– Даже не знаю… Может, пересекались где-нибудь – город-то маленький. Но я бы вас запомнил. Такие глаза забыть невозможно. А ваша улыбка… Она потрясающая! Волшебная. Просто сбивает с ног.

– Вы первый, кто мне это говорит.

– Не может быть. Вы знаете, у нас есть один родственник – папин двоюродный брат, очень хороший дядька. А у него жена… Такая неприятная дама. И некрасивая. Я все не понимал, почему он ее выбрал. Спросил у отца, тот ответил: «Она улыбнулась, и он пропал. А потом ему уже некуда было деваться». И я стал ждать, чтобы она улыбнулась – все понять хотел. Но так и не дождался. А теперь вот понял!

Наташа чуть усмехнулась, и Егор, продолжая удивляться собственной неожиданной откровенности, покраснел и торопливо добавил:

– Но я совсем не хотел сказать, что вы неприятная. Наоборот! Вы очень милая и красивая. Просто улыбка затмевает все.

– Я же не нарочно. Я вообще редко улыбаюсь.

Уголок ее рта снова дернулся, и Егор вдруг понял, что это вовсе не усмешка, а что-то вроде легкого тика – непроизвольная гримаска, возникающая от неловкости или смущения. Он приободрился: «О, да она тоже нервничает». Наташа взглянула в окно и сказала:

– Дождь перестал. Может, пойдем? А то здесь так шумно.

– Куда… пойдем?

– К тебе, например. Если хочешь.

– Хочу, конечно. Я поймаю такси.

За всю дорогу Егор даже пальцем к ней не притронулся, хотя обычно… Но сегодня все было не как обычно, – он робел, словно на первом свидании. Когда поднялись в квартиру, Егор вдруг вспомнил, что не обговорил условия: как правило, он делал это еще до такси. Он забормотал, краснея:

– Ты ведь понимаешь, что мы… Ну… В общем, я не поддерживаю длительных отношений, так что… Это все разовое. Пара ночей, максимум неделя…

– Я знаю. Все было понятно с самого начала: «Этот ливень переждать с тобой, гетера, я согласен, но давай-ка без торговли…»

– А?

– Это стихи Бродского.

– Бродского?

– Иосиф Бродский, «Письма римскому другу»:

Егор оторопело моргал. Он никак не ожидал. Впрочем, он и сам не знал, чего ожидал. Поломался весь привычный алгоритм, и он занервничал: может, зря пригласил ее домой? Впрочем, это ведь она его пригласила.

– Ты не знаток поэзии. Ясно, – чуть улыбнувшись, сказала Наташа. – Я могу остаться до утра?

– Да, да, конечно.

– Но ты не думай, я действительно случайно зашла в тот бар. Потом только бармен меня просветил. А ты часто снимаешь там девушек?

– Ну-у… Не так чтобы часто… Бывало пару раз.

– Ты не переживай, я все понимаю. Я то-же… один раз… так поступила.

– Сняла девушку?

– Конечно, парня. Ну что, кто первый пойдет в душ?

– Иди ты. Там есть полотенца, можешь взять мой халат.

– Спасибо.

Наташа удалилась, и Егор выдохнул: все-таки она ужасно его напрягала. Как у них вообще все получится, он не представлял. Главное, уже не пойдешь на попятный. Но тут вернулась Наташа – совершенно обнаженная, она прошествовала мимо потрясенного Егора и забралась в постель. Он закрыл рот и отправился в ванную. Увидев себя в зеркале, он поморщился: да что же это такое – щеки и даже уши горят, в глазах растерянность! Явиться нагишом Егор не посмел и стыдливо набросил халат, но, войдя в спальню, засуетился, не зная, как теперь избавиться от этого халата. Свет, что ли погасить? Но Егору хотелось как следует рассмотреть Наташу. Правда, при этом совсем не было желания, чтобы она рассматривала его самого, хотя чего стыдиться? У него сложение нормальное, хорошая мускулатура.

– Погасить свет? – спросил он.

– Если хочешь, оставь. Лишь бы в глаза не бил.

