Самое обидное, что как обычно в нашей стране приходилось тратить силы и средства на восстановление того, что когда-то уже было отработано и прекрасно действовало. Еще в конце 1920-х годов в Западных военных округах, боясь нападения войск Антанты, были заложены основы для возможного проведения диверсионных акций силами партизан. Я и сам учился почти в такой же. А в 1932 году под Москвой провели и первые маневры партизанских бригад. Для развертывания в Белоруссии было подготовлено около десяти крупных отрядов численностью от 200 до 500 человек. В приграничных городах и больших железнодорожных станциях из числа коммунистов и лиц им сочувствующих созданы подпольные группы. Для их вооружения на секретные склады завезли 50 тысяч винтовок, пулеметов, боеприпасов и минно-взрывное имущество, одежду, продовольствие. К этому времени в стране действовали три школы готовящие специалистов по партизанским операциям. В начале 1934 года штаб РККА за подписью маршала Егорова издал директиву о создании в структуре Армии диверсионных подразделений. В целях соблюдения режима секретности эти подразделения предписывалось называть «саперно-маскировочными взводами» и формировать их при саперных батальонах, так как главное оружие диверсанта - взрывчатка. На следующий год такие отряды численностью по 40 бойцов, имелись во всех дивизиях РККА, расквартированных в приграничной полосе западных военных округов. Началось создание опорных баз в лесной и сельской местности. Отрабатывалась система явок, паролей, опознания. В 1938 году Егорова арестовали и обвинили в развале армии. Изданная им в 1934 году директива была призвана вредительской, Красная Армия готовилась воевать малой кровью и на чужой территории. Репрессии прокатились по верхушке руководящего состава РККА, командиры среднего звена чистки пережили, но на планах ведения партизанской войны был поставлен крест. На мое предложение не заниматься самодеятельностью, а воспользоваться довоенными наработками Илья Сергеевич виновато развел руками. А позже по секрету сообщил, что то, что не успели развалить наши ответственные товарищи, доделали немцы, захватив в Минске архивы НКВД и военкоматов. Посланные по известным адресам товарищи на связь больше не выходили.
Конечно не одни мы занимались подготовкой партизан-диверсантов и руководителей подпольных организаций. Мне было известно как минимум об одной особой группе, возглавлял которую начальник 5-го разведывательно-диверсионного отдела ГРУ полковник Мамсуров Хаджи-Умар. Правда занимались они в основном организацией специальной сети агентуры в районе Рогачева, Могилева и Орши, и заброской крыпных отрядов. Один такой, численность около 300 человек, был направлен на выполнение боевых задач в тылу противника, как раз перед моим возвращением.
Постепенно мы все приобретали необходимые навыки и нарабатывали опыт. В десантировании малых групп ни кто из моих товарищей сложности не испытывал, все это было отработано еще до войны. Но работа с неподготовленными людьми, с последующей выбраской да еще в ночное время, то еще испытание. Под десантирование больших команд нам выделили ТБ-3 и один ПС-84 или как его позднее назовут ЛИ-2, советское воспроизведение заокеанского «Дугласа» ДС-3.
Выброска парашютистов может выполняться в любое время дня и ночи. При этом каждое время суток имеет свои преимущества и недостатки. Союзник при выброске - ночь, когда появление боевой группы в тылу врага может вообще остаться незамеченным. Даже если противник знает о высадке группы, то ночью нелегко организовать полноценный поиск, особенно когда место высадки точно неизвестно, а иногда и недоступно, если имеются леса и холмы с несколькими дорогами и без наличия своих войск в данной точке. Понятно, что днем легче выбрать безопасное с точки зрения техники приземления место и избежать несчастного случая вроде поврежденной ноги, но дневное приземление может быть легко замечено врагом, а таких ошибок противник, обладающий большой мобильностью, не прощает. Любимым же временем выброски для разведки всех стран и всех времен остается закат. Полет при этом рассчитывается так, что выброска десанта выполняется в последние минуты перед наступлением темноты. Приземление происходит в сумерках, когда света еще достаточно для того, чтобы избежать попадания на препятствие. А через полчаса сгустившаяся темнота скроет бойцов, и у них будет целая ночь впереди, что бы покинуть зону приземления и «замести следы». Подготовленный парашютист может прыгать со сверхмалой высоты от 100 метров, но нашим подопечным, такое не по плечу, поэтому для них определен горизонт в 500 метров. Ночные прыжки тоже не для них. Приходится подстраиваться под обстоятельства, иногда неоправданно рискуя.
