Заснуть мне так и не довелось. Я пытался разбавить неприятные ощущения от сна воспоминаниями о наших отношениях, но очень быстро вспомнил свою невольную измену и от стыда не мог найти себе место, все ворочался. Обычно Леша чутко спит, я бы точно его разбудил, если бы его организм, устроенный едва ли не как у рептилии, не был занят перевариванием огромного количества крови, гораздо более питательной, чем человеческая.

Рано утром встал Саша. Он вообще жаворонок, в отличие от брата, наскоро умылся и занялся завтраком. Готовит, конечно, потрясающе, а уж десерты вообще его стихия. Уже только ради этого я бы согласился здесь жить и утаскивать иногда пару к себе, чтобы сохранить запах в доме и хорошенько его трахнуть.

Нам нужно было в похоронное бюро в десять, так что я тоже поднялся. Умылся, побрился, включил воду, чтобы набиралась ванна для холоднокровного. Его пока будить нет смысла, пусть набирается сил для перехода.

Саша поприветствовал меня сдержанным кивком. Мы всегда были не в лучших отношениях — ревность, все же. Я прекрасно осведомлён о пристрастиях своего парня, и не питаю иллюзий. Он познакомился со мной потому, что я похож на его брата. Или просто ему нравятся те, кто похож на него самого, хотя нельзя отрицать, что Леша в определенной степени предпочитает оборотней. И покалывание когтей на бедрах, прямо тащится.

Вампир проснулся сам, чувствовал себя вполне хорошо, с аппетитом поел, долго и с удовольствием купался. Даже почти не капризничал и напился из Саши до рвотного рефлекса.

Когда уже пора было выходить, я зашёл в спальню Лёши — вдруг нужна помощь, ему больно поднимать руки и наклоняться. Он стоял у зеркала, полностью поглощённый созерцанием себя любимого. Он всегда, всегда был самовлюблённым и нарциссичным, но сейчас он вполне может прощаться с телом и запоминать его. Я тоже хочу его помнить — поджарое, пропорциональное, на тонком изящном костяке. Без преувеличения, красивое органичное лицо, родинка под левым глазом и мои обожаемые клыки, придающие особый шарм его улыбке.

— Зато ты сможешь приставать к Саше, тела же больше не родные, — не сдержав улыбку, я прислонился плечом к косяку.

— Только тела, — вполне ожидаемая реакция, ничего удивительного. Очень аккуратными скупыми движениями надев футболку, брюнет присел на край кровати и наклонился, чтобы надеть носок, непроизвольно поморщился, — и вообще, готовь задницу, скоро у меня будет стояк!

До встречи с ним я не особенно горел желанием оказаться снизу. И не оказывался. Но это мои первые отношения с вампиром и, как говорится, запретный плод сладок — я уже не раз задумывался, как бы он меня трахнул. Когда его жизни перестанет хоть что-нибудь угрожать, я буду рад выполнить любое его желание, пусть хоть коврик под ноги из меня сделает.

— Хорошо, что ты в таком боевом настрое, — пробормотал я, устраиваясь рядом и со всей возможной нежностью целуя его раскрытую ладонь. Признаваться не хотелось, но хотелось выговориться и получить успокоение, — мне приснился странный сон.

Несмотря на вечный ворох проблем, большую часть времени Леша весел и оптимистичен. И вечно всех вокруг уговаривает, что все будет хорошо, обязательно будет.

— Не молод ты еще для вещих снов? — да, по-хорошему, мне ещё лет на пять-десять надо подрасти. Но факт не изменить, это был не совсем обычный сон. — Все будет хорошо, ты же знаешь.

Спросить Сашу? Нет, он ужасно мнительный, будет ещё нервничать, а с ним вместе начнет нервничать и его брат.

— Да, конечно, — я постарался скрыть все эмоции в голосе, — все будет хорошо.

Вздохнув, Леша поцеловал меня — крепко, собственнически, легко куснув за губу. Последний раз это тело целует меня. Хотя не исключено, что он ещё в него вернётся, если оно придёт в норму, ожидая хозяина и замедлив метаболизм до нуля.

Я нервничал, сжимать кулаки и зубы до скрипа не помогало. Хозяин бюро и бывший моего парня сделал аккуратный надрез на его пальце и отступил в сторонку. Я зажмурился, не желая видеть момент укуса, интуиция внутри почти выла.

— Не надо, — одними губами прошептал я.

Никто не услышал. Боже, почему никто меня не услышал?

Тело Лёши не упало на пол — его подхватил Макс и аккуратно уложил. Новое тело шевельнулось, на мониторе скакнул пульс. И пошла прямая линия.

Светловолосый вампир засуетился, все проверил и вдруг горестно застонал. Лихорадочный массаж сердца не поможет. У Лёши не хватило сил.

Саша упал рядом на колени, начал делать искусственное дыхание. О, малыш был бы счастлив и взбешён одновременно — его обожаемый брат его поцеловал.

Когда послышался треск ребер, я все же отлепился от стены и положил ладонь Максиму на плечо. Он лучше всех знает, что это бесполезно.

Я занимался подготовкой к похоронам. Саша не мог, я не мог его привлечь, оставил с нелюбимой женой и делал все сам. У вампиров принято кремировать павших, так что я обо всём договорился. Костюм, гроб, макияж. Просто потому что так надо, я же знаю, что не пригодится.

— Проснись, — тихо попросил я, когда настало время прощания. Красивый, нарядный вампир лежал в гробу, как в сказке или фильме. Но я же знаю, что это все просто фарс. Он впал в этот их вампирский анабиоз и скоро проснется, — Лёш, проснись, твоя мама плачет. Не смешно, — молчал, лежал, не шевелился. Даже ресницы не трепетали. Рядом вдруг в голос кто-то зарыдал, — давай, малыш, это дурацкая шутка, хватит, — я потряс его за плечи, меня ухватили руки, — проснись! Нет, вы не можете его забрать! — я рванулся, когда носильщики подняли гроб. Они же сейчас его отнесут кремировать, но он же не умер, он просто… Просто спит! — Вы не можете забрать его у меня! Стойте!

Я плохо помнил, что было дальше. Кажется, я видел его плачущих родителей. Все, что мне осталось, это осознание, что я не попрощался, и пачка сигарет. Он вечно таскал их с собой, хотя курил не так много. Стоя на крыльце, куда меня выперла охрана с церемонии, я смотрел в хмурое небо. Вот-вот начнется дождь. С дерева у крематория снялась большая стая воронов, я проводил ее взглядом. Может быть, его душа среди них. Не хочется думать, что он в Аду за все свои грехи.

Одинокое чёрное перо, гладкое, из крыла, в лёгком танце порхнуло прямо мимо моего лица, пролетело далеко и вернулось, смирно легло у ног. Сев на корточки, чтобы поднять его, я не смог встать. Волк прорвался, меняя мое горло, и взвыл от тоски по ушедшей паре так громко, как только смог.