— Что произошло? — спросил Тит. — Как Атлантида вас нашла?

Иоланта раскопала обугленный Валидус, вручила Титу и рассказала об аномалии с алмазными коронами, обрамлявшими палочку-клинок.

Тит помрачнел:

— Если только я не ошибаюсь, у Атлантиды теперь есть доступ к дочерней палочке Валидуса.

— Это еще что? — в один голос спросили все.

— Большинство палочек-клинков составляют пару — материнская и дочерняя. В дочерней нет ничего особенного. Она расширяет магическую силу не больше обычной, но наследует свойства материнской палочки, если ту вдруг уничтожают. Когда Гесперия Величественная владела Валидусом, она усовершенствовала его дочернюю палочку, чтобы с ее помощью можно было выследить материнскую. Потому-то дочерняя палочка Валидуса хранилась в секретном месте, чтобы никто не мог воспользоваться ею, пока владельца Валидуса не сочтут погибшим или схваченным.

— Но это не твой случай, — заметила Иоланта.

— Попробуй-ка объяснить это регенту. — Тит нахмурился. — Если подумать… Я не уверен, что Алект вообще об этом знает. Скорее уж такими познаниями может обладать кто-то вроде генерала Рейнстоун.

— Ты можешь попросить Далберта ее найти?

Ведь он оставил их, как раз чтобы разузнать, какие именно сведения мог собрать Далберт.

— Давай сама, — сказал Тит, — я схожу за водой для чая.

— Воды могу принести я, сир, — предложил Хейвуд.

— На улице темно. Вы не найдете насос.

Его бы не отыскала даже Иола — когда бы она ни зашла в лабораторию, чайник всегда был полон. Смущенно взглянув на учителя, она пояснила:

— Принц не вернется туда, откуда мы пришли. Лаборатория также соединяется с маяком на севере Шотландии.

Она набрала сообщение на пишущем шаре, которым Тит пользовался для связи с Далбертом. Затем подложила под него лист бумаги, чтобы принять все отчеты, которые тот мог отправить, пока они были в пустыне. Защелкали клавиши.

Тит вошел, когда Иоланта вынимала бумагу.

— Снаружи ужасный туман. Я дважды прошел мимо насоса, пока его нашел.

Он поставил воду греться, вместе с Иолой прочел сообщения и пересказал их Хейвуду и Кашкари.

— В ту ночь, когда мы с Фэрфакс оказались в пустыне — ночь, когда я вызвал феникса войны, — регент устроил закрытое совещание со своими приближенными. Потом они совещались еще несколько раз, также он встречался с нынешним инквизитором. Очевидно, леди Калисту все еще держат в Инквизитории.

Учитель Хейвуд положил сцепленные руки на стол. Иоланте показалось, что он занервничал. До сих пор переживал о леди Калисте?

— Если ее безопасности угрожают, регент обязательно даст то, чего они требуют.

Мелькнула ли жалость в глазах Тита, когда он взглянул на Хейвуда?

— Романтично, конечно, но дело в другом. Боюсь, регент даст им требуемое, даже если леди Калиста будет в абсолютной безопасности — в силу своей натуры Алект стремится хоть чуток погреться под лучами власти и могущества. Он не способен отклонить ни одну просьбу Атлантиды.

Кашкари нахмурился:

— Это все, что разузнал твой шпион?

— Есть еще кое-что. Пока ничего не оглашалось. Мои подданные ничего не подозревают, поскольку обычно я в столице не появляюсь. Они продолжают думать, что я в своей горной цитадели, учусь, как и подобает хорошему маленькому принцу. — Тит взглянул на Кашкари. — Но ты прав. Я ожидал куда большего. Уж не арестован ли мой шпион.

— Что нам теперь делать?

Чайник запел. Тит заварил чай и раздал печенье из жестяной банки.

— Разместимся на ночлег. На маяке есть пара гостевых комнат для уполномоченных и путешественников, выброшенных на берег непогодой. Одна из них уже занята. И раз уж мисс Сибурн, пока это возможно, должна воздержаться от скачков, вторую предлагаю отдать ей. Джентльмены могут остановиться на постоялом дворе в Дурнессе, это в двадцати верстах отсюда.

Упомянутые джентльмены пробормотали, что согласны.

Все выпили чай. Кашкари и Тит поговорили о бронированных колесницах, а Иоланта тем временем расспрашивала учителя Хейвуда о его жизни в Париже.

