Литмир - Электронная Библиотека

– Я… Какие-то еще вопросы сегодня желаете обсудить? – спросила она.

– Нет, благодарю вас, – сказала я, улыбаясь самой широкой улыбкой, на которую только была способна.

Джун выглядела расстроенной, пожалуй, даже напуганной, что меня очень огорчило. Я ведь старалась казаться приветливой и дружелюбной.

– В таком случае, Элеанор, на сегодня у нас все, – сказала она. – Больше я вам докучать не буду.

Засовывая папку в портфель, Джуди перешла на беззаботный тон и спросила:

– Чем будете заниматься в выходные?

– Навещу в больнице одного человека, – ответила я.

– О, как здорово. Посещения всегда идут пациентам на пользу, не так ли?

– Да? – произнесла я. – Не знаю, мне еще не приходилось навещать кого-либо в больнице.

– Но вы сами провели там не один день, – сказала она.

Я пристально поглядела на нее. Объем наших знаний друг о друге был вопиюще неравен. На мой взгляд, при первом посещении нового подопечного социальный работник, чтобы устранить это неравенство, должен представить краткую справку о себе. В конце концов, у нее был неограниченный доступ к этой толстой коричневой папке – исчерпывающему жизнеописанию Элеанор, – содержащей самые сокровенные сведения обо мне за двадцать лет. А я знала только ее имя и место работы.

– Раз вы знаете об этом, вам также должно быть известно, что в сложившихся обстоятельствах ко мне в больницу допускались только полицейские и мои законные представители, – сказала я.

Она вытаращилась на меня, разинув рот. Словно клоун на ярмарочной площади, которому ты пытаешься забросить в открытый рот шарик, чтобы выиграть золотую рыбку.

Когда я открыла ей дверь, она, то и дело поглядывая на мою одомашненную лягушку, сказала:

– Увидимся через полгода, Элеанор. Всего вам наилучшего.

Я с показной осторожностью прикрыла за ней дверь.

Она ничего не сказала про Полли, подумала я, как странно. Как ни нелепо, я почувствовала за Полли обиду. Все это время она стояла в углу комнаты и больше, чем что-либо, бросалась в глаза. Моя прекрасная Полли, прозаично называемая «махровый бальзамин», хотя предо мной она всегда представала во всей своей латинской красе как Impatiens niamniamensis. Я нередко произношу это название вслух: Ниамниаменсис. Оно похоже на поцелуй: звуки «м» смыкают губы и скатываются в другие согласные, кончик языка касается «н» и скользит по «с». Предки Полли прибыли из далекой Африки. Как и все мы. Она – единственное, что сохранилось у меня из детства, единственное уцелевшее живое существо. Ее подарили мне на день рождения, но я не помнила кто, что довольно странно. Вообще говоря, я была не из тех, кого осыпали подарками.

Сначала Полли стояла в моей детской, потом пережила все приемные семьи и детские дома и вот теперь обитает вместе со мной в этой квартире. Я всегда ухаживала за ней, опекала ее, поднимала ее с пола и пересаживала, если ее роняли или швыряли на пол. Она любит свет, всегда хочет пить, но во всем остальном практически не нуждается в моем внимании и способна присмотреть за собой сама. Признаюсь без всякого стыда, что иногда с ней разговариваю. Когда тишина и одиночество наваливаются на меня со всех сторон, гнетут меня, пронзают, словно осколок льда, мне необходимо произнести что-то вслух, хотя бы просто чтобы убедиться, что я жива.

Философский вопрос: если в лесу падает дерево, но этого никто не слышит, производит ли оно шум? И если совершенно одинокая женщина временами разговаривает с цветком в горшке, можно ли ее считать адекватной? Я убеждена, что время от времени разговаривать с собой абсолютно нормально. Я ведь не ожидаю от Полли ответа, я прекрасно понимаю, что она комнатное растение.

