Через три дня вечером в деревню пришли солдаты инквизиции. Они предъявили бургомистру постановление инквизиции об аресте лесника Вольфганга, обвиняемого в колдовстве. Бургомистр велел слуге проводить солдат к дому лесника. Сыну он велел не выходить из дома.

По опустевшим улицам солдаты прошли к дому Вольфганга. Прошли через двор, ломая кусты роз, топча цветочные клумбы. На шум открылась дверь, и на пороге показался Вольфганг. Выскочила собака. С лаем бросилась на солдат. Один из них ударил ее ногой, отгоняя.

Вольфганг не успел ничего сказать. Его ударили по голове. Он упал и уже не видел, как выскочила из дома Гретхен. За ней выбежала Эльга и, увидев лежащего на земле отца, закричала: – Папа, что с папой?

Прибежали соседи. Некоторые держали зажженные факелы. Факелы освещали испуганные лица.

Солдаты связали руки Вольфганга за спиной. Он пришел в себя. Обвел взглядом собравшихся в поисках жены и дочери. Не увидел, так как толпа оттеснила их к крыльцу. Гретхен, крепко держа за руку дочь, стояла окаменевшая, не в силах произнести ни слова.

Солдаты подняли Вольфганга. Повели со двора. Толпа двинулась за ними. Сначала шли молча. Вдруг раздался крик: – Сжечь! На костер его!

Это кричал Фриц – их сосед, которого Гретхен не раз лечила травами, когда он простужался по весне, ловя рыбу.

Гретхен схватила дочь, вбежала в дом, захлопнув дверь.

Они не выходили из дома три дня. Все три дня Гретхен поила дочь настойками из трав. Девочка спала глубоким сном, и порой Гретхен прислушивалась к ее дыханию – жива ли?

На четвертый день в дверь постучали.

– Открывай, Гретхен! Открывай!

Это кричал Фриц.

– Выходи! Твоего мужа ведут на костер. Бургомистр велел привести тебя с дочерью.

Гретхен открыла дверь: – Моя дочь больна.

– Выходи, – кричал Фриц. – Да побыстрей, а то не увидишь, как твой муж будет гореть. В аду также будет гореть. Он же попадет в ад. Я дрова-то подготовил сырые. Он еще долго будет мучиться! – Фриц захохотал и подтолкнул Гретхен к кровати, на которой спала дочь.

Девочка не проснулась. Лежала неподвижно. Лицо ее было бледным, на лбу были видны капельки пота. Синие губы. Темные круги под глазами.

– А она жива? – с интересом спросил Фриц.

Гретхен не ответила. Пошла к выходу. Фриц поспешил за ней.

Деревня собралась на площади. Бургомистр с сыном и епископ стояли у дверей церкви.

– Видишь, – сказал епископ, обращаясь к бургомистру, – ведьма не живет одна. Должны быть еще. Уверен, что дьявол захватил всю деревню. Ты – молодец! – сказал он, повернувшись к Конраду. – Вовремя обнаружил служителя дьявола.

– Нет, нет! – воскликнул бургомистр – У нас в деревне больше нет служителей дьявола.

– Ты не можешь этого знать. Надо, чтобы все охотились за ведьмами. Как твой сын.

Конрад смотрел на площадь. Видел, как появилась Гретхен.

Жители расступились перед ней, и она стояла перед костром, пытаясь разглядеть мужа, но дым от сырых дров, густой и черный, не позволял увидеть его лицо. Вольфганг был без сознания.

Фриц подошел к ней со словами:

– Смотри, смотри! Знай – кто твой муж.

Когда дрова всё же разгорелись, пламя взметнулось к небу. Раздался страшный крик. Обезумевшая толпа отшатнулась от костра, увлекая Гретхен. Она споткнулась и упала. И больше не встала.

Гретхен очнулась от тишины и, не открывая глаз, пыталась понять, где она? Уловила запах засушенных трав. Поняла, что дома. Открыв глаза, увидела Конрада, сидящего на стуле напротив ее кровати.

Гретхен приподнялась. Посмотрела в угол комнаты, где стояла кровать дочери. Конрад ее успокоил:

– Всё хорошо. Она спит. Не волнуйся.

Гретхен смотрела на Конрада глазами, полными отчаяния. Повторяла: – Это неправда. Это неправда. Кто-то его оклеветал. Кто? Кто написал донос? Ты не знаешь? И что теперь будет с нами?

– Я позабочусь о вас. Не бойся. Ничего не бойся. Отец не допустит! У нас тихая деревня. Никто больше не пострадает.

