2. Императивный мандат депутата. Наказы, т. е. поручения избирателей, даваемые депутатам, и свобода отзыва избирателями своих депутатов (Ленин подчеркивал, что отзыв должен быть «непременно легким»).

3. Непрямое избирательное право. Съезды Советов, начиная с губернских и кончая высшим органом – Всероссийским съездом Советов, формировались не непосредственно населением, а нижестоящими органами. Например, Всероссийский съезд Советов составлялся из представителей городских Советов и представителей губернских съездов Советов.

4. Неравное избирательное право. Промышленные рабочие в те годы составляли меньшинство населения (Россия была еще крестьянской страной). Поэтому, дабы обеспечить численное превосходство пролетариата («наиболее сознательной», по мысли большевиков, части трудящихся) в Советах, устанавливались разные нормы представительства от городского и сельского населения при формировании съездов Советов. В состав того же Всероссийского съезда Советов представители городских Советов входили из расчета 1 депутат на 25 тыс. избирателей, а представители губернских съездов Советов – из расчета 1 депутат на 125 тыс. жителей.

5. Невсеобщее избирательное право («ценз пролетарской диктатуры»). Поскольку на повестке дня стояла задача постепенной ликвидации буржуазии как класса, избирательных прав официально лишались не только «лица, признанные в установленном порядке душевнобольными или умалишенными, а равно лица, состоящие под опекой», а также «лица, осужденные за корыстные и порочащие преступления на срок, установленный законом или судебным приговором», что соответствует обычным ограничениям, но и:

6. Сочетание территориального принципа образования избирательных участков с производственным. Речь шла о том, что депутаты в городах избирались непосредственно трудовыми коллективами, т. е. по предприятиям, а не избирателями по месту жительства.

7. Иерархическая система Советов. Советы изначально образовали «вертикаль», основанную на принципе «демократического централизма», который в том или ином виде закреплялся всеми советскими конституциями. В Конституции РСФСР 1918 г. устанавливалось, что все Советы «имеют предметом своей деятельности: проведение в жизнь всех постановлений соответствующих высших органов Советской власти» (ст. 61) и что вышестоящие Советы и даже их исполнительные комитеты имеют «право отмены решений действующих в их районе Советов, с извещением об этом в важнейших случаях Центральной Советской власти» (ст. 62).

8. Иерархия внутри Советов. Несмотря на принцип «работающей корпорации», внутри Советов сразу же были выделены постоянно действующие органы. Например, ст. 31 Конституции 1918 г. гласила: «Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет Советов является высшим законодательным, распорядительным и контролирующим органом Российской Социалистической Федеративной Советской Республики». Кроме того, существовали и исполнительные органы Советов – от исполнительных комитетов до Совета народных комиссаров на общегосударственном уровне.

Не буду сейчас говорить о том, что реальная власть в государстве моментально перетекла к партийным органам (об этом чуть ниже). Главное, что доктрина «полугосударства» («отмирающего государства») оказалась губительной для перспектив гражданской самоорганизации людей и вообще для права в России. Отказ от системы разделения властей означал пренебрежение правовыми ограничителями властных институтов: раз власть «народная», кто вправе ограничить «его величество народ»? Но сама по себе это ложная и опасная идея, ибо право (а оно не тождественно совокупности законов и подзаконных актов) должно стоять и над сувереном – народом. Большевики тем самым не только ни на йоту не приблизились к лелеемой ими идее «отмирания государства», но, наоборот, создали условия для отстранения людей от всякого гражданского участия в управлении.

Как же так? Ведь Ленин рассматривал свою систему именно как противоположность системе бюрократической. Он видел гарантии от обюрокрачивания в выборности и сменяемости Советов, в умеренной зарплате чиновников (не выше зарплаты квалифицированного рабочего) и, наконец, в массовом участии трудящихся в управлении. Но в том и дело, что ни одна из этих «гарантий» не стала преградой для набиравшей силы номенклатуры. Да и не могла стать. Все по той же причине: эти благие пожелания совершенно не учитывали психологию обычного человека.

Впрочем, не только в этом дело. Ленин не отказался от платного государственного аппарата вообще, а только «поместил» его в своей доктрине в совершенно иные условия: аппарат должен существовать в структуре довольно аморфных представительных органов, работающих скорее как общественные организации. Такие условия просто не могли не привести к тому, что этот самый аппарат – исполнительные комитеты Советов (исполкомы) со всеми их управлениями, отделами и подотделами – мгновенно понял, «кто в доме хозяин». Примечательно, что уже в 1922 г. известный государствовед-марксист М.А. Рейснер (1868–1928) сетовал, что «Совдепия превращается в “Исполкомию”», и ставил риторический вопрос, «не находятся ли исполкомы перед слишком большим соблазном известного освобождения от докучливого надзора и контроля Советов и подавления последних в пользу расширения своей власти?»[27].

После принятия Конституции СССР 1936 г. организационная модель советской власти отошла от некоторых деталей ленинской доктрины. Были ликвидированы съезды Советов, а выборы во все их звенья, вплоть до Верховного Совета, стали прямыми; установлены сроки их полномочий; введено равное и всеобщее избирательное право (хотя по-прежнему по судебному решению некоторые граждане – так называемые лишенцы – могли быть лишены избирательных прав); ликвидирован производственный принцип при проведении выборов. Та же модель была перенесена и в Конституцию СССР 1977 г. (Только Советы депутатов трудящихся стали именоваться Советами народных депутатов. Практического смысла это не несло, но должно было выразить некое «развитие социализма»: в отличие от ст. 3 Конституции 1936 г., гласившей, что «вся власть в СССР принадлежит трудящимся города и деревни в лице Советов депутатов трудящихся», ст. 2 Конституции 1977 г. закрепляла, что «вся власть в СССР принадлежит народу. Народ осуществляет государственную власть через Советы народных депутатов, составляющие политическую основу СССР».) Однако это никоим образом не влияло и не могло повлиять на суть советской системы.

Во-первых, коммунистический режим к середине 1930-х годов перестал опасаться не только «буржуазного», но и «мелкобуржуазного влияния» в Советах (после тотальной коллективизации собственно крестьян в сталинском СССР почти не осталось). Недаром официальная идеология провозгласила, что социализм в стране «в основном» построен. Во-вторых, всем, в том числе депутатам, давно стало ясно, что «собственно Советы» (т. е. без исполкомов) абсолютно ничего не решают. Об этом бессилии можно судить хотя бы по крайне редкому созыву сессий Советов. Например, устанавливалось, что сессии «высшего органа государственной власти» – Верховного Совета СССР созываются два раза в год, при этом длились они два, редко три дня (!). Чуть чаще созывались сессии местных Советов (в зависимости от уровня от четырех до шести раз в год), но длились, как правило, один день. Наконец, в-третьих, к этому времени сами исполкомы и их отраслевые и функциональные органы окончательно перешли под полный контроль соответствующих партийных комитетов.