Я полила ее и занялась другими домашними делами, предвкушая момент, когда включу ноутбук и посмотрю, не разместил ли некий красавец-музыкант новых сведений о себе. «Фейсбук», «Твиттер», «Инстаграм». Три окошка в мир чудес. Когда я загружала стиральную машину, зазвонил телефон. Не только посетитель, но еще и телефонный звонок! Не день, а красная дата календаря. Это был Рэймонд.

– Я позвонил Бобу на сотовый, обрисовал ситуацию, и он выудил для меня твой номер из картотеки личных дел сотрудников, – объяснил он.

Ну и ну. Неужели вся моя жизнь содержится в общедоступных картонных папках, готовых распахнуться для всех и каждого?

– Какое грубое вторжение в мое личное пространство! – сказала я. – Не говоря уже о нарушении Закона о защите персональных данных. На следующей неделе я поговорю об этом с Бобом.

На том конце провода стало тихо.

– Алло? – сказала я.

– Да-да, я здесь, извини. Просто ты… обещала позвонить, но не позвонила… я сейчас в больнице… просто хотел спросить… ты хотела принести вещи старика… нас отвезли в «Вестерн Инфермери». Кстати, его зовут Сами-Том.

– Что? – переспросила я. – Нет, Рэймонд, так не бывает. Он невысокий полный старик из Глазго. Не может быть, чтобы его нарекли Сами-Томом.

В моей голове стали зарождаться серьезные сомнения в умственных способностях Рэймонда.

– Нет-нет, Элеанор, Самми – это сокращение от Сэмюэл. А Том пишется с двумя «м» на конце, Томм.

– Вот оно что, – сказала я.

Вновь повисла долгая пауза.

– Э-э-э… как я уже говорил, Самми в «Вестерн Инфемери». Если захочешь прийти, то посещения начинаются в семь.

– Рэймонд, я же сказала, что приду, а я человек слова. Сейчас уже немного поздно, а завтра ранним вечером я смогу явиться. Вам это подходит?

– Конечно, – ответил он и вновь умолк. – Не хочешь узнать, как он?

– Да-да, разумеется, – сказала я.

Собеседник из Рэймонда был слабый, что делало весь разговор чрезвычайно сложной задачей.

– Ничего хорошего. Стабильно тяжелое состояние. Так что будь готова. В сознание он пока не пришел.

– В таком случае мне как-то не верится, что завтра ему понадобится «Айрн-Брю» и мясной фарш, – заметила я.

Рэймонд вздохнул.

– Слушай, Элеанор, приходить сюда или нет – твое дело. Продукты сейчас ему действительно не нужны, и тебе, думаю, придется все выбросить. Как ты верно заметила, в ближайшее время этот бедняга явно не будет жарить себе яичницу.

– Так оно и есть. В сущности, мне представляется, что именно вредная жареная еда и довела его до этого состояния, – сказала я.

– Все, Элеанор, мне пора, – ответил он и без предупреждения положил трубку. Вот грубиян!

Теперь передо мной стояла дилемма: с одной стороны, ехать в больницу, только чтобы увидеть незнакомца в коме и оставить у его постели бутылку газировки, особого смысла не было. Но с другой, было бы очень интересно попробовать себя в роли больничного посетителя, к тому же, оставался крохотный шанс, что он придет в себя в моем присутствии. У меня сложилось впечатление, что монолог, который я произнесла в ожидании «скорой», ему понравился – насколько об этом можно судить с учетом того, что он был без сознания.

Размышляя над этим, я подняла выпавший из папки лист бумаги и перевернула его. Он слегка пожелтел по краям, от него исходил казенный запах: железа от металлических шкафов и грязи, оставленной прикосновениями множества чужих, незнакомых, немытых рук. Такой же запах исходит от банковских билетов.

ДЕПАРТАМЕНТ СОЦИАЛЬНОЙ ЗАЩИТЫ

ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА О РАССМОТРЕНИИ ДЕЛА

15 марта 1999 года, 10:00

Дело: ОЛИФАНТ, ЭЛЕАНОР (12.07.1987)

Присутствовали: Роберт Броклехерст (Заместитель главы Департамента социальной защиты, директор Управления по делам детей и семьи); Ребекка Скетчерд (старшая патронажная сестра, Департамент социальной защиты); мистер и миссис Рид (опекуны).

