Эпоха российского государя Петра Великого известна своими потрясающими преобразованиями, радикальными изменениями и кардинальными поворотами. И вполне понятно, что в столь лихие времена не обошлось без перегибов. Иначе говоря, некоторые перемены в людских судьбах были настолько крутыми и непредсказуемыми, что оборачивались настоящей трагедией для многих родовитых семейств.

Случалось так, что заслужившие в былые времена почёт и уважение бояре не могли приспособиться к новым условиям и уходили на самое дно жизни. Теряли всё; и звания, и титулы, и капиталы, и даже лишались головы, пытаясь идти наперекор воли государевой. А отсюда появлялись заговоры, наветы, предательства и подстрекательства к крамоле. Одним словом, недовольных была тьма. А всё потому, что у нашего государя был уж слишком крутой нрав. Он терпеть не мог несогласных. С ними и с недовольными, он расправлялся беспощадно. О чём не раз говорил.

– Я ныне великие планы имею!… Собираюсь поднять Отечество наше на до селе недосягаемую высоту!… Чтоб ни один враг не смел и рта раскрыть на Русь-Матушку!… Мы всем дадим достойный отпор и в бегство обратим!… А кто со мной не согласен, отойди в сторону, не мешай, а иначе зашибу, не помилую!… – предупреждал он своих недругов и шёл вперёд невзирая ни на что. Вот какой целеустремлённый характер был у нашего государя Пётра Алексеевича.

Впрочем, не только он имел настолько целеустремленный и настойчивый нрав, но и люди, окружавшие его, также принадлежали к разряду дерзких и отважных храбрецов. Таких людей государь называл своими друзьями-сподвижниками и безгранично доверял им. Но это вовсе не значило, что они, пользуясь благосклонностью царя, жили лучше других, нет. Наоборот, Пётр Алексеевич загружал их работой сверх всякой меры, да и спрашивал с них гораздо строже, чем с остальных.

– Вы, други мои!… единомышленники мои!… помощники,… а значит должны идти на не менее суровые испытания, чем я иду!… А если надо, то и жизнь свою положить за Отечество!… Потому-то я к вам и строг вдвойне!… Смотрите не подведите меня и моё доверие!… Будьте выше обид и предубеждений!… Не посрамите звание государева сподвижника!… – строго наказывал своим друзьям государь и вёл их за собой по пути новых преобразований.

А начало этих преобразований лежало в Немецкой слободе. Там наш государь черпал новые идеи и замышлял грандиозные планы по коренному переустройству России. Там же его друг и сподвижник Франц Лефорт взял на себя обязательство создать крепкое регулярное войско, чтоб оно было подстать самым грозным европейским армиям. А тем временем в Европе властвовал шведский король Карл XII. И это у него была самая могучая и многочисленная армия. Вот и наш государь мечтал о такой же.

Ну а пока до осуществления этой мечты было далеко, Пётр Алексеевич не отказывал себе в воинственных развлечениях. Собирал потешные войска, строил небольшие крепости, спускал на речку Яузу лодки-ботики и устраивал некое подобие морских сражений. А по вечерам отдыхал в Немецкой слободе со своими сподвижниками. Вместе кутили, запускали фейерверки, стреляли из пушек. И бывало даже так, что просто бузотёрили. Впрочем, чего уж тут удивительного, ведь Петра окружали такие же молодые и горячие спутники-сотоварищи, как и он сам.

И вот, как раз одним из таких горячих и норовистых друзей государя, был юный дворянин, потомок древнего, но внезапно обнищавшего рода, некий Кирьян Мефодич Годунов, а для друзей и сотрапезников, просто Кирюха или Киря. Фигурой Кирьян был высок и статен, душой и сердцем чист, опрятен. Но в то же время, имел ряд сомнительных особенностей. Слыл шутником, кутилой, балагуром и даже забиякой. Хотя был признанным мастером сарказма и сатиры. Сочинял каверзные эпиграммки и стишки, притом на разных европейских языках, он с детства их изучал, уж так его воспитали. И этими своими каверзными стишками не раз подтрунивал над иными жителями Немецкой слободы, чем превращал их в своих гневных недругов.

