Из первого тезиса следуют такие выводы: поскольку существует только бытие, то оно неделимо. Действительно, бытие может быть разделено на части только в том случае, если между частями бытия есть нечто иное, чем бытие, т. е. небытие. Но небытия нет. Поэтому бытие одно, не имеет никаких частей. Множества различных вещей в действительности нет: «Все непрерывно тем самым: сомкнулось сущее с сущим». Далее, даже если бы мы и представили, что существуют некоторые части этого бытия, то они не смогли бы двигаться, поскольку движение частей бытия возможно только тогда, когда между ними существует некое небытие. Но небытия нет. Поэтому и движения в действительности также нет. Нам лишь кажется, что существует множественность вещей и что эти вещи постоянно движутся. Далее, бытие нерожденно и не подвержено гибели. Ведь возникнуть оно может только из небытия и уничтожиться может тоже только в небытие. Но небытия нет. Следовательно, бытие существовало всегда и будет существовать всегда, оно вечно. Оно однородно, бездрожно, т. е. в любой своей части оно не двигается, оно одно, не может быть двух бытий. Оно простое, ни из чего не возникло, неделимо, вездесуще, непрерывно. Вслед за Ксенофаном Парменид утверждает, что бытие имеет форму шара[31].
Таким образом, получается парадоксальная картина. Действительно, выводы из двух его положений, совершенно очевидных и не подлежащих никакому сомнению, выводы совершенно логичные, приводят к совершенно необычным результатам – что множественности вещей не существует и что движения тоже нет, они нам только кажутся. Этот кажущийся мир Парменид описывает в «Пути мнения», но здесь Парменид настолько неоригинален, что даже количество фрагментов из этой части поэмы сравнительно невелико, что говорит о небольшом интересе последующих философов к этой части учения Парменида. Мы тоже последуем их примеру и не будем рассматривать его учение о мире как малозначащее и не оказавшее влияния на дальнейшую философскую мысль.
Учение Парменида заслуживает особого к себе внимания, поскольку вся последующая философия будет развиваться под несомненным влиянием идей Парменида. Гениальность Парменида признавал, в частности, Платон, сказавший: «Парменид… внушает мне… “и почтенье, и ужас”»[32]. Строго говоря, философия Платона представляет собой дальнейшее развитие идей Парменида, попытку понять парадоксальность нашего знания об истине и бытии.
Парменид первым четко сформулировал основные философские аксиомы, первым стал последовательно применять строгий метод рассуждения и познания, в данном случае рационалистический. Таким образом, Парменид стал первым в истории системосозидателем; его учение представляет собой не ряд гениальных интуитивных догадок, как у его предшественников, а являет собой строгую философскую систему, в которой философ, исходя из неких самоочевидных аксиом и строго следуя определенному методу, приходит к некоему выводу, который, хотя и отличается необычностью и даже парадоксальностью формулировок, все же следует в рамках данной философской системы признать как вытекающий из всех предыдущих рассуждений. Последующие философские (и научные) системы также будут создаваться по этому же принципу: каждый философ имеет перед собою некую цель, проблему, которую необходимо решить; для этого он постулирует некие аксиомы и далее рассуждает, пользуясь методом, который ему представляется более соответствующим этим аксиомам. В этом отношении система Парменида замечательна тем, что она умещается на одной странице, ее легко представить всю целиком, и таким образом Парменид помогает лучше, отчетливее представить себе суть философского метода познания.
Зенон Элейский
Выводы Парменида настолько противоречили здравому смыслу, что такая точка зрения не могла не вызвать возражения. Эти возражения требовали более строгой и развернутой защиты положений Парменида. За развитие подобной аргументации взялся его ученик Зенон.
Зенон (ок. 490 – ок. 430 до Р. Х.) также из Элеи. Диоген Лаэртский говорит, что он был приемным сыном Парменида. Вообще, информации о его жизни крайне мало. Известно лишь, что он был политическим деятелем, сторонником демократии и участвовал в борьбе с тираном Неархом. Борьба его закончилась неудачно. Сам Зенон был схвачен, его долго пытали, чтобы он выдал своих сообщников. Зенон, как указывает Диоген Лаэртский, сделал вид, что поддался пыткам и попросил тирана, присутствовавшего при пытках, подойти к нему поближе. Тиран подошел к Зенону, приблизил свое ухо к его устам, Зенон вцепился в ухо тирана и держал до тех пор, пока слуги не закололи Зенона. По другим данным, Зенон откусил свой язык и выплюнул его в лицо тирана. И тогда его искромсали в ступе на мелкие куски.
Зенон был непосредственным учеником Парменида. И если Парменид доказывал свои положения прямо, опираясь на аксиомы, то Зенон прибег к другому способу доказательств – от противного. Видимо, поэтому Аристотель считает Зенона первым изобретателем диалектики. Под диалектикой в античной Греции понимали не то, что называли диалектикой Гегель и Маркс, не учение о борьбе противоположностей и о развитии, а искусство разговора, спора. Действительно, в споре часто бывают решающими аргументы, доказывающие несостоятельность точки зрения собеседника изнутри. Таким же образом и Зенон пытался доказать справедливость положений своего учителя о бытии, показывая, что противоположная точка зрения абсурдна.
Аргументация Зенона сводится к следующему: допуская, что движение и множественность вещей существуют, и рассматривая некоторые конкретные случаи движения, мы приходим к абсурдным выводам. Значит, первоначальное допущение о существовании движения и множественности вещей ошибочно. Эти его рассуждения получили название апории (греч. «затруднения»); всего их насчитывают 47. До нас дошло немного, около девяти, а наиболее часто упоминаются в силу своей необычности, парадоксальности пять апорий.
Апории делятся на две группы: против множественности и против движения. Аргументируя против множественности вещей, Зенон говорит: допустим, что сущее действительно множественно, т. е. оно состоит из частей. Если есть части, то можно делить сущее на еще более мелкие части, а те в свою очередь на еще более мелкие и т. д. до бесконечности. В конце концов получим либо небытие, либо некие неделимые далее элементы. Попытаемся из данных элементов восстановить исходный предмет. Если неделимый далее элемент умножить на бесконечное число делений, то получим бесконечно большое тело, что невозможно. С другой стороны, небытие, как ни складывай, все равно даст в результате только небытие, т. е. первоначальный предмет тоже не восстановится. Следовательно, поскольку мы пришли к абсурдному выводу, что из частей тела невозможно сложить само тело, то первоначальное предположение неверно и множественности вещей не существует. Апория относительно места: если вещь существует, то она существует в некоем месте. Это место существует соответственно в другом месте, которое в свою очередь существует в третьем месте и т. д. до бесконечности. Но принимать бесконечное количество мест невозможно. Поэтому нельзя сказать, что вещь существует в месте.
Однако наибольшую известность получили апории не против множественности вещей, а против движения. Всего этих апорий четыре, и каждая из них имеет свое заглавие: «Дихотомия», «Ахиллес и черепаха», «Стрела» и «Стадий». Апория «Дихотомия» говорит, что движение никогда не сможет начаться. Допустим, телу нужно пройти какой-то путь. Для того чтобы дойти до конца, ему нужно сначала дойти до половины, а для этого нужно дойти до четверти пути. Чтобы дойти до четверти, нужно дойти до восьмой части пути и т. д. Деля весь путь до бесконечности, мы получаем, что тело не сможет дойти ни до конца, ни даже начать свое движение. Ведь за конечное время невозможно пройти бесконечный участок пути, т. е. участок, состоящий из бесконечного числа точек (ср. апорию против множественности).