— Я очень полюбил булочную за углом. Их пирожные напоминают мне те, что мы покупали в кондитерской миссис Хиндерстоун. Помнишь ее?

— Разумеется. Одно из моих любимейших мест в Деламере.

— Внутри есть надпись, ты ее обожала, раньше там был книжный, теперь его уже нет, а надпись осталась.

— «Книги о черной магии можно найти в подвале, бесплатно. Обнаружив подвал, пожалуйста, покормите призрачное чудище внутри. С уважением, Е. Константинос».

— Да, именно эта. Ты всегда над ней смеялась. И всегда понимала, что это шутка.

Учитель улыбнулся, вспоминая ее малышкой. Сердце Иоланты сжалось.

— Вы ходили в кондитерскую, потому что там познакомились с леди Калистой?

— Нет, я просто любил наблюдать, как расцветает твое личико, когда ты ступаешь на порог. Те же лакомства продавались и в других местах, но для тебя магазинчик миссис Хиндерстоун был единственным. Ты обожала сидеть за одним и тем же столиком у окна и наблюдать за прохожими на Университетской аллее.

— Однажды мы туда вернемся, — в порыве пообещала она. — Как-нибудь, когда все закончится, мы попросим у его высочества особое разрешение вернуть ваше прежнее профессорское звание. Тогда вы снова сможете преподавать, и может, я даже буду у вас учиться, если сумею поступить.

— Давай и на это попросим особое разрешение, — подхватил Хейвуд, воодушевленный идеей.

Иоланта рассмеялась:

— А еще мы вернем свой старый дом. И все будет, словно… словно…

До нее дошло, как глупо звучат ее слова. Как можно притворяться, будто все по-прежнему, когда теперь они оба знают, что столь чудесный для Иоланты устроенный быт для учителя был источником боли и разочарования?

Он положил руку ей на плечо:

— Да, так и сделаем, если это вообще возможно. Те дни были счастливейшими в моей жизни. Я с трепетом вновь войду в Консерваторию, вернусь в старый дом, а вы все будете ходить на мои уроки уже повзрослевшие.

Иоланта взяла руки Хейвуда в свои, одновременно переполняемая радостью и печалью:

— Спасибо. Это здорово.

Некоторое время они молчали. И только теперь она поняла, что в лаборатории воцарилась тишина, а Тит с Кашкари смотрят на них, первый мечтательно и грустно, второй же…

Кашкари смотрел на нее с горечью.

Он быстро повернулся к Титу:

— Последние сутки тянутся бесконечно, я вымотался. Можно поскорее пойти в гостиницу?

— Конечно. Я перенесу тебя туда. Учитель Хейвуд, вы можете оставаться здесь сколько захотите. Я зайду за вами позже.

Хейвуд поднялся:

— Нет, сир. Сегодня вы и так совершили слишком много скачков. Я тоже иду. — Он еще раз обнял Иоланту. — Я так счастлив, что ты цела.

Она расцеловала его в обе щеки:

— Я тоже. До завтра.

Пока учитель и Кашкари ждали снаружи, Тит прижался губами ко лбу Иоланты.

— Я принесу тебе ужин, — пообещал он.

— Я уже поела, — напомнила она.

— Знаю, — пробормотал он. И еще раз поцеловал ее перед уходом.

* * *

Гостиница была простенькой и безвкусно обставленной, зато теплой и там прилично кормили — Тит уже имел возможность удостовериться в качестве еды, иногда покупая для себя суп и сэндвич.

Время близилось к ночи. Хозяин заявил новым постояльцам, что лучше поторопиться, если они желают поесть. Поклонившись Титу, Хейвуд поспешил в таверну.

— Не могли бы вы собрать мне немного еды в корзинку? Я не голоден сейчас, но, может, проголодаюсь позже, — сказал Тит.

— Это можно, — ответил хозяин с сильным шотландским акцентом. — Принести в номер, сэр, или будете ждать?

— Подожду.

— А вы, юноша, желаете чего-нибудь? — обратился шотландец к Кашкари.

— Благодарю, не нужно, — пробормотал он и посмотрел на Тита: — Можно с тобой переговорить?

От серьезности его тона скрутило живот.

— Да, давай.

Они вышли в густой туман.

Кашкари очертил звуконепроницаемый круг. Тит сунул руки в карманы и постарался унять дрожь — одежда, которой еле хватало, чтобы согреться в Париже, здесь, при почти арктической температуре самой северо-западной точки Шотландии, грела не лучше листа бумаги.