Что уж тут говорить о том, как рукоплескала бы ему восхищенная братия, отирая ему пот со лба и удивляясь его бесстрашию!
«Но-о, лошадка! – сказал отец Иов, почувствовав вдруг себя во главе святого войска, на белом жеребце, который танцевал под ним, готовый понести своего всадника в самую гущу битвы. – Но-о, милый!»
«Ты бы еще хоругвь захватил», – сказал голос, прекращая фантазии отца Иова.
«А причем здесь хоругвь-то? – пробормотал отец Иов, чувствуя, как краска заливает ему лицо и дыхание становится прерывистым и неровным. – Я ведь не для того это говорю, чтобы себя показать…»
«А для чего же?» – перебил насмешливо голос и негромко захихикал.
«Пример должен быть, вот для чего, – сказал отец Иов, радуясь, что нашел нужные слова. – Без примера куда?»
«Это ты, что ли, пример?» – спросил голос и опять захихикал.
«А хоть бы и я, – сказал отец Иов, чувствуя, что его несет совсем не туда, куда бы следовало. – Бог найдет для себя пример, уж можешь не сомневаться».
Но голос, похоже, и не думал сомневаться. Он просвистел в ответ какую-то разбойничью песенку, потом зашумел в кроне старых лип и исчез.
«Эй, – негромко позвал Иов, чувствуя, что остался один. – Эй, уважаемый!.. Вы где?»
Но уважаемый не откликался.
«Вот так всегда», – посетовал отец Иов, чувствуя, что обида вот-вот готова снова подкатить к самому его горлу.
Потом он поежился от налетевшего вдруг прохладного ночного ветерка и, посмотрев еще раз на висящий над монастырем серпик, отправился в свою келию, сотрясаемую могучим храпом отца Тимофея.
2. Келья
Кельи, как и люди их занимающие, бывают разные. Келья отца Иова поражала всех, кто когда-нибудь имел счастие ее посетить, удивительной чистотой и множеством вещей и вещиц, которые были по порядку расставлены на полочках, столе и подоконнике: все эти керамические и медные колокольчики всевозможных размеров, глиняные фигурки святых, подобранные по цвету и размеру книжки, целый Монблан маленьких иконок, большой иконостас застекленных икон, перед которыми мерцали разноцветного стекла лампадки, аккуратно торчащие из вазочки карандаши, кисточки, ручки; изящные календарики, целая гора компьютерных дисков, тоже расставленных не абы как, а по цвету, какие-то альбомы, тетради, блокнотики, и ко всему этому еще множество новогодних, рождественских и пасхальных открыток, старинных подсвечников, пасхальных яиц; фотографий и репродукций, развешанных по стенам с соблюдением правил гармонии и порядка.
Ко всему прочему на стене у окна висел плакат, изображавший суровую женщину в платке. Женщина смотрела на тебя требовательно и властно, вытянув перед собой руку и направив на тебя указательный палец, тогда как другая рука ее, показывая на небо, где, облокотившись на облако, Всемогущий Бог-Отец благословлял хороших христиан в белых одеждах и одновременно посылал во тьму внешнюю всех, кто не исполнял божьих заповедей и не слушал божьих повелений. Надпись на плакате гласила: «А ты веруешь ли во единого Бога, Отца Вседержителя, Творца неба и земли?»
Всякий раз, когда отцу Фалафелю случалось попасть в келью отца Иова, он почему-то непременно встречался глазами с взглядом этой суровой женщины и опускал глаза, чувствуя в груди какую-то неловкость, словно эта женщина была на самом деле мужчиной, а женщиной она только прикидывалась из каких-то своих, недоступных простым смертным соображений.