Из-за того, что приходилось летать днем, при господстве авиации противника в воздухе, мы понесли первые потери. С задания не вернулся экипаж Р-5 под командованием Волкова, который высаживал десант в районе Росси. Предполагая поломку или полностью израсходованное горючее, что могло привести самолет к вынужденной посадке, мы на бомбодержателях, закрепили дополнительные баки и баллон со сжатым воздухом, для быстрого запуска двигателя. В эту ночь наш рейс был самым дальним из всех, кроме того над районом Росси мы должны были сбросить на парашюте офицера связи. Потом предполагалось провести поиск в месте выброски десанта и возможного нахождения Волкова.
Дорога предстояла не близкая около 600 км в одну сторону, почти на пределе дальности, поэтому вылетели, еще засветло. Под крыльями простиралась наша земля, которую мы вынуждены были оставить врагу на долгие три года, о времени окончания войны и жертвах которые придется заплатить за победу, в этом времени, знаю только я, а длинные ночные перелеты способствуют размышлениям. Как помочь стране и самое главное, чем? Ответ напрашивается сам по себе. Мое личное участие в боевых действиях ни чего в плане исторических изменений достигнуть не способно. Какие бы эффективные одноразовые акции я не провел, для отлаженного механизма немецкой военной машины это меньше чем песчинка, которую жернова истории перемелют и даже не заметят.
Значит, если и можно каким-либо образом изменить ситуацию в лучшую сторону, то это только правильное использование имеющейся в моем распоряжении информации. И тут главное, верно, ею распорядиться. Различных знаний, полученных мной в будущем, наличествует прилично, но что из них можно использовать, разница в техническом прогрессе слишком велика. К своему стыду следует признать, что историческими сведениями по 1941 году я располагаю в очень ограниченном количестве. В мое время история Великой Отечественной широко освещалась, начиная с обороны Сталинграда, то есть с конца лета 1942 года. Много и подробно могу рассказать о «Курской дуге» у меня такой вопрос был на экзамене по истории. Единственное, что не могу объяснить это смысл грандиозного танкового побоища под Прохоровкой. Когда наши танковые колоны с марша, через узкое горлышко единственной дороги, ограниченной со всех сторон непроходимыми оврагами и ж.д. насыпью, вырывались на ровное как стол поле и неслись на окопавшиеся тяжелые немецкие танки. Которые с полутора километров могли спокойно расстреливать Т-34, пробивая даже лобовую броню. В очередной раз немцев тупо задавили количеством и это на третий год войны, когда уже был приобретен опыт боев. Что говорить о 1941-м, из истории которого я знаю только о лютых декабрьских морозах и подольских курсантах с 28 панфиловцами, не пустивших немцев к Москве, и то больше по фильмам. Что творилось летом и осенью мне предстоит узнать на личном опыте и происходящие здесь, меня не радует. За две недели немцы захватили всю Белоруссию и почти дошли до Смоленска. На Белостокском выступе и под Минском остались все боеспособные части Западного фронта, вместе с вооружением, техникой и складами. Войска второго эшелона спешно занимают позиции по оставшимся укрепрайонам на старой границе и отчаянно не успевают. Что бы сбить немцам наступательный порыв, мы постоянно контратакуем, теряя людей и последнюю технику. И ведь, что интересно на последних учениях как раз и отрабатывались действия по уничтожению войск противника при их прорыве из района Сувалок севернее Белостокского выступа. С военной точки зрения Сувалки это тупиковая станция в болотисто-лесистом углу северо-востока Польши с единственной железной дорогой, по которой только и можно снабжать войска противника. От границы и расположения передовых частей 3-й армии до указанной железной дороги по межозерному дефиле всего-то 20 км. По дороге от Августова - 26 км. Удар армии при поддержке механизированного корпуса в направлении железной дороги сделал бы положение танковой группы Гота на советской территории безнадежным. Ни топлива, ни снарядов, ни еды. Плюс постоянный обстрел дальнобойной артиллерией с оборудованных позиций, запас снарядов, которой был рассчитан на 2 месяца боев. Все это прописано в приказах, которые хранятся в штабах и должны были быть вскрыты при начале военных действий. Выполни войска такой приказ и вся военная компания и история пошли бы другим путем, хотя о чем я говорю - давайте вспомним август 2008 года. Целые сутки батальон миротворцев сдерживал наступление грузинской армии на Цхенвал, наши части были приведены в боевую готовность, но отдать команду на выдвижение было не кому, хотя такой вариант событий прорабатывался, и все было готово, как потом назвали, для принуждения Грузии к миру. Ни министр обороны, ни один из его замов на себя ответственность отдать приказ не взял, ждали, пока премьер Путин не вмешался.
