Чашечки для саке обычно представляют собой маленькие глиняные сосуды диаметром приблизительно пять сантиметров, во многом напоминающие по форме мелкие чайные пиалы или глубокие блюдца. Ручка у них отсутствует, и подают такую чашечку гостю пустой после помещения ее на короткое время в горячую воду, если саке предполагается пить теплым. В эти пустые чашки вторая официантка из фарфорового графинчика изящной формы наливает теплое саке.
Вслед за рыбой с вином подали блюдо с морскими огурцами под пряностями и морскими водорослями, но они оказались жесткими, как сапожная шкура, и разжевать их мне не хватило сил. После трапезы началось музыкальное представление с участием мастеров игры на самасине (своего рода банджо) и кото (длинной цитре с подвижными кобылками), а также ряде ударных инструментов (цудзуми и тайко). Под странные звуки этих инструментов девушки исполняют свой танец, состоящий из грациозных и не менее странных движений. Танец закончился, и началось исполнение местных песен, после которых все мы покинули трапезную, расселись по рикшам, которые помчали нас домой со скоростью, как нам показалось, молнии.
Со следующего утра я начал вести наблюдения с гораздо большим усердием. Вчера мне все казалось настолько новым, что в памяти откладывались в основном общие впечатления или забавные происшествия, тогда как подробности дня прошли почти незамеченными. Однако теперь у меня, как кажется, появилась способность к более добросовестному восприятию всего происходящего вокруг нас. Выйдя на ступени нашей гостиницы, я взглянул вверх, чтобы запечатлеть природу здания, в котором в настоящий момент обрел временный приют. К своему удивлению, то, что я вчера посчитал прочным каменным зданием, оказалось всего лишь деревянным каркасом, облицованным тонкими каменными плитками, подвешенными на простых гвоздях, продетых в специально высверленных углублениях.
Гостиница расположена в очень красивом месте, фасадом выходит на море, от которого ее отделяет широкая и мастерски обустроенная дорога. Справа от гостиницы пролегает канал, несущий воды прямо в океан. Надо мною, стоящим на ступенях гостиницы, простирается темно-синее безоблачное небо, а перед собой я вижу океан в мельчайшей ряби волн с отражением лазури небес. От белых парусов колоритных лодок отражаются лучи солнца, скрытого от моего взора соседним домом. Тем временем в воздухе ощущается свежесть легкого морозца японской ночи, вселяющего в мое тело неожиданную бодрость. На завтрак мне подали рыбу, ветчину, яйца и чай. Наслаждаясь такой трапезой, я почувствовал, как будто сижу за своим собственным обеденным столом в Лондоне, а не за 19 тысяч километров от дома. Покончив с завтраком, я отправился посмотреть местные торговые лавки и их товары. Во время прогулки мне попадается множество забавных вещичек, которые, не устояв против соблазна, покупаю, хотя и осознаю, что на самом деле поступаю опрометчиво. В четверть шестого вечера возвращаюсь в свой гостиничный номер немного усталым, ведь этот прекрасный «урожайный день» мне пришлось провести в походе по магазинам.
Пока я одевался, в мою комнату вошел принц Анри. Он попросил меня составить ему компанию на ужине с принцем Монте-Нуово. Так закончился мой второй день в Японии.
В своем дневнике я нашел следующие пометки, датированные 27 декабря. Здесь обычным делом считается пойти в магазин, чтобы выбрать несколько товаров, а затем попросить их владельца прислать все отобранные предметы к вам на дом или в гостиницу, где вы на досуге еще раз все их рассмотрите и примете окончательное решение.
Народ здесь отличается предельной вежливостью и обходительностью; в одном месте, пока мы делали покупки, нам предложили выпить чаю. Чай в Японии пьют совсем жидкий, бледно-желтого (почти янтарного) цвета, причем совсем без молока или сахара. Его подают в маленьких чашках без ручек, причем без блюдец.
Городские районы Иокогамы, где проживает коренное население, в темное время суток освещаются газовыми фонарями, тогда как улицы квартала европейцев остаются совсем темными. Иностранные поселенцы отказываются платить за газовое освещение.
Следующим утром, как и договорились заранее, я выехал в Эдо (Токио, или северную столицу) поездом, отправившимся по расписанию в 9 часов 34 минуты. Железнодорожную ветку, соединяющую Иокогаму (порт Токио) с городом Токио, протяженностью без малого 30 км, построили со всем старанием, и она числится одной из двух железных дорог, существующих в Японии в настоящее время. Вторая железная дорога соединяет Хёго (Кобе) с Киото (южной столицей этой страны). Железная дорога Иокогамы имеет особенно узкую колею, и вагоны на ней больше напоминают омнибусы, чем вагоны на наших железнодорожных направлениях. Посадка в такие вагончики производится с торца. Поезд отправляется из Иокогамы в Токио и из Токио в Иокогаму круглый год ежедневно каждый час, и в каждом составе везут почту; таким образом, притом что Эдо и Иокогаму разделяет 30 км, почту в оба города на протяжении дня доставляют каждый час.