Кирьян мог красиво, но саркастично в стихотворной форме обругать одного, и тут же, наоборот, лиричной прозой возвысить другого. Однако особой витиеватостью изложения он не страдал, а потому изъяснялся легко и просто с естественной непринуждённостью. И в этом, несомненно, был его какой-то особенный дар, талант что ли, который, надо сказать, не раз доставлял ему много неприятностей и проблем. Обиженные его ловкой сатирой жуиры частенько вступали с ним в перепалку, отчего периодически возникали преддуэльные ситуации. Бывшие европейские господа в виду своей капризности, то и дело пытались бросить ему вызов, чем очень потешали государя Петра Алексеевича, ведь он неоднократно становился свидетелем подобных страстей.

Меж тем Кирьян в такие моменты становился особо горяч и циничен. Бесконечно сыпал в оппонента язвительными шуточками, и вынуждал того выплеснуть всё своё недовольство. Государь же от его потешно-саркастического тона приходил в восторг, от души смеялся и старался кубком доброго вина примирить этих, казалось бы, абсолютно несовместимых врагов. Одним словом Кирьян был, чуть ли не главным любимчиком царя. И, несомненно, он мог бы достичь при государе невероятных высот, и при этом вернуть своему некогда многочисленному роду былое величие, всё было в его руках.

Однако этому помешала весьма неоднозначная история, о которой впоследствии говорили, что якобы она была инспирирована самим государем. Так это или нет, пока тайна. Но как бы там ни было, эта история изменила всю дальнейшую судьбу князя Кирьяна. Разумеется, можно уверять, что это была всего лишь роковая случайность, и всё могло бы пойти по-другому, хотя с другой стороны, как известно, в любой случайности есть своя закономерность и предыстория. А потому надо особо подробно рассказать, что же произошло на самом деле в тот роковой вечер.

Жила в ту пору в Немецкой слободе некая семья недавно приехавшая из Европы. Казалось бы, что тут такого, ну приехали люди, и приехали. Но не всё так просто, уж больно особенными были те люди. Глава семейства являлся немецким графом российского происхождения. Иначе говоря, когда-то давно предки графа, спасаясь от преследования аж самого царя Ивана Грозного, бежали из Руси в Европу. Но это была слишком тёмная история, и отвлекаться на неё сейчас не имеет смысла. Итак, после побега предки графа, в тот момент ещё простые русские бояре, прижились в германских землях. А благодаря захваченной с собой немалой казне, бояре купили себе немецкий графский титул, вот тогда-то они и стали настоящими немецкими графьями. Ну а затем уже приобрели чуток землицы и продолжили спокойное, безбедное существование.

И вот спустя много лет, нынешний потомок прежних бояр, молодой граф Васильефф, не нарушая старых традиций, женился ещё там, в Германии, на такой же представительнице выходцев из России. И что интересно, они с каким-то невероятно-одержимым рвением вдруг единодушно поспешили вернуться в Россию. Где их особо радостно принял царь Пётр. Он часто наведывался к ним в гости, вёл светскую беседу, что-то обсуждал. И конечно в разговоре не раз всплывали вопросы о «европейской политик», так раньше называли текущие дела в Европе. На эту тему у них шли долгие и оживлённые дебаты.

Ну а вскоре в семье появилось пополнение, родилась кроха доченька. Государь Пётр Алексеевич по своему обыкновению тут же примчался и закатил пир на всю Немецкую слободу. В тот же день стал для малышки крёстным отцом и нарёк её дивным именем Джулия, что означает – рождённая в июле, ну а по-нашему просто, Юлия или Юля. Так в немецкой слободе появилась новорожденная графинюшка Юлия Васильеффа, впоследствии, уже спустя много лет, две крайние буквы «ф» на немецкий манер, упразднили, заменили на российскую «в», и фамилия приобрела надлежащий вид.