Все эти события вызывали чувство жуткого дискомфорта. Я не привык быть в местах массового скопления людей. А уж тем более быть объектом их пристального внимания. Самообладание давалось с трудом. Хотелось ссутулиться, стать меньше, спрятаться в какую-нибудь щель. Мне же приходилось вести себя степенно, двигаться плавно, говорить медленно. "Держимся царственно, держимся царственно", – как мантру, повторял я про себя.
Оставшись наконец один и выдохнув, решил заняться настоящими делами. Мне надо было решить, какие меры предпринять для подготовки к предстоящей войне с Японией. Первые шаги нужны здесь, на Дальнем Востоке. В центре страны закрутят другие заботы. Я попросил принести крепкого чаю и погрузился в размышления. Очень не хватало знаний о международных отношениях. Это в компьютерных играх-стратегиях все просто. Нажал кнопку – и готов союз, или столкновение, или перемирие. В жизни та же Британия вроде как союзник, а на деле не упустит ни одной возможности натравить на Россию кого-нибудь, чтобы ослабить. Пару недель назад в Японии меня считали почетным гостем, а через десятилетие до кровопролития дойдет.
Засидевшись допоздна, я родил только две идеи. Во-первых, надо оставить в Токио на максимальный срок в качестве посланника «дедушку» Шевича. Он проникся моей обеспокоенностью и осознал, что вооруженный конфликт возможен, а это значит, не придется тратить время на убеждения другого человека, тем более что лично это сделать я больше не смогу. Для решения данной задачи накидал письмо министру иностранных дел. В послании расписал достоинства Дмитрия Егоровича, его хорошее знание местных реалий и выразил уверенность, что он принесет много пользы империи именно на этом посту. Надеюсь, господин Гирс прислушается к моему мнению. Во-вторых, придумал, кому вручить вторую половину порванной йены. Правда, этого кого-то мне еще предстояло найти.
С чувством выполненного долга я уснул. Мне снилась грустная мама. Как ни старался, я не мог к ней приблизиться и прижать к груди. Она отдалялась все дальше и дальше, а бег мой не сближал нас ни на йоту.
Утром первым пригласил к себе генерал-губернатора барона Корфа, благо, он находился рядом, за стенкой.
– Андрей Николаевич, у меня к вам деликатное поручение, – начал я, когда барон уселся в кресло. – Мне необходимо подобрать господ, которые будут соответствовать необычным требованиям. Как бы это описать… Ну, пожалуй, давайте используем определение «заноза в заднице». Уж простите меня за столь необычный оборот, – поспешил я добавить, увидев, как у пожилого губернатора удивленно стали подниматься брови. Вероятно, он никак не ожидал услышать подобные слова от наследника.
– Позвольте, я продолжу. Мне нужны «неудобные» люди, толковые, профессиональные, но неуживчивые. Те, что перечат начальству и действуют по-своему. Наверняка в вашем ведомстве такие есть…
– Как не быть, ваше императорское высочество, – после непродолжительной паузы и поглаживания крыльев бороды ответил Корф. – Есть наверняка и такие. Надо поспрашивать, поузнавать…
– Вы уж поузнавайте, голубчик, порасспрашивайте, а я взамен освобожу вас от их общества. Составьте список оных лиц с небольшим описанием каждого. Двух дней вам хватит? – барон кивнул. – Вот и замечательно.
В это утро подобные разговоры у меня были и с остальными начальниками: военным губернатором Унтербергером и командиром порта Ермолаевым. И для них моя просьба оказалась более чем неожиданной. Еще дважды я наблюдал мучительную работу мысли, которая выражалась в ручной укладке бороды и усов. Прозвучавшее из уст наследника для них было в высшей степени странным, но возможности избавиться от «заноз» и угодить цесаревичу они явно не упустят.
В этот день по программе у меня был запланирован визит в бухту Улисс. Там находилось несколько армейских объектов. Меня водили по позициям береговых батарей, показывали, как живет личный состав. Обязательный молебен в Экипажной церкви. Я уже начал привыкать креститься и кланяться в нужных местах и не подсматривал за окружающими. А вечером военный губернатор давал в мою честь обед. Скромный, персон на двести.