Егор погасил верхний свет, оставив ночник и, покосившись на Наташу, которая старательно смотрела в потолок, решительно скинул халат и юркнул под одеяло. Никогда в жизни он так не трусил. Некоторое время они просто лежали рядышком, словно паиньки, не прикасаясь друг к другу. Потом Наташа взяла Егора за руку, и он растаял от нежности: такие хрупкие, тонкие пальчики! И вдруг Егору представилось, что они с Наташей давно женаты – лет десять, а то и пятнадцать, и где-то в соседней комнате спит их сын, а они, устав за день, прилегли рядышком, держась за руки… И понимают друг друга без слов, и видят одинаковые сны. И вспоминают ту ночь, когда они впервые переплели пальцы своих рук. Егор даже встряхнул головой, чтобы избавиться от этого наваждения. Тут Наташа вдруг тихо спросила:

– А ты знаешь, как спят каланы? Морские выдры?

– Нет! И как?

– Прямо в море. Они лежат на воде и держатся друг за друга передними лапками. Чтобы их не унесло в разные стороны.

– Правда? – удивился Егор. – Забавно.

Он повернулся к Наташе и обнял – вид у нее был взволнованный, а глаза вопросительно смотрели на Егора.

– Знаешь, ты ужасно милая, – сказал Егор и поцеловал ее, очень нежно, а потом спросил: – Почему ты подошла ко мне? Там, в баре?

– Ты так на меня смотрел! И показался знакомым, особенно, когда заговорил.

И тут Наташа опять ослепила его своей необыкновенной улыбкой – у Егора мурашки побежали по коже. Как она это делает? Колдовство какое-то. Волшебная улыбка Наташи мгновенно развеяла все его страхи и сомнения, так что в результате все у них получилось так, как и воображал Егор.

Утром он проснулся первым и долго смотрел на спящую девушку – лицо ее было очень юным и нежным, потом Наташа внезапно открыла глаза, посмотрела прямо на Егора, улыбнулась своей солнечной улыбкой и положила голову ему на плечо, пробормотав полусонно:

– Ты такой хороший…

Егор обнял ее, стараясь не слишком сжимать хрупкое тело – его самого так скрутило от нестерпимой любви и нежности, что он почти не мог дышать. Даже слезы выступили на глазах. Да что ж с ним такое?

– Ты не уйдешь? Останься, – попросил он шепотом, и Наташа ответила:

– Хорошо, я побуду еще немного. Но второй ночи не будет.

«Это мы еще посмотрим!» – подумал Егор и отправился готовить завтрак. Наташа все не шла, и когда Егор заглянул в спальню, она стояла посреди комнаты – взъерошенная и невозможно трогательная в слишком длинном халате, полы которого шлейфом улеглись на полу вокруг ее ног. Наташа обернулась к Егору, и у него болезненно сжалось сердце: столько горького отчаяния было в ее серых глазах! Но она тут же улыбнулась – скупо, уголком рта – и, подобрав полы халата, прошествовала в ванную, а потом на кухню, где отвергла так старательно приготовленную Егором яичницу, которую он, впрочем, с большим аппетитом съел сам. Наташа выпила кофе и рассеянно сжевала парочку печений.

– Ты совсем ничего не ешь, – огорчился Егор.

– Не хочется, – рассеянно ответила Наташа.

Они провели вместе полдня. Общаясь с девушками, коих было немало, Егор никогда раньше не испытывал ничего подобного: он полностью растворился в Наташе, совершенно забыв себя. Словно она была горячим чаем, а он куском сахара. И когда «чай» вдруг весьма решительно собрался и стал прощаться, «сахар» растерялся: они мирно лежали рядышком, Егор рассказывал что-то из своих летних приключений, потихоньку настраиваясь на секс, как вдруг Наташа быстро встала и вышла – он решил, что в туалет. Но через пару минут она позвала его из коридора, и Егор изумился: Наташа была полностью одета и держала в руках сумочку. Привстав на цыпочки, она чмокнула Егора в щеку, улыбнулась и упорхнула.

Егор постоял, нахмурившись: в голове у него не было ни единой связной мысли. Потом неоновым светом засияло слово «телефон» – он же не узнал ее номер! Да и вообще ничего не узнал! Только имя… Вот идиот. Егор заметался по квартире: а вдруг она где-нибудь оставила записку с номером? Одна из его бывших однажды написала номер телефона красной губной помадой прямо на простыне, которую потом пришлось выбросить, потому что помада не отстирывалась. Но в этот раз ни на простыне, ни на зеркале – нигде! – никакого телефона не было.