– О нашем корабле, «Ковчеге», думаю, каждый из вас знает почти все. Он оснащен всеми самыми последними разработками земных ученых и безопасен настольно, насколько это вообще возможно. А еще он большой. Очень большой. Состоит «Ковчег» из восемнадцати отдельных модулей. Десять из них при запланированном и удачном протекании нашей миссии будут навсегда спущены на поверхность Нью Хоуп, два останутся на ее орбите, исполняя первые годы роль орбитальных станций. Если же планета окажется не тем, что нужно, «Ковчег» вернется назад в прежнем виде.

Мне тоже очень не нравились эти постоянные оговорки капитана о вероятной неудаче, они изрядно портили все радужное предполетное настроение. Но я не ребенок и отдаю себе отчет, насколько он в этом прав. Полет «Ковчега» широко разрекламирован, и ему в СМИ навесили ярлык первого. Но дело в том, что до него были и другие. Конечно, масштабы не такие, и шумихи никакой, но однако же. Все они оказались провальными, но не это главное. Больше всего не принято было распространяться о некоторых психологических, мягко скажем, неприятных аспектах, постигших часть экипажей этих миссий. Так что тут я полностью разделяю нежелание капитана иметь дело на обратном пути с самоубийствами или спятившими от разочарования членами команды. Так что лучше сто раз капнуть на мозги сейчас, чтобы отсеялись все те, кто колеблется или не готов к реальному взгляду на события или неудаче. Вот только на меня так, капитан Тюссан, смотреть не нужно. Конечно, я могу считаться слабым звеном, потому как времени на многонедельные психологические тесты у меня не было, но черта с два это так!

– И последнее, о чем скажу, – наконец стал закругляться капитан. – О людях, которые полетят на борту «Ковчега». Большая их часть, три тысячи человек – пассажиры, они же будущие первые поселенцы. Они будут спать всю дорогу до Нью Хоуп. Разбудить мы их должны только на планете, если она будет признана пригодной всеми специалистами. В противном случае они проснутся уже на Земле по возвращении, а значит, никаких проблем никому не доставят. Другое дело вы, непосредственные члены экипажа. Каждые полгода полета половина из вас будет так же погружаться в стазис, в то время как остальные станут нести вахту. О своих обязанностях каждый из вас осведомлен прекрасно, но впереди еще неделя, чтобы вникнуть полностью. Именно эта неделя – тот период, когда я буду чрезвычайно терпим к ошибкам или недочетам.

Само собой, Тюссан уставился прямо на меня. Снова.

– При этом я собираюсь следить за каждым пристально и внимательно. И не нужно думать, что если я один, а вас больше тысячи, я что-то упущу. Даже не рассчитывайте на это и помните, что у каждого есть дублеры и они заменят вас на «Ковчеге» до вылета, если я так захочу.

Ха-ха! Можете щуриться на меня сколько угодно, капитан, но у меня-то дублера нет. Иначе я бы точно тут не стояла, учитывая ваше ко мне необычайное расположение.

– В принципе, я закончил, но готов ответить на все ваши вопросы, – ответом Тюссану была тишина, и он неожиданно расплылся в лучезарной улыбке, хотя мне она показалась скорее уж хищным предвкушающим оскалом. – Неужели нет вопросов? Не нужно меня бояться, я не кусаюсь!

Ну да, сначала мужик объявил себя всевластным повелителем всея «Ковчега» и богом и намекнул на то, что выкинет вон, чуть что не так, а теперь надеется на нормальный открытый диалог? Смешно ведь!

Но оказалось, что считают так далеко не все.

– Капитан, а это правда, что личные отношения между членами экипажа не запрещены и даже приветствуются? – глубоким, я бы даже сказала, томным голосом спросила женщина-модификат с пакетом «Аква» рядом со мной. Я удивленно уставилась на нее. Она что, вот так перед всей толпой пытается флиртовать с Тюссаном? Похоже, что так.

– Это правда. Раньше это не приветствовалось и даже запрещалось. – Да хватит каждый раз так сверлить меня глазами! Хотя сейчас пристального взгляда удостоилась не только я, но и еще несколько Естественных в толпе. – Но теперь сексуальное взаимодействие признано нормальным и даже способным благотворно влиять на атмосферу в экипаже. Но, однако же, за любые, даже самые малейшие конфликты на этой почве будут следовать жесткие дисциплинарные наказание, вплоть до физических.