– Но Вольфганг! Он не виноват. Мы просто собирали травы. Он же лесник!

– Дьявол вселился в него. Вы с дочерью тоже могли пострадать. Но теперь его сожгли. Вы вне опасности.

Успокаивая, он укрыл ее одеялом, погладил по голове. Взглянув в окно, увидел, как кто-то отпрянул от окна. Конрад заметил убегающего мужчину. Это был Фриц.

Гретхен уснула. Конрад сидел у ее изголовья, охраняя сон. Наступил вечер. В сумерках он вышел из дома Гретхен и направился к своему дому. По пути никого не встретил, но чья-то тень следовала за ним.

Ночь повисла над деревней.

Фриц подкрался, обошел розовый куст, заглянул в окно.

За столом сидела Гретхен. Перед ней стояли несколько коробочек, большая чашка, стеклянная баночка с жидкостью. Синяя коробочка была открыта. Фриц вспомнил, что именно с ней приходила Гретхен лечить его, когда он заболел, ловя рыбу весной. Гретхен несколько дней ходила к нему и мазала мазью грудь и спину, пока кашель не прошел и он выздоровел. Он расспрашивал Гретхен, как она делает такие мази, от которых болезнь проходит? Гретхен говорила, что это травы лечебные.

– А откуда ты знаешь, какие именно травы лечат?

– не прекращал расспросы Фриц.

– Меня мать научила, – отвечала Гретхен.

– А ее кто научил?

– Ее научила ее бабушка.

– А ты не перепутаешь? – беспокоился Фриц.

– Будь спокоен, не перепутаю, – успокаивала Гретхен.

Гретхен взяла чашку, налила в нее жидкость из стеклянной баночки, осторожно достала из синей коробочки немного мази и положила в чашку. Потом так же осторожно достала немного мази из другой коробочки, потом из третьей и четвертой. Долила жидкости из стеклянной баночки в чашку, стала медленно размешивать.

Гретхен посмотрела в угол комнаты, где на кровати лежала дочь. Взяла со стола коробочку ярко-красного цвета и подошла к кровати. Фриц видел, как она открыла коробочку, окунула в нее палец и медленными кругами размазала мазь на висках дочери. Девочка вскрикнула и проснулась. Гретхен помогла ей подняться, подвела к столу. На ней было длинная белая рубашка.

В тусклом свете свечи Фриц увидел, как Гретхен смазала левый глаз дочери мазью из синей коробочки. Девочка заплакала. Гретхен гладила ее по волосам и что-то говорила. Что именно, Фриц не слышал. Он видел, что Гретхен и сама плачет, быстрыми движениями смазывая волосы дочери. Смазав волосы дочери мазью, Гретхен связала их высоко на голове. Девочка плакала. Мать что-то говорила.

Фриц неосторожно переступил с ноги на ногу. Он устал стоять в неудобной позе у низкого окна. На шум Гретхен повернулась к окну, но Фриц успел отойти от окна. Гретхен не заметила его.

Она вглядывалась в темноту за окном, потом взяла стеклянную баночку, зачерпнула железной ложечкой мазь и, взяв в ладони руки дочери, стала смазывать пальцы девочки. Девочка закричала и отдернула руку.

– Тише, тише, милая! Надо, чтобы пальчики твои стали кривыми. Один глазик ослепнет, другим будешь видеть. Не плачь, милая, не плачь доченька. Открой ротик, – велела она дочери, достала порошок из черного сундучка и растерла его на деснах девочки. – Надо, чтобы зубки твои белые стали черными и гнилыми.

Девочка заплакала:

– Не хочу, чтобы зубки стали черными. Они у меня белые и красивые. Не хочу, чтобы глаз ослеп. Не хочу! Не хочу! – рыдала девочка. – Где мой папа? Он меня любит, а ты – нет! Папочка, мне так больно! Помоги мне! Мама меня больше не любит!

Гретхен обняла дочь и зарыдала.

– Нет у тебя больше отца. Нет у тебя больше отца, – повторяла она.

– А где он? Где мой отец?

– Его сожгли на костре, – рыдала Гретхен, обнимая дочь.

– Сожгли на костре? Как фрау Марту?

– Да, как фрау Марту, и тебя сожгут, если ты будешь красивой. Надо, чтобы пальчики стали кривыми, волосы выпали, лицо покрылось гнойниками, – шептала Гретхен.

– Почему, мамочка, почему? – рыдала девочка.