Рассмотрение состоялось в доме мистера и миссис Рид, чьи дети, включая Элеанор Олифант, в это время находились в школе. Опекуны попросили о внеочередной встрече, желая обсудить их растущую тревогу в отношении Элеанор.

Миссис Рид сообщила, что с момента последней встречи, состоявшейся четыре месяца назад, поведение Элеанор изменилось в худшую сторону. Мистер Броклехерст попросил привести примеры, на что мистер и миссис Рид сообщили о следующем:

• Элеанор совершенно рассорилась с другими детьми, особенно со старшим, Джоном (14 лет);

• Элеанор ежедневно грубила и дерзила миссис Рид. Когда миссис Рид пыталась призвать ее к порядку (к примеру, отсылая в пустую комнату на втором этаже, чтобы подопечная могла подумать о своем поведении) устраивала истерики, один раз даже с применением физического насилия;

• время от времени Элеанор делала вид, что падает в обморок, чтобы избежать наказания или же в ответ на попытки призвать ее к порядку;

• Элеанор в высшей степени боялась темноты, и по ночам ее истерический плач не давал уснуть всей семье. В ее комнате установили ночник. В ответ на замечания, что она уже достаточно взрослая, чтобы обходиться без него, она реагировала рыданиями и тремором;

• Элеанор часто отказывалась есть предоставленную ей еду; приемы пищи стали источником конфликта за семейным столом;

• Элеанор наотрез отказывалась заниматься простыми домашними делами, например, растапливать камин или выгребать из него золу.

Мистер и миссис Рид выказали крайнюю озабоченность влиянием поведения Элеанор на троих других детей (Джон, 14 лет, Элайза, 9 лет, Джорджи, 7 лет) и, в свете указанных проблем, а также других осложнений, заявленных во время предыдущих плановых встреч, пожелали обсудить сложившееся положение и найти наилучшее решение касательно будущего Элеанор.

Мистер и миссис Рид опять попросили предоставить им дополнительные сведения о прошлом Элеанор, на что мистер Броклехерст ответил, что это невозможно и что у него нет на это разрешения.

Мисс Скетчерд предварительно запросила у классного руководителя Элеанор справку об успеваемости, в которой отмечалось, что девочка учится хорошо, получая по всем предметам только отличные оценки. От себя классный руководитель добавила, что Элеанор блестящий ребенок, прекрасно умеет выражать свои мысли и обладает впечатляющим словарным запасом. Учителя сообщили, что на уроках она всегда ведет себя тихо и дисциплинированно, но никогда не принимает участия в дискуссиях, хотя и внимательно слушает. В то же время некоторые сотрудники школы обратили внимание на то, что на переменах Элеанор держится особняком и не стремится общаться со сверстниками.

После продолжительной дискуссии, с учетом растущей озабоченности мистера и миссис Рид влиянием поведения Элеанор на других детей, стороны пришли к мнению, что оптимальным решением будет изъятие Элеанор из этой семьи.

Мистер и миссис Рид остались довольны исходом дела, а мистер Броклехерст проинформировал их, что Департамент будет держать их в курсе относительно дальнейших шагов.

Примечание: 12 ноября 1999 года состоялось заседание Комиссии по делам детей при участии мистера Броклехерста и мисс Скетчерд (протокол прилагается), на котором был рассмотрен вопрос Элеанор.

Комиссия пришла к выводу, что с учетом вызывающего поведения Элеанор в этой и предыдущей приемных семьях назначение ей опекунов на сегодняшний день нецелесообразно, и постановила поместить ребенка в детский дом с возможностью пересмотра этого решения через двенадцать месяцев.

(Р. Скетчерд поручено прояснить вопрос о наличии мест в детских домах и уведомить мистера и миссис Рид о том, когда Элеанор сможет покинуть их семью).

Р. Скетчерд, 12.11.99
12
{"b":"631568","o":1}