Застолья XIX века все еще вызывали у меня шоковое состояние. Оказывается, я не знал настоящего вкуса многих блюд. В моем времени этому мешала пищевая химия, заморозка и засилье готовых блюд с полуфабрикатами. Здесь же продукты были не только натуральными, но и лучшими из возможных. Столы украшали цветами. Еда была такой, что первое время я объедался просто до безобразия, чем несказанно радовал хозяев. В результате пуговица на брюках очень скоро стала давать тревожные сигналы. Количество поглощаемой пищи я сократил, хотя сдерживать себя было очень трудно.
У Павла Федоровича подавали борщ и солянку с кулебякой, пирожки, отварную рыбу, целиком зажаренных молодых барашков, фазанов в соусе со сметаной, спаржу, сладкие фрукты в вине и мороженое. Причем за скромным пунктом «пирожки» скрывалась дюжина разных видов выпечки – с кислой капустой, грибами, картофелем и горохом, рыбой и мясом, а также с телячьим ливером и налимьей печенкой, с перепелками и даже раками. Чтобы их можно было различить, делались они разной формы и размеров, с особыми украшениями. Именно это блюдо внесло в довольно скучное мероприятие нотку юмора. В какой-то момент один из сидевших в дальнем конце чиновников вдруг потерял всякую степенность, засуетился, схватил графин с водой, налил и залпом выпил. Его лицо немедленно налилось краской. Присутствующие заулыбались, а покрасневший стал объектом шуток. Эта игра называлась «Сюрприз». В один из пирожков еще до выпечки добавили много жгучего перца. Пока продолжался банкет, представители местного света один за другим произносили тосты. Я поднял бокал за процветание славного города Владивостока, форпоста России на дальних берегах.
15 мая в Российской империи оказалось праздничным. Это была дата коронации их императорских величеств Александра III и Марии Федоровны. Большую часть дня я провел на благодарственном молебне и приеме поздравлений от служивых и гражданских. Признаться, эта часть жизни царевича меня стала утомлять. Улыбаться, пожимать руки, находить ответные слова и всегда быть в центре внимания…
А вот вечер порадовал. Оба губернатора и командир порта принесли мне списки своих «заноз». В общей сложности почти четыре десятка фамилий. Несколько часов я просидел над листами, пытаясь составить оптимальный набор… да, пожалуй что шпионов. Они должны будут создать в Японии сеть, которая позволит контролировать ситуацию, передавать сведения на Родину, а в идеале и влиять на события. Я прекрасно понимал, что направлять людей в империю восходящего солнца напрямую бессмысленно. После усиления конфронтации, а тем более начала боевых действий их возможности, а вероятно, и передвижение будут сильно ограничены. Агентам предстояло направиться в Североамериканские Соединенные Штаты (не знаю почему, но США в России в XIX веке называли именно так), влиться там в ряды эмигрантов, получить гражданство. Организовать американо-японское торговое общество и ехать на острова уже в качестве граждан САСШ. Ничего более оригинального придумать я не смог. Ни «Семнадцать мгновений весны», ни вся бондиана, – а мои представления о деятельности разведки строились только на них, – ответов на вопросы, как проводить внедрение, не давали.
Итак, тридцать восемь фамилий, гражданские чиновники и офицеры. Примечательно, что все на низших должностях и в небольших званиях. Вычеркиваем всех, кому больше 40 лет. Эти люди, скорее всего, семейные, и уехать за море на неопределенный срок они вряд ли смогут, корни не пустят. А вот с остальными можно работать. Надо собрать их для личного знакомства…
Следующий день вновь выдался насыщенным, с военным уклоном. Осмотр казарм, лазаретов, смотр войск, молебен в полковой церкви. Особенно впечатлил громадный двуглавый орел на склоне одной из сопок. Птичка заняла четыреста квадратных саженей (кстати, еще одна незадача – мерами исчисления величин, привычными для меня, в России XIX века даже не пахло). Ее насыпали из каменного угля, щебенки и кирпича. Как заявил автор геоглифа командира строительного батальона полковника Бубнова, на крайнем юго-восточном рубеже русских владений государственный герб покрыл самую почву. Когда пришло время возвращаться, офицеры части, которых я осматривал, выпрягли лошадей и сами повезли коляску. Причем солдаты и гражданские сопровождали это громовым «ура!».