Прежде все экипажи в основном состояли из Естественных, и как всем нормальным людям им было присуще ревновать, разочаровываться в партнере, испытывать чувство собственничества. И это порождало напряжение, которое при длительных полетах выливалось иногда в весьма неприятные происшествия. Считается, что Модификаты лишены большинства человеческих недостатков. Что к сексу, встречам-расставаниям и созданию постоянных отношений они подходят не столь импульсивно, как люди, а руководствуясь больше расчетом или насущными потребностями. Но я знаю, что далеко не всегда и не со всеми Модификатами это так. А в остальном – время покажет. Еще минут двадцать ушло на заигрывание Тюссана с командой в вопросы-ответы, но потом он все же подвел черту.

– Ну что же, у нас еще будет масса времени на это. А сейчас вам всем следует подготовиться к прохождению карантинной зоны, обеззараживанию и получению вашего первого комплекта обмундирования. Заранее прошу прощения за все неудобства и неприятные ощущения, но вы все знали, на что шли, и обо всем были предупреждены.

И он исчез и с возвышения, и с экрана, а мы побрели в сторону карантинного шлюза галдящей и пока еще разношерстной толпой.

– Да ладно, Софи! Не смотри на меня с таким сомнением! – чуть подтолкнул меня плечом Арнольд, посмеиваясь над моим замешательством. – Всем нам придется пройти через вживление моего «Лингво»!

Арнольд Штерн был одним из ксенолингвистов «Ковчега». Замечательный парень, мой одногодка и к тому же Естественный. Последний факт заметно облегчил наше с ним дружеское сближение. Надо заметить, что весельчак Арни без проблем общался со всеми вокруг, вне зависимости от их генетического статуса, это у меня были некоторые затруднения. Хотя шел всего лишь пятый день нашей предполетной адаптации и ознакомления с полным объемом будущих служебных обязанностей, а также ношения нового обмундирования, и я надеялась, что свойственное любой человеческой психике привыкание сведет на нет мой дискомфорт. Постепенно я ощущала его все меньше, оказываясь в обществе Модификатов и невольно сравнивая то, как сидит на мне тонкая ткань комбинезона, которая представляла собой, по сути, практически ежедневно обновляемую дышащую пленку биополимера. В конце концов, эй, София, все мы здесь профессионалы в первую очередь, объединенные великой целью, и внешность каждого – вещь вторичная. Убедить себя в этом мне удавалось почти на все сто, за исключением тех моментов, когда я наталкивалась на пристальный взгляд золотистых глаз капитана Тюссана, словно назло то и дело попадавшегося на моем пути, куда бы ни пошла. Под этим напрягающим вниманием я ощущала себя каким-то сборищем физических несовершенств, слишком открыто демонстрируемых этой долбаной одежкой, и режим «профи» вдруг начинал отчаянно буксовать. А еще почему-то слишком женщиной, абсолютно обыкновенной и заурядной, уязвимой и безнадежно теряющейся на фоне великолепных усовершенствованных представительниц собственного пола. И это вызывало стыд и злость. Нельзя быть настолько глупой и примитивной. Отслеживание звездного капитана не имело никакого отношения ко мне как женщине, это более чем очевидно, просто мистер перфекционист слишком переживал за успешность всей миссии в целом и усматривал во мне некую этому угрозу. Вот и сейчас на ужине в большой общей столовой, мне невольно захотелось поежиться под прицелом глаз моего надзирателя, который, сидя за три стола от нас, пялился на меня, словно ожидал, что я накосячу в любую секунду, изредка перенацеливаясь на Арни, когда тот шутливо толкал меня плечом или заглядывал в лицо, приставая с уговорами. Слава звездам, что Модификатам требовался лишь один полноценный прием еды с объемной клетчаткой, все остальное они заменяли пищевыми пластырями, так что есть в присутствии Тюссана мне приходилось только за ужином. Чего он дырки во мне сверлит? Надеется, что подавлюсь насмерть или сорвусь и начну в соседей жрачкой швыряться, давая повод признать себя психически нестабильной? Надо вообще прекратить его замечать – и дело с концом!