- Вы помните, что с вами произошло?
- Голова... так болит... - слабо двигая языком, поинтересовался доктор, даже в таком состоянии он оставался врачом, - должно быть, была авария... Водитель? Что с ним?
- Не волнуйтесь, ваш друг отделался менее значительными повреждениями и выразил желание поскорее поставить в известность ваших близких, что типично для его ситуации - он считает себя виновным в трагедии, так как был за рулем транспортного средства. Вашему приятелю повезло больше, чем вам, но в нем говорит вина за случившееся. Он отверг мои рекомендации касательно собственного здоровья.
Проведя необходимые врачебные манипуляции, лечащий врач удалился, оставляя Джека предаваться раздумиям насчет дальнейшей жизни без любимой работы. Он думал, что сильный, но сейчас был беспомощнее младенца. И как теперь жить ему, привыкшему всего добиваться самому и своими руками строить свою судьбу.
Давно Ондзи не испытывал такого страха - не отдохнув, не переодевшись и не дождавшись, пока подействует обезболивающее, такси уже несло его, петляя улицами, чтобы сообщить о печальном происшествии. На его счастье, во время самого столкновения, не замеченные среди дыма, от них отделились две серые субстанции, больше походившие на химерные облака темного дыма, и проклятие двух из смертных грехов, программирующие своих носителей на саморазрушение вплоть о гибели, освободились для поиска новых жертв.
Обнаружив в кармане своего пиджака короткое послание, выполненное знакомым почерком, Ондзи ещё долго держал его в руке, шепотом зачитывая наизусть, а душа беспокойно металась подстреленным зверем.
Не менее драматичными смятениями раздираема была душа и помощника азиата.
Винтер проводил мать и её дитя до дверей их дома, задержав руку женщины в своей ладони дольше обычного, пока сынишка побежал переодеваться.
Наконец он смог отпустить Бьянку, уже развернувшись, чтобы уйти, скрывая печаль в своих глазах, как цепочка на его шее порвалась, и хранимый им столько лет оберег упал к его ногам. А он не успел подхватить его, стоя и растерянно глядя в пол.
- Эта дама на портрете... Кто она? - белокурая женщина наклонилась, чтобы поднять оброненный им кулон и замерла, изумленно хлопнув ресницами.
С тихим звуком ударившись об пол, украшение раскрылось, и на неё с портрета на внутренней стороне смотрела копия Бьянки в богатом платье старинного кроя. И от этого пугающего сходства неприятный холодок пробежал по позвоночнику, вызывая нездоровую бледность.
- Она умерла много лет назад. Очень много лет... - Винсент поспешил забрать вещь из её протянутой руки.
- Она так похожа на меня... - несмело заметила молодая женщина и склонила голову.
Мужчина коснулся ладонью её плеча:
- Скорее наоборот, это вы удивительно похожи на неё. И это так … невероятно.
- Вы... Вы любили её? - шепотом спросила Бьянка и печально умолкла, отстранившись от него.
- Больше, чем кого-либо в этом мире, - выдавил из себя признание Винсент, стараясь быть откровенным с ней, и не осознавая, насколько ранит её своими словами, - Сильнее я, пожалуй, любил только ещё одну женщину в своей жизни, нашу дочь Стефанию.
А белокурой Бьянке было очень больно. С чего она вообще могла решить, что интересна ему сама по себе? Как она могла подумать, что в жизни такого мужчины не было женщины? Тем более такой женщины, с которой никто не сможет соперничать - с его родной дочерью. Она, видимо, сейчас уже стала совсем взрослой барышней, отрадой для отца. Как она посвятила всю себя воспитанию сына, так он, должно быть, отдает все внимание дочери... Она не смела винить его, наоборот - могла только восхищаться такой трогательной верности семье с его стороны. Но сердце отчего-то тоскливо сжалось. Он и так сделал для неё слишком много и поддержал тогда, когда она больше всего в этом нуждалась - так имеет ли она право требовать от него большее?
- А ваша дочь, где она сейчас? - спросила она, чтобы сгладить неловкую паузу, и тут же поняла, какую нелепость сказала: лицо мужчины заметно помрачнело.
