Успев полностью одеться, Дэни свернулась на коленях Шона, когда паром остановился у пристани Фрайди-Харбор. Шон положил подбородок на голову Дэни, наблюдая за машиной Чженя сквозь щель между занавесками.

Дэни сидела, не открывая глаз. Впитывая близость Шона, она пыталась придумать новые доводы, разубедить его в том, что, пока Касатонов жив, она подписывает себе смертный приговор, находясь рядом с Шоном.

А может, все гораздо сложнее, горестно призналась Дэни. Возможно, Шон просто не хочет ее видеть потому, что она заставила его нарушить клятву.

При этой мысли у Дэни защемило сердце. Ей не хотелось обсуждать с Шоном обет безбрачия или то, что он был нарушен. Шон не упоминал о нем после загадочного замечания о том, что в Тибете уже наступило завтра.

"Завтра, – мысленно повторила Дэни, прикасаясь губами к пульсирующей жилке на шее Шона. – Он решил, что я не захочу иметь с ним никаких «завтра».

Только сегодня."

Щелканье ключа в замке передней дверцы фургона в тишине прозвучало непривычно звонко. Замок открылся. На водительское сиденье скользнул Гельман.

– Просыпайтесь и ликуйте! – негромко пропел он, не поднимая занавеску.

Дэни почувствовала, как тело Шона слегка напряглось.

– Уже пора? – спросил он.

– Я оставлю коробку на переднем сиденье и вернусь на пассажирскую палубу, – предупредил Гельман.

– Зачем?

– Фландерс запарился, пытаясь одновременно следить и за Чженем, и за Касатоновым.

– Они вместе? – живо откликнулся Шон.

– Напротив, – возразил Гельман. – Они ведут себя так, словно находятся на разных планетах.

Шон осторожно приподнял Дэни, коснулся легким поцелуем ее губ и посадил ее рядом с собой.

– Что делает Чжень? – спросил Шон. – Он не возвращался к грузовику.

– Он улизнул с палубы незадолго до того, как паром причалил в гавани Фрайди-Харбора. Делал вид, что направляется в туалет, а на самом деле встречался с еще одним азиатом в форме паромного стюарда.

– Обычное дело, – равнодушно откликнулся Шон. – Что-нибудь еще?

– Фландерс не мог подобраться поближе, но, похоже, Чжень передал связному ключ от дверцы машины или ключ от зажигания.

– Что? – воскликнула Дэни, выпрямляясь. – Чжень ведет двойную игру против нас?

– Или против Касатонова, – уточнил Гельман. – Вероятно и то, и другое. Если верить Фландерсу, Чжень может научить угря скользить.

– Не важно, кого предает Чжень, – перебил Шон. – Надо действовать как можно быстрее. Иди наверх. Вместе с Фландерсом не спускай глаз со всех трех ублюдков.

– Уже иду, – откликнулся Гельман, потянувшись к дверной ручке.

– А если кто-нибудь направится сюда, позвони нам, – добавил Шон, пока дверь фургона открывалась.

– Это невозможно, – покачал головой Гельман. – Мы находимся вне зоны действия сотовой станции. И потом, нам и без того придется нелегко: нас двое, а их трое.

– Сделайте все, что сможете, но если что-нибудь случится, попробуйте подать нам сигнал, – попросил Шон. – Не хотел бы я столкнуться нос к носу с Касатоновым.

– Само собой.

Гельман выскользнул из машины и закрыл за собой дверь.

Убедившись, что на палубе для машин никого нет, Шон потянулся к занавеске, отделяющей заднюю часть фургона от водительского сиденья. Его пальцы нащупали твердый футляр. Шон ухватил коробку.

– Это его Хуан оставил нам? – спросила Дэни.

– Да.

Положив футляр на колени, Шон щелкнул замками. Изнутри алюминиевая коробка была обита толстой мягкой резиной с выемкой как раз по форме стеклянного цилиндра.

Краешек тонкой голубой ткани, пронизанной золотыми нитями, высовывался из-под защитного слоя более толстой и прочной ткани.

– Шелк! – прошептала Дэни.

Отверстие капсулы было заткнуто пробкой с эбеновой зубочисткой, торчащей из отверстия, откуда воздух выкачали вакуумным насосом. Вместе с шелком внутри капсулы лежали три пакетика кремниевого геля.

Выудив из сумки крошечный фонарик, Шон направил луч на капсулу.

Изнутри на ней не оказалось ни капли влаги.

– Ну, как он тебе? – спросил Шон у Дэни.

– Это вопрос с несколькими ответами?

– Ответов может быть сколько угодно, – объяснил Шон, – но значение имеет всего один.

– Тогда я должна как следует рассмотреть шелк.

Рука Шона взметнулась, не давая Дэни дотронуться до стеклянного сосуда.

– Погоди, – велел он. – Они умеют снимать отпечатки пальцев не хуже нас. Я не хочу, чтобы тебя считали замешанной в этом деле.

Он вытащил из бокового кармана пару тонких черных перчаток и надел их. Такие перчатки носят горожане в прохладные дни.

Дэни во все глаза уставилась на перчатки.

– Касатонов носит точно такие же, – произнесла она.

– Как и многие другие. Потому он и выбрал их. Выходя из дома в резиновых хирургических перчатках, рискуешь притягивать недоуменные взгляды.

Шон осторожно поднял капсулу и поднес ее к глазам Дэни, чтобы она могла осмотреть свиток шелка с близкого расстояния – насколько это было возможно, не открывая капсулу и не дотрагиваясь до шелка.

– Выглядит неплохо, – заявила она спустя некоторое время, – но что-то мне не…

Она издала раздраженный возглас, схватила фонарик из гнезда на стене и провела лучом вдоль капсулы.

– Черт! – выпалила Дэни.

– В чем дело?

– Плохо же вы меня слушали!

– О чем ты?

– О переплетении. Метод переплетения выбран правильно, но ритм чередования нитей не тот.

– Ну и что?

– А то, что опытный специалист обязательно заметит разницу, – заключила Дэни.

– Когда?

Дэни вопросительно взглянула на Шона.

– Сколько человек, кроме тебя, могут знать об этом, и как быстро они заметят разницу? С первого взгляда?

Подумав, Дэни покачала головой.

– Вряд ли, – ответила она. – Мне говорили, что у меня на редкость острый глаз.

– А мне оба они показались бесподобными, – отозвался Шон, – с первого раза, как я увидел их в Лхасе.

– Но чувство осязания развито у меня еще лучше, – продолжала Дэни, пропустив мимо ушей предыдущее замечание.

– Аминь!

Блеск в его глазах подсказал Дэни: Шон вспоминает: минуты безумия, когда значение имело только соприкосновение двух тел, а потом – узы, такие крепкие, что их эхо будет отдаваться в ушах Дэни всю жизнь.