Интернат

На табличку «Череповецкий дом–интернат для детей–сирот №2» Сашка смотрел, как на надгробную. Он понимал, что сюда его привезли не на день и не на два, и даже не до выходных. Фраза «пока не исправишься», звучавшая в его голове Ленкиным голосом, говорила совсем о другом.

«Давай скорей!» – шла мамка по коридору и громко подзывала Сашку, тащившегося позади неё и разглядывающего многочисленные белые двери. Его взгляд скользил по полосочке, разделяющей стену на две половины: синюю нижнюю и белую верхную, пока не споткнулся о новую дверь.

– Тут стой, – приказала мать, поставив парнишку к дверной ручке. – Жди!

– А ты? – провожая её взглядом и им же пытаясь остановить, впервые жалобно спросил Сашка. – Ты-то куда? Я с тобой хочу…

– Здесь пока поживёшь недолго! Я на автобус опаздываю!

– Недолго? – на автомате спросил ребёнок, и, вспомнив что-то, прикусил нижнюю губу. – Как Денис что ли?..

– Как вести себя будешь! Понял?! – поправляя серую шерстяную шапку, серьёзно произнесла Надежда Николаевна. – А Денис… Что Денис? Нашёл о ком говорить: как не умел себя вести, так и не научился. Слушал бы мать, не сидел бы сейчас на малолетке. Всё! Я побежала! Стой! Придут за тобой!

Сашка стоял у кабинета директора и кого-то ждал. Мать в тёмно-синем демисезонном плаще прошуршала по коридору и скрылась в дверном проходе. Ком подкатил к Сашкиному горлу, и ему хотелось кричать. Казалось, вместе с воздухом он вдыхал острые ножи, которые резали все внутренности и не давали ему этого сделать. Одними губами прошептал он слово «мама», которое для него теперь было каким-то непонятным, чужим. «Мама» теперь означало не как у всех, что-то мягкое и доброе, а вечно чего-то боящееся, предающее, отказывающееся.

***

– Привет! – услышал Санька откуда-то сбоку.

– Привет… – выдохнул он расстроенно в ответ.

– Ты чего? Новенький? – спросил его тощий пацан.

– Я? Да… – не мог отойти Сашка.

– Так чего в кабинет не заходишь? Надежда Николаевна тут, наверно…

– Нет, ушла… А ты её откуда знаешь? – встрепенулся Сашка. – А… по Денису, наверно… Ты брата моего знаешь, да?

– Какого брата? Ты чё? Не знаю я твоего брата! – напрягая брови, доказывал малец.

– А причём тогда тут Надежда Николаевна? Мать же это моя… – выворачивая от нервов себе шею, не унимался Санька.

– Слушай, я про директоршу нашу. А что мать у тебя есть, я не знал! Тут их ни у кого нет, а у тебя есть – вот те новость!

– Эх! – Сашка махнул рукой.

– Чего?

– Есть-есть у меня… И батько есть. Только пьёт сильно.

– Чо? И мать пьёт? – допытывался короткостриженый паренёк во фланелевой рубашонке.

– Мать? Не-ет! Некогда ей, на двух работах работает! Она у меня хорошая! – не заметил, как встал на её защиту, Санька. – Она знаешь, какая у меня!

– Ну… расскажи мне какая… – скрестил тот руки на груди и встал в позу. – Такая-растакая, что тут тебя оставила!

– Так исправляться ж! – раздухарился Санька.

– Да-а? Исправляться? – рассмеялся тощий. – Я тут почти с рождения, ещё не видел таких. А, кстати, чего тебе исправить-то нужно? Нос, рот? Это я могу! Тут одного на днях так разрисовал, мама, не горюй. Такой втык потом получил, но это фигня: видеть сливу на роже у Сивого – бесценно!

– Да не-е… Перестань! Меня однозначно заберут! – не понятно кого больше уверял Санька.

– Заберут-заберут… И поддадут ещё… – скабрезничал тот и, резко остановившись, вцепился взглядом в прорезиненные полосочки на свитере Сашки.

– Слу-ушай! – начал подходить он к Саньке. – У тебя щас одежду всё равно заберут. Дай мне свои подтяжки!

– Ещё чего! – вспомнив последний свой День рождения дома, на который мать со всеми братьями и сёстрами подарили эти подтяжки, Сашка отступил на шаг назад.

– Да дай… Чего – жалко что ли?

– У пчёлки в попке! Ничего я тебе не дам! Свои иметь нужно! – упирался Санька.