Плакаты эти, к слову сказать, штамповали умельцы из Софрино, причем их продукция пользовалась огромным успехом не только у православных, что и не удивительно, но даже и у католиков, которые заклеивали на этих плакатах имя святого или святой, а затем вклеивали имя какого-нибудь католического еретика, превращая душеспасительную вещь в ни на что не годное место, где царили мерзости и запустения. Так, например, если на плакате была изображена Ольга Первозванная, то католики быстренько заклеивали ее имя, а вместо него писали имя какой-нибудь Марии Перлуптранской, прославившей себя тем, что работала когда-то в Африке вместе с доктором Швейцером, или имя всем известной Эзопии Пуланской из Милана, покровительницы домашних животных, полагающей, что, будучи безгрешными, собаки и кошки имеют больше шансов проскользнуть в Царство небесное и вымолить у Господа прощение своим нерадивым хозяевам, чем кто-нибудь другой…
Одна беда была с этими вещами и вещицами. Дело в том, что их становилось все больше и больше, а келья, напротив, почему-то больше не становилась, а делалась, с поступлением новых вещей, все меньше и меньше. Даже отец Нектарий, зайдя как-то раз к отцу Иову, спросил его, с некоторым удивлением рассматривая все эти колокольчики, подсвечнички и фигурки святых, не собирается ли отец духовник открыть в монастыре небольшую лавку духовных товаров, на что отец Иов немного смущенно сказал, что во всем виноваты прихожане, которые, не зная меры, бесконечно несут ему, отцу Иову, разную ненужную ерунду.
«Вот мне почему-то не несут, – с затаенной обидой заметил отец Нектарий, взяв напоследок изящный медный колокольчик и красивый, в кожаном переплете, блокнотик, служащий одновременно и для каждодневных заметок, и для записи телефонных номеров.
Именно в ту самую ночь и приснился отцу Иову страшный сон, в котором он сумел перекричать самого отца Тимофея и напугать полкорпуса своим истошным криком.
А снились ему вся та же его келия и все тот же отец наместник, по лицу которого бродила какая-то еще не вполне определенная мысль, которая все никак не могла определиться, отчего отец наместник явно нервничал, размахивая руками и шагая из одного угла келии в другой. При этом он еще умудрялся разглядывать все эти статуэточки и колокольчики, вертя головой или даже дотрагиваясь до какой-нибудь вещицы, издавая при этом какие-нибудь интересные звуки вроде причмокивания, присвистывая и похмыкивания, что напоминало отцу Иову ту простую истину, что размахивание руками до добра обычно не доводит, в чем он немедленно и убедился, увидев, как, задетый рукой отца наместника, полетел на пол изящный фарфоровый подсвечник. А вслед за тем, исторгнув из груди Иова крик горя и отчаянья, упала на пол полочка со стеклянными фигурками Моисея, Иисуса и апостола Павла!
«Батюшка, батюшка! – говорил отец Иов, стараясь оттеснить отца Нектария от шкафчика, за стеклом которого поблескивали медные и керамические колокольчики всевозможных размеров. – Пощади, батюшка, не дай сгинуть нажитому!»
«Не бойсь, не бойсь, – говорил отец наместник, изо всех сил наваливаясь на шкафчик. – Новых приобретем, еще лучше этих будут!»
«Где же лучше-то, где же лучше?» – бормотал отец Иов, с ужасом глядя, как разбивается набор кофейных чашечек с православной символикой. Осколки их медленно взлетели к потолку и, сверкая под электрическим светом, так же медленно и печально рассыпались по келии.
Затем пришла очередь коллекции музыкальных дисков, которые разлетелись по келии, сверкая и треща под ногами отца наместника, похоже, получавшего большое удовольствие от всех этих ужасных звуков, которыми сопровождались эти кошмарные деяния.
«Ой!» – вздрагивал отец Иов, слыша, как трещат под ногами наместника гипсовые ангелочки и фарфоровые блюдечки.
«Ой!» – мычал он, слыша как превращаются в ничто расписные новгородские колокольчики и ломаются всевозможные свечи, привезенные почти изо всех стран, включая и такие, которые почти невозможно было отыскать на приличной карте мира.
«Ой, ей, ей», – рыдал отец Иов над всей этой погибшей красотой: над всеми этими горшочками, альбомами, серебряными стаканчиками, карандашиками и ножами для разрезания бумаги; а рыдая, рвал на себе подрясник и раскачивался из стороны в сторону, когда же сердечных сил его уже не осталось совсем, то он не выдержал и закричал что есть силы, не жалея своих легких и надеясь, что Небеса не оставят ни его, ни его поверженные богатства. И от этого крика пробудился за стеной отец Тимофей, и задрожали окна в коридоре Братского корпуса, и стая разбуженных ворон поднялась в ночное небо с хриплым карканьем над спящим монастырем, тогда как ужасный крик отца Иова, вырвавшись из замкнутого пространства монастырского двора, устремился туда, к звездным далям, где у божественного Престола суетились всякого рода просители и жалобщики, ожидая своей очереди возложить на Господа заботы о собственных печалях и попечениях.