- В лучшем, смею надеяться, мире, - его голос дрогнул во время ответа, - вместе со своей матерью.
- Господи, мне так жаль... - светловолосая женщина виновато опустила глаза, - Прошу простить мою бестактность, я ведь не могла и подумать.
- Вам я готов простить всё, что угодно, - мягко улыбнулся Винтер, проведя рукой по её щеке и мягким светлым волосам, перебирая золотистые пряди, от чего женщина дернулась, нервно вздрогнув, хватая губами воздух.
- Винс, не надо... - Бьянка набрала воздух в легкие и глубоко вздохнула в попытке побороть горечь и разочарование от того, что ей готовы многое простить, принимая за другую, упуская её собственную личность, - Вы видите во мне лишь замену той, другой. Так неправильно. Я - не она. Возможно, сейчас мы забудемся, и это будет как прекрасный сон, как … несбывшаяся мечта. А потом наступит прозрение, и будет оно болезненным для нас обоих, оставляя нас с разбитыми сердцами и ранящими душу воспоминаниями. Если я хоть что-нибудь для вас значу, как Бьянка, а не как копия почившей супруги, вы не будете настолько жестоки со мной.
Всё не так, всё не правильно. Так не должно быть. Она не сможет жить чужой жизнью, пусть и так похожей на неё женщины, ведь у неё есть собственные желания, мечты и стремления. Да и использовать свое сходство не хотелось - это было бы верхом бесчестия. Сыграть на чужих чувствах в свою пользу. А сам Винсент? Не возненавидит ли он её, когда осознает, что она - не его покойная возлюбленная, а другая женщина, на которую он спроецировал свои чувства?
Прозрение принесет обоим столько боли и разочарования...
- Я бы не посмел... - виновато пробормотал Винсерас, и взгляд его глаз болотного цвета заметно потеплел.
- Я очень тебя прошу, Винс, не мучай меня. Теперь тебе лучше уйти, пока мы не натворили ещё больших глупостей... - женщина тяжело выдохнула, с трудом заставляя себя не смотреть на него, напряженно застывшего с протянутой рукой.
- Мне сейчас лучше уйти, верно, - опустив руку, машинально повторил он за ней, судорожно сжав пальцы, - Всё равно я теряю способность здраво мыслить в вашем присутствии...
- Мама! - на их голоса прибежал темноволосый мальчуган, обхватив колени матери своими маленькими ручками, - Мама, а дядя останется с нами ужинать? Давай попросим его остаться? - Паоло поднял голову, заискивающе глядя на мать.
И Винтер замер в ожидании - в глубине его исстрадавшейся души затеплилась робкая надежда, что его не прогонят, что ему позволят остаться. Он уже давно отвык даже думать о женщинах - с того времени, как похоронил свое сердце вместе с женой и дочерью в фамильной усыпальнице, он блуждал по жизни и не находил покоя. Пока не встретил Маргариту - внешне она была противоположностью его дорогой Анне, но своим характером напомнила о том, о чем мучительно было вспоминать, разбередив так и не зажившие раны. Но именно тогда внутри поселилась трепетная надежда, что стоит жить, и быть может... Быть может, однажды он встретит свою женщину...
И вот этот день настал - в её глазах хотелось утонуть, её золотистых волос хотелось коснуться... Она пробудила в нем давно забытые чувства. И если Бьянка отвергнет его, то что остается у него в этом мире? От близости её тепла и запаха легкого парфюма с примесью ароматов сладкой выпечки кружилась голова, першило в горле и слезы подступали к глазам. Желать эту женщину казалось почти кощунством, но побороть себя никак не выходило... Вспомнилось, что точно так же пахла его Анна, которая очень любила готовить и часто вместе с кухонной прислугой занималась готовкой, а ему нравилось целовать её перепачканные в муке губы, чтобы она звонко и так чисто рассмеялась. Малышка дочка в своей какой-то детской ревности хватала своими пальчиками рассыпанную по столу муку и мазала ею свои щечки, повернув личико, всё в белых пятнах к нему, чтобы папа обязательно не забыл и её поцеловать. И когда он делал это, девочка весело хохотала и хлопала в ладоши, поднимая белую мучную пыль, что оседала потом на его волосах и усах.
