– Почему вы уверены, что это друид? – совершенно безэмоциональным голосом поинтересовался безликий мужчина в форме. Вот кого надо в шпионы брать!

А, собственно, почему?

Нападавший ведь не применил ни одного заклинания. Даже попытки не сделал. Хотя схлестнуться с сильным друидом мне, как пироманту, то еще удовольствие. Вода способна быть до ужаса смертоносной и до обидного действенной против огня.

– Во время службы в Ораласе я видела подобных ему. Если он не маг, то их воспитанник. Они обладают поразительной цепкостью. По деревьям бегают, как лесные коты. Этот, например, оттолкнулся от стены, предварительно на ней посидев.

Да, у нас тоже есть маги воды, но они значительно уступают в силе и умениях друидам.

Ристарх – край болот и озер, к тому же имеющий выход, как и Иртанит, к Лунному морю. Вода у них вместо крови течет, они-то знают, как верховодить этой стихией. Многие ученые мужи шепчутся, что когда-то особую силу и знания друидам дал дракон. Верится в это, однако, с трудом! Во-первых, уже больше двух с лишним тысяч лет никто не видел драконов, и они бы стали сказкой, если бы не линормы, во-вторых, поклоняться то себе богоподобные, возможно, и позволяли, но с каких это пор боги стали делиться своими знаниями? Был у нас один, по легенде огнем поделился. И что получил за свою щедрость?

В общем, скорее всего родился у ристархов какой-нибудь псих-любитель экспериментов, который сделал значимые открытия в области применения магии воды, до которых у нас пока никто не дошел.

Иртанит всегда ассоциировался со огнем, особенно после прихода к власти ящеров. Они – пироманты и способны управлять воздухом, а с ними не справится ни один друид, если, конечно, скопом не нападать, как с бывшим императором получилось. Да и мы не промах! Это я так скромно о себе!

Мда… Дело госпожи Стиантон оказалось гораздо более интересным, это не просто попытка умыкнуть приличную горку золотых, чую, это нечто большее. Хотя, за такие деньги можно не просто убить, можно убивать бесконечно… В любом случае об этом должны первыми узнать во Дворце и как можно быстрее.

– Отправьте сообщение о нападении в Резиденцию. Пусть пришлют кого-нибудь из своих бездноглазеньких.

Маг-идентификатор махнул рукой, и один из пришедших с ним стражей исчез за дверью и загрохотал сапожищами по лестнице.

– Владелица квартиры – госпожа Янина Стиантон, – один из подручных идентификатора достал толстую тетрадь, видимо, с адресами владельцев, перепись которых бережно хранилась в каждом отделе стражей. – Незамужняя дама двадцати восьми лет, уроженка Дора, работает в Мэрии, в подсудных делах замечена не была…

Два миллиона льер! В них можно купаться и плавать, как в дворцовых бассейнах! Может, можно еще и приплатить кому-надо, и забрать их на тот свет…

Я задумчиво покусывала губу. Яна произвела на меня положительное впечатление. Она сама пришла и рассказала о преступлении, подробно обрисовав свои подозрения. По логике она – законопослушный гражданин, разоблачитель целой группы мошенников. А может… Испугавшаяся наказания соучастница? И в корешах у нее не просто люди, а друиды… И все это лишь хорошо разыгранное представление почитательницы театрального искусства?

Голова против воли повернулась в сторону плотно закрытых дверей спальни, где мирно почивала усыпленная порошком и алкоголем хозяйка.

Уж наверняка в твоих снах, госпожа Стиантон, можно найти много всего интересного!

Янина

В учебнике по этикету сказано, официальное представление человеку или, если повезет, Высшему в нашей стране должно нести в себе информацию из разряда «родился, учился, награжден». Кратко!

Служащие, купцы, мануфактурщики и все те, чья работа есть общение с различными сословиями и классами, оттачивают содержание своей биографии долго и скрупулезно, доводя ее до совершенства. Этому даже в школе учат по тому самому толстому учебнику о правилах этикета.

У меня же с краткостью всегда были проблемы. Уж простите! Но вот моя история до момента, когда силуэт леди Алари Салито растворился во мраке.