Тощий подбежал к парнишке и рывком попытался сдёрнуть подтяжки. «Охренел что ли?!» – сразмаху Санька сунул ему по губам. Они, как шарик, катались по полу интерната, пока не уткнулись в ноги директрисы.

«Надежда Николаевна!» – выпрямился по стойке смирно Сашкин противник. «Что ещё здесь такое происходит? – возвышалась она на каблуках в туфлях-лодочках! – Коля, опять у новенького вещи отбирал?! Оба ко мне в кабинет!» «О, заодно и оформят тебя!» – как ни в чём не бывало, чуть ли не под ручку шёл рядом с Санькой новый знакомый. Интернатовский.

***

Толпы одинаковых мальчиков, одинаковых девочек ходили по зданию, перетекали из кабинета в кабинет, выходили из одной спальной комнаты и заходили в другую. «К себе забирайся! – наткнулась воспиталка на Димку. – Опять к девочкам пошёл? В туале-ет! Будет мне лапшу на уши вешать! Быстро к себе!»

Сашка лежал под одеялом и в щёлку вглядывался в раскрытые двери, где отчитывали Сивого: «Вот придурок… Опять попался. Говорили же ему – ночью пойдём. Нет – попёрся!»

Свет погас, и сотня мальчишек дружно повернулась на бок, положила ладошки под головушки и заснула до утра. Но только не Сашка, Сивый и Колька. Эти под сопенье и храп товарищей мелким бесом продвигались к комнате девчонок.

– Пасту взял? – спрашивал Колька у Саньки.

– Пасту? Забыл…

– Я порошок взял, – перебил Сивый их разговоры.

– Чё мы им порошком на лбу рисовать-то будем?

– Можно в ноздри задуть! – предлагал Димка. – Разнообразие! А чё – у Наташки, к примеру, лоб маленький – слово из трёх букв даже не помещается, а нос большой! Видал какой?

– Да видал-видал. Шнобель! – в голос засмеялся Коля, и его рука открыла дверь в спальню девчонок.

Белым облаком зубного порошка встретил их слабый пол интерната, который по любым законам и порядкам должен был уже давно смотреть сны. «Вот дуры!» – жмурили пацанята глаза и пытались выцарапать из них тонкими пальчиками белые комочки. Наташка со Светкой не унимались и продолжали поочерёдно открывать белые круглые коробочки и обильно сыпать пыльцу на парней: «Это вам за вчера, засранцы!»

***

Туалет на третьем этаже был хоть и женским, но такой там был удобный подоконник, да и окно замазано до половины, что по ночам в нём собирались все.

– Фортку, фортку откройте, – приказывала шёпотом Натаха. – Унюхают – всем капец настанет.

– Чёлку не подпали! – придерживая её волосы на лбу, Сашка пытался помочь ей подкуриться.

– Не ссы, не подпалю! – выдыхала она облако дыма. – Светке тоже подкури.

– Я не буду! – отрезала та.

– А чё это? – посмотрел на неё Колька.

– Бросаю. Надоело…

– Благородно, – вставил Санька и посмотрел на Коляна: А ты где сиги-то берёшь?

– Покупаю! Где? – усмехнулся тот.

– На какие шиши?

– Ворую! – гордо ответил тот.

– Где? В Череповце?

– А что здесь такого?

– Не, я на посёлке у себя тоже промышлял. В квартиры ползал! У меня дома-то целая шапка драгоценностей лежит. Лисья…

– Да ну! Хватит врать-то! – загыкали девки.

– Ничего это я не вру! Честно! – доказывал Санька, спрыгнув с подоконника. – Я, знаете, профессионал какой! Тридцать квартир обнёс! Ни одну не доказали!

– Ха! Ну, докажи! Давай завтра? – предложил Колян.

– Завтра? Завтра… Завтра нет, не могу, – замямлил Санька.

– Ну, послезавтра давай!

– И после… не могу…

– В смысле?

– Нц, – причмокнул Александров языком о нёбо. – Так меня вообще отсюда не выпустят. Да и там-то чо? Я всех почти знал, да и по наводке работал – наверняка. А тут город большой. Не деревня. Как полезешь?

– Хорошо. Не лазь, – вступил Колька. – Знаешь, кликуха какая у меня?

– Деньга… – проговорил Санька.

– А почему, тоже знаешь? – не отводил пристального взора Колян.

– Догадываюсь…

– А ты не догадывайся. Завтра со мной пойдёшь. Зарабатывать…

– В смысле?

– В коромысле! Достало мне одному всех тут обеспечивать. В паре работать будем. Деньги-то всем нужны, – сказал Деньга и, подкинув горящую спичку к белому потолку, вышел из туалета.