Эти населенные пункты, как, разумеется, и все города Японии, соединены телеграфными проводами, посредством которых сообщения можно переправить в виде японских иеро глифов или шрифтом практически всех европейских языков; но передача сообщений на иностранных языках вполне справедливо производится за дополнительную плату.
Железная дорога из Иокогамы до Эдо огибает большую часть дуги портовой бухты. Причем виды, открывающиеся на протяжении пути, выглядят забавно, но содержат совсем немного местных достопримечательностей, способных вызвать к себе живой интерес. Однако платья селянок, нарядившихся по-праздничному, выглядят для меня причудливыми и привлекательными, а просторные струящиеся одежды мужчин очень выгодно отличаются от наших костюмов и лишенных художественного вкуса платьев.
В Токио меня встречали генерал Сайго с мистером Сэкисава, с которым мы тоже плыли вместе из Сан-Франциско до Японских островов. Генерал Сайго приехал в своем экипаже европейского изготовления на конной тяге в одну лошадиную силу; но перед нашим экипажем поспешал специальный слуга, как это было принято в старинной Англии. Такой порядок, при котором впереди экипажа высылали быстроногого конюха, внедрили в силу того, что кареты в Японии вошли в моду совсем недавно. На протяжении многих веков обитатели японских городов приобрели привычку шагать посередине улиц. Поэтому ни в одном японском городе, запомнившемся мне, никто не позаботился о сооружении настоящих пешеходных дорожек по обеим сторонам дорог; зато очень часто напротив торговых лавок можно встретить колодцы, кое-как обозначенные.
Генерал Сайго располагал солидной внешностью и величественной манерой поведения мужчины тридцати семи лет отроду. Как многие японские южане (генерал родился в провинции Сацума), он был человеком весьма высокого роста. Свой деревянный дом, до которого мы в скором времени доехали, хозяин построил в английском стиле. Полы комнаты, в которой меня принимали, покрывал ковер с коротким разрезным ворсом, а на нем стояла американская печь, назвать красивой которую язык все-таки не поворачивался, хотя пользу она вполне могла приносить. Меблировка этой комнаты выполнена была в европейской манере, и завезли ее предметы явно из Америки. Изготовили их там по образцам английской мебели по моде, существовавшей еще до 1862 года.
Когда мы сели на европейские стулья, нам подали чай в соответствии с местным обычаем. Мы договорились о моем визите к одному из министров японского правительства по имени Сано; но правилами японского этикета предписывалось непосредственно перед посещением чиновника послать уведомление, чтобы все было готово к приему; поэтому генерал Сайго пишет первое увиденное мною письмо на японском языке.
Он пользовался шкатулкой для письменных принадлежностей шириной около 28, длиной 30 и глубинной 5 см, в которой находился рулон волокнистой, легко впитывающей влагу бумаги, палочка туши, плитка для смешивания чернил, сосудик для воды и несколько кисточек из растительных волокон. Из этой шкатулки он достает рулон, отматывает от него 5–10 см бумаги и разглаживает ее для удобства письма. Затем он намешивает небольшое количество чернил, берет рулон бумаги в левую руку и приступает к письму на расправленной части бумаги кисточкой, предварительно смоченной тушью. Первый иероглиф появляется в верхнем правом углу, затем строго под ним генерал изображает второй иероглиф. И так далее, пока не заканчивается вертикальная колонка, за которой слева составляется вторая колонка, третья… В каждом случае новая колонка японских значков начинается наверху и заканчивается у основания листа бумаги, а колонки выстраиваются справа налево. Когда составление письма завершается, часть рулона бумаги, заполненную иероглифами, отрывают от рулона и сворачивают. Само письмо помещают в лакированную шкатулку, вокруг которой автор послания повязывает шелковый шнурок. Слуга несет эту шкатулку домой к адресату, который лично вынимает письмо из шкатулки. Посыльный к письму даже не прикасается. Ответ поступает в точно таком же виде с сообщением, что к встрече все готово. Итак, мы отправляемся к дому мистера Сано и видим перед собой восхитительное здание старинной японской архитектуры, построенное ближе к городским предместьям. Как минимум две комнаты этого полностью японского жилища обставлены были по европейской моде, и среди резиденций, принадлежащих японским министрам или высокопоставленным лицам, которые мне пришлось посетить, дом мистера Сано являл собой самый удачный образец европейской меблировки.
