Разобравшись с комнатой, Александр Иванович прошел на задний двор, где внимательно осмотрел испорченную кровью мебель, силясь отыскать еще хоть что-нибудь, но, увы, в этой части расследования удача оставила его.

– Обнаружено возле тела. – По приказу Жеребцова один из офицеров протянул Псковитинову завернутый в тряпицу предмет. Огромный мясницкий нож весь в крови. – Доктор Миллер сказал, что разрезы на теле соответствуют этому, м-м-м, инструменту.

– Хорошо. – Пройдясь по особнячку домоправительницы, Псковитинов вполне удовлетворился обследованием. – Не мог бы кто-нибудь указать, как именно лежало тело? На софе только брызги крови, стало быть, убивали ее на полу. В каком часу было обнаружено тело и, кстати, кем?

– Насколько я успел выяснить, – заложив руки за спину, Жеребцов принялся прогуливаться перед носом Псковитинова, – насколько я успел выяснить, тело было обнаружено 10 сентября в седьмом часу утра. – Он сделал паузу, давая ведшему протокол офицеру записать за ним. – Обнаружила комнатная девушка, по имени… – Он извлек из кармана небольшой блокнот и, полистав, прочитал: – Прасковья Антонова[41].

Веранда, извольте посмотреть, справа от вас, – Жеребцов сделал приглашающий жест рукой, – служила местом, откуда госпожа Шумская утром отдавала распоряжения дворне. Но 10 сентября Настасья Федоровна не вышла к челяди. Сначала подумали, что она заспалась, прождали полчаса, час… начали беспокоиться. Послали Антонову. Она обнаружила Настасью Федоровну в той комнате, залитую кровью, на полу. Я лично знал госпожу Шумскую, мне тяжело все это. – Жеребцов снял очки и коснулся глаз батистовым платком. – Впрочем, меня здесь не было, при этом деле присутствовал общинный голова Шишкин. Я сейчас велю его к вам прислать. По горячим следам, расследование начал полковник фон Фрикен, который, собственно, и принял на себя командование. Он лучше меня все изложит. Прошу вас, Федор Карлович, произведите доклад.

– Так как Алексей Андреевич в некотором роде, как бы это сказать, оказался в расстроенных чувствах, я приказал заковать в кандалы и отправить в местную тюрьму всю дворню Анастасии Федоровны – двадцать четыре человека. Тюрьма находится в имении, с задней стороны от особняка госпожи Шумской, прямо в саду. Я вам ее покажу. После чего я отправил письмо Дмитрию Сергеевичу в Новгород, тот прислал ответ, что едет лично, а также упредил о вашем приезде.

– Эдикюль от нас никуда не денется, насмотримся еще. А сейчас я хотел бы допросить некоторых лиц, и составим список подозреваемых, коли вы его еще не составили. Полковник Фон Фрикен пойдет со мной, еще я возьму молодого человека, ведущего протокол, и доктора Миллера, когда он освободится, хотел бы, чтобы наготове всегда были люди, которых можно будет отправить с поручениями. Как насчет Корытникова?

– Отправил ему письмо, – раздраженно бросил Жеребцов и, к радости остальных участников осмотра, первым поставил под протоколом свою подпись и откланялся.

Чертов доктор, что за гадость велел выпить? Голова все равно болит да еще и кружится, пол ходит ходуном, точно палуба корабля. А может – жизнь и есть корабль, плывущий то по приказу своего капитана, а то по воле волн? Всю жизнь я старался быть капитаном на своем корабле. Следил за каждой мелочью, каждым своим шагом, движением, жестом.

