы ты такой восторженной. Но что поделать, если к нашим лекциям мадмуазель Грейнджер неизменно оставалась глуха аки тетерев.

Кличка «Сиятельное Ничтожество» прилипла к Локхарту намертво. Сам писатель-преподаватель, получив публичное унижение на двух уроках подряд, больше не пытался познакомить детей с «самыми кошмарными страхами», ограничившись зачитыванием своих собственных книжек и принуждением ученичков конспектировать их же. Чтобы у нас было законное основание не ходить на уроки Сиятельного Ничтожества, а его самого в упор игнорировать, мадам Спраут выписала Сьюзен, Ханне и мне справки о необходимости помощи ей по саду. Примерно такую же справку у Флитвика выбил Тони, собиравший бумаги для перевода в магический лицей Государства Израиль, что в городе Вифлееме. Позже к нам присоединились Дафна и Трейси, а вот Астория пока думала. Короче, фан-клуб писателя начал стремительно таять.

[45] Александр Розенбаум «Ша, братва» (сл.и муз. А.Я.Розенбаум)

[46] Немецкое ругательное выражение

[47] Аналогичное по смыслу предыдущему ругательное выражение, только на идиш

====== Глава десятая. А ты не пей из унитаза... ======

Интеллигент мечтает стать бутылкой,

Чтоб пивом мог залиться до затылка,

А пробку закупорить навсегда,

И чтоб не открывалась никогда!

Крестьянин хочет стать большим вагоном,

Затаренным отборным самогоном,

Большой цистерной хочет стать алкаш,

И чтоб внутри цэ-два-аш-пять-о-аш,

Спирт!

Дюна «Если б было море пива…»

Разговор с директором, которого я, скажу честно, ждал и опасался, все же произошел. Числа четвертого он меня таки вызвал. Зову в свидетели мадам Спраут, мало ли что, чтоб не было лишних вопросов.

Заходим.

- Добрый день, Гарри, мальчик мой. Проходи, — приветствует Дамблдор. — А Вы, Помона, зачем явились?

- Гарри поставил меня в известность о вызове к Вам, я присутствую как его декан.

- Ах, да, да, простите, совсем забыл. Присаживайтесь. Чаю хотите? Или, может быть, лимонную дольку?

- Благодарю, сэр, я не голоден, — вежливо отказываюсь. Во-первых, я и впрямь только что большую кружку чая навернул с булочками, а во-вторых, откуда я знаю, что за дрянь ты, борода многогрешная, в чай подмешиваешь.

- Пусть будет так, — кивает головой Дамблдор. – Я, собственно, позвал тебя, Гарри, по какому вопросу. Как поживает твоя тетушка?

- Стесняюсь спросить, какая, собственно, тетушка?

- Старшая сестра твоей матери, в доме которой ты живешь.

- А что, у моей матери была старшая сестра? – так, потоньше, потоньше.

- Неужели ты не знаешь? Гарри, мальчик мой, это же твои родственники и твоя семья.

- Какие еще родственники? Кого Вы, вообще, имеете в виду?

- Неужели имена Вернона и Петунии Дурслей тебе ничего не говорят?

- Увы, господин директор, абсолютно ничего. Я даже не знаю, кто они такие.

- Как же ты не знаешь своих опекунов? А они, между прочим, беспокоились о тебе, искали тебя все лето.

- Простите, господин директор, но по закону право опеки надо мной имеют совершенно другие люди. И именно у них я пребывал все время своих летних каникул.

- Но ведь твой друг Рональд Уизли ждал тебя у себя дома…

- Простите, Вы меня, очевидно, с кем-то перепутали. Я не поддерживаю никаких отношений с Рональдом Уизли и, что характерно, поддерживать их не собираюсь.

- А вот его сестра, юная Джиневра, этим фактом была очень опечалена.

- Повторяю Вам еще раз, профессор Дамблдор, Вы, должно быть, меня с кем-то перепутали. Я не поддерживаю с ними никаких отношений и совершенно в общении с этими людьми не заинтересован. И позвольте решать мне самому, с кем общаться, а с кем – нет. Надеюсь, это все?

- Что ж, Гарри, я тебя отпускаю, но будь, пожалуйста, более внимателен к людям. Возможно, ты слишком критичен и видишь их только с одной стороны, но в них же есть и другая! Кстати, Гарри, мальчик мой, ты не хочешь что-то мне рассказать?

Так, мать…, опять ты, пердун бородатый, мне по мозгам шаришь? А ну пшел вон нах, егулды сыктым ёкхэрэ елдыбабай [48]!

Старикан заткнулся на полуслове, и на его лице застыло такое выражение, будто бы обещанный и долгожданный «свет в конце тоннеля» оказался по факту идущим на полной скорости электровозом. Во всяком случае, Дамблдор вообще перестал реагировать на внешние раздражители, как бы уйдя в астрал. Не видя смысла дальше продолжать бесплодную беседу, встаю и направляюсь к выходу.

- Вот …! — в сердцах сказал я, когда мадам Спраут вела меня в наше общежитие. — Что этот долбаный пацифист имел в виду?

- Если честно, Гарри, я сама не понимаю.

- Не нравится ему, видите ли, что я с этим рыжим грубияном не общаюсь. Мне что, самому за себя решить нельзя, с кем дружить, а с кем нет?

- Конечно же, можно, ты здесь в своем праве. Позволь мне сказать пару слов, на правах твоего наставника?

- Да, профессор Спраут?

- Если честно, меня твой круг общения вполне устраивает. Сьюзен от тебя не отходит, вы всегда помогаете друг другу. Нимфадора, пока не выпустилась, тоже с тобой дружила. С Гольдштейном с Равенкло ты очень хорошо общаешься. Не могу не одобрить.

- Спасибо на добром слове, мадам Спраут.

- Кстати, а кого имел в виду директор, когда называл твоими опекунами?

- А, это я не хотел, чтобы он знал слишком много. Были такие неприятные в общении люди, настолько неприятные, что мне в конце концов пришлось спасаться от них бегством. Сейчас же моими опекунами являются Тед и Андромеда Тонкс, родители Доры.