Родилась я в первый день второго месяца зимы – архис, морозным вечером, когда звонко скрипит снег под ногами спешащих по делам прохожих, а звезды в небе искрятся, как рассыпанные по черному бархату бриллианты.

Мамочка наверняка, получив на руки кряхтящий сверток, затушила взмахом руки свечи в тяжелых канделябрах на камине, погрузив комнату в особый полумрак, свойственный только зиме. Она всегда так делала, укладывая меня спать (она у меня слабенькая, но волшебница). По полу, конечно же, растекся медом свет фонаря с улицы, снежинки заглядывали в окно нашего уютного дома с печной трубой из красного кирпича, стоявшего, пожалуй, в самой тихой части города Дора в области Доралис, вдали от шумных улиц и цехов, в окружении таких же добротных, незатейливых строений, лишенных изящества, но милых сердцу того, кто там родился. И, возможно, в этот самый важный момент моей жизни, какой-то не очень хороший человек пожелал мне не самой легкой дороги.

Я была первым и, как показало время, единственным ребенком. Маме и отцу было за двадцать пять, когда они поженились, а это для провинции многовато. Хотя, надо отметить, что средний возраст смерти в нашей стране был весьма высок. Люди доживали спокойно и до восьмидесяти, что не идет ни в какое сравнение со многими странами-соседями, у коих рождение, обзаведение потомством и смерть могли спокойно и в тридцать пять уложиться.

Когда я родилась, отец и мать по достатку были на уровне хорошо стоявших на ногах середняков. Оба имели неплохие корни, хорошее образование, конечно же, для нашего города. Будучи достаточно предприимчивыми людьми, господин и госпожа Стиантон прижились на государственной службе: мама работала секретарем в канцелярии Мэрии, а отец был начальником городской службы по поддержанию чистоты и уюта в нашем городе.

Для меня в детстве отец был самым настоящим Императором, потому как имел в подчинении несколько десятков дворников, строителей, трубочистов. И с Ним, проходящим с инспекцией по улицам, частенько за руку здоровались лавочники и фабриканты: мэр-то далеко, а тот, кто решит проблемы по облагораживанию территории или «распугиванию» шпаны силами «указания» страже или «упрашивания» начальника охраны – вот он! И тем самым, появлялся шанс у господ-коммерсантов, что приличная публика дойдет до магазинчика, или товар подвезут в нужное время после сильного снегопада. Взятки он, наверное, все же брал, но в меру, уличен за этим постыдным занятием не был, и после выхода на заслуженный отдых сохранил добрые отношения со многими горожанами, потому, наверное, его с мамой до сих пор приглашали выпить чашечку душистого чая и полакомиться выпечкой в кругу тех, кто имеет деньги и связи (конечно же, на уровне нашего городка) приглашали их и на приемы в городскую ратушу, чем родители очень гордились.

Детство у меня было совершенно обычным по меркам того слоя общества, где у детей есть еда, одежда, возможность нормально учиться и при этом оставаться детьми. Мне, правда, повезло, и отец, и мать, обладали властными характерами, оттого дома у нас процветала любящая тирания. Если мы в чем-то во взглядах не сходились, решающим было, разумеется, мнение родителей. Например, были у меня попытки самореализации в творчестве: сначала на семейных ужинах, забираясь на большой резной стул, чтобы прочесть стишок собственного сочинения или спеть песенку, потом на школьных постановках, на которые у родителей не всегда наличествовало время и желание приходить. Все мои «театральные» потуги вызывали у них снисходительную улыбку, стихи – важный кивок и предложение заняться математикой. Ох, помню я подзатыльники отцовские! В то время, когда он пытался втолковать решение элементарных математических примеров, дочка на потолке считала солнечных зайчиков.

Душу греют воспоминания о няне, которая задорно хлопала в ладоши и подпевала мне, и о первой школьной учительнице, смотревшей на ученицу с обожанием и верившей в мое связанное с театром будущее. А это для провинции тот еще вызов устоям! Ибо по всем канонам, как бы ни тянулась местная публика за столичными жителями, но! Женщина должна быть скромна, рожать детей и быть хранительницей очага, а не скакать по сцене иногда в весьма фривольных нарядах. Вроде и не в темные века живем, а кое-что совершенно не меняется в закостенелых представлениях провинциального общества. Театр, ясное дело, так и остался моей мечтой.