Чего достигли мои предки? Честно скажу, мало чего достигли, жил когда-то на земле Иван Степанович Аракчеев[43], новгородец, которому за отличную службу было пожаловано дворянство и вотчины в Новгородском уезде, в Бежецкой пятине, в Николаевском погосте, в Модлине пустоши. В то время нашими – аракчеевскими числились деревни Клобуки, Санникова, Игначиха, Шепилова, еще в Тихвинском погосте пустошь Пушеная, что на реке Волчих. Вот самое большое достижение предков. Далее… потомок этого самого Степана Аракчеева и тоже Степан Аракчеев дослужился всего лишь до капитана, один из его детей, Василий Степанович, участвовал в турецком походе под предводительством графа Миниха, был ранен под Очаковом и уволен от службы с чином генерал-поручика. Его племянник и мой отец Андрей Андреевич[44] в чине всего-то армейского поручика служил в гвардии в Преображенском полку, но не дослужился, раньше времени запросился в отставку. После чего жил в своем поместье в двадцать душ крестьян. В общем, не роскошествовали, хотя и не голодали.

В доме я был старшим ребенком, и отец возлагал на меня особые надежды, отчего и занимались со мной более, нежели с братьями Петром[45] и Андреем[46]. Впрочем, не только служба показалась не в меру затруднительной для родителя моего, учить меня ему тоже быстро разонравилось. Так что заботу эту он благополучно передоверил сельскому дьячку, при одном воспоминании о котором у меня и сейчас невольно сжимаются кулаки. Так бы и врезал по глупой харе. Истинное чудо, что я тогда у него хоть чему-то смог научиться. Впрочем, я рано заинтересовался математикой. Задавал сам себе сложнейшие примеры, которые решал в уме, исключительно для собственного удовольствия и приятности времяпрепровождения.

Куда больше учила меня родимая матушка, Елизавета Андреевна[47], которая тащила на себе все хозяйство, сама вела подсчет всем расходам и завела в доме настолько образцовый порядок, что даже приезжающие в гости к отцу немцы не раз удивлялись, насколько фрау Эльсбет не походит на русских женщин. От матери я приобрел привычку к ежедневному труду, а также к пунктуальности и аккуратности.

К слову, не раз слышал, как за спиной меня величают редким педантом, мол, застращал всех дисциплиной и распорядком. Но как же без этого? Вот веду я прием у себя в петербургском дворце на углу Литейного и Кирочной, пришел в кабинет ровно за три минуты, чтобы успеть выслушать отчет адъютанта о дожидающихся аудиенции просителях. Пока проходил через приемную, видел собравшихся, приметил несколько знакомых лиц. Все вроде правильно, все по плану. Но вот минутная стрелка шагает раз, другой, третий… встает на цифру 12. Время начинать прием, а моего адъютанта нет. И что прикажете в таком случае делать? Самому идти двери открывать, самому приглашать? Да ведь разве ж я могу всех, кто там собрался, лично знать? А коли не знаю, как решить, кого первого приглашать? Это адъютант должен и обязан всех расспросить, переписать и затем, согласно Табели о рангах, приглашать. Иной отставной генерал запросто может в штатском заявиться – и конфуз выйдет, если, приглашая пройти в кабинет, это обстоятельство не учтешь. Не для того уставы писаны, чтобы их нарушать. Иной бахвал начитается аглицких книжонок и мечтает де, когда заступит на мое место или сядет в любое другое начальственное кресло, утвердив в нем свою задницу, так будет вызывать к себе по очереди, кто, когда пришел. Смешно, да и только, так, полковника он примет позднее, а стало быть, хуже, нежели какого-нибудь отставного заседателя.

Нет уж, Россия просвещенная держава, и такого тут никто не попустит.

Или, скажем, я комиссию назначаю, точное время начало проверки, точное – окончания, затем время на отдых и обед, время на дорогу, и новая проверка. Для чего нужна такая точность? А чтобы не расслаблялись на местах. Иной раз, действительно, приходится опаздывать, отчего чиновники вынуждены ждать, не ведая, когда приедет начальство. Только я этого не люблю и не понимаю начальство, которое себе в угоду когда хотят на службу являются. Если время правильно рассчитать, то обычно еще и чуть заранее выходит, нужно только, чтобы все подчиненные в назначенное время на своих местах или, где им назначено, находились.