— Я из такого мира, где езда на лошадях — развлечение, а не необходимость.

Даже форвиррка посмотрела на меня с удивлением.

К линии стражников подошёл хозяин почтовой станции и стал дёргать их за накидки:

— Чего вы смотрите, меня же среди белого дня обкрадывают! А за разрушенную гостиницу кто платить будет?

Те угрюмо отмахивались. Появился и тюремщик с разбитым об ступеньки лицом. (Арбалетчика вынесли вслед за ним).

— Нельзя упускать его, — закричал тюремщик. — Как я буду отчитываться за трофеечек?

— Раньше надо было думать, дурак, — отозвался маг. — Будешь знать, как наживаться за счёт гувернюрской собственности.

Сохраняя строгое выражение лица, я прошёл до кареты, в которой прибыл с Баэстом. Люди разбегались, прятались за дома или корзины. Перешёптывались, что я сумасшедший внеклассовый маг, который всё время живёт в озарении, а значит способен забороть и самого Лорт-и-Морта!

Не дай бог, меня принудят доказать свою силу. Ведь сейчас не способен прихлопнуть муху. Не смогу даже создать огонёк, чтобы прикурить.

Я достал из багажного отделения кареты свой мешок. Внутри него мой фоторюкзак с аппаратурой. Извлёк пачку денег (ими щедро снабдил Драген) и бросил хозяину:

— Простите за разрушения.

Вернулся к магу и показал пальцем на Баэста:

— Пусть Гувернюр не серчает. Я поймал предателя, который продавал врагам Химмельблю людей.

— Лучше за собой следи, — огрызнулся маг. — С предателями сами разберёмся. С тобой тоже. От спецмагов не уйдёшь. А когда они тебя найдут, не надейся, что пощадят и отправят на Вердум.

Трофеечки уже сидели на лошадях. Я постарался как можно более лихо запрыгнуть. Сел позади номасийки. Спиной чувствовал, что зрители начали подозревать, что человек, так нелепо садящийся на лошадь, вероятно, не так крут, как сам утверждал.

Напоследок я снял с ног Баэста оковы. Когда мы выехали со станции, я обернулся: Баэста приняли стражники, но обращались почтительно. Скорее всего, негодяй выкрутится, ведь доказательства его работы я унёс с собой.

— Скачи, скачи, — выкрикнул маг напоследок и храбро скинул защитное поле: — Тебя скоро поймают, внеклассник.

1

Гофратцы были не такими жестокими, как номасийцы. Номасийцы могли бы истязать меня дни и ночи напролёт, просто наслаждаясь воплями. Но пытки — это пытки, не важно, кто тебя истязал.

В странах с высокой культурой пытки принимали самые мерзкие формы именно потому, что высококультурные люди хотели как можно скорее добиться от жертвы признания и прекратить её страдания.

Гофратацы применили сильнейшее физическое воздействие: пустив по кирпичам стен и пола моей камеры разряды шаровой молнии.

Квиксоль, вступив во взаимодействие с энергетическими разрядами, сработала как усиливающий преобразователь. Если ранее камни темницы выматывали меня, забирая энергию, то теперь наполнили каждую частицу тела взрывом хаотичных колебаний. Струны, что отзывались в душе мага ощущением слияния с мирозданием, теперь раскалились, опутывая меня, вгрызались в тело, проходя сквозь него, как проволока. От каждой раскалённой проволочки ответвились сотни ещё более раскалённых проволочек…

Кажется, я кричала. Вероятнее всего — я орала и рыдала.

Кажется, я убеждала стены, что ничего не знаю. Что мне не в чем признаваться, что у меня нет тайн…

Даже звуки стали моими врагами.

Крики боли порождали новую боль и новые крики. Бесконечная анфилада нарастающих болевых ощущений сворачивалась в спираль, как мир во время переброски через портал. Кончик болевой спирали с каждым витком увеличивал мои и без того невыносимые страдания.

Когда я поняла, что вот-вот кончик ухватит за своё начало. Что я скоро умру, разряды прекратились и я вернулась в реальность. Осознала, что молча лежала на полу темницы, дёргаясь в конвульсиях.

— Клянусь Триединым, я ничего не знаю! Вы пытаете невиновного человека.

Я поспешно рассказывала. Про ненастоящего Первомага, про то, что наша религия основана на заблуждении, которое пестовали те, кто знали правду. Что самое древнее зло, созданное в результате ошибки, когда-нибудь вернётся в наш мир.

Наговорила лишнего. Про Землю, про Брянск, про магическую курицу Кифси… Про неисчислимое количество вариантов миров в беспредельной Вселенной магических струн. Про что-то ещё.

Мои мысли путались. Каждое предложение пыталось обогнать последующее, чтобы уместить в свой торопливый монолог как можно больше правды. Правды, в которую, конечно, никто не поверил.

Стены моей темницы раздулись, как водяной пузырь. Лопнули, обдав меня крошками битого камня. Я успела понять, что заработала магия фулелей… Я превратилась в разум, следующий по тропинкам искусственного мира, который создавал пытающий меня маг, пользуясь образами из моей памяти.

2

Утро. Щербатые Горы на фоне неба. Видна артерия водопада «Сестра Великана». Воды летят вниз отдельными сгустками, как при замедлении времени. За её полётом можно следить, как за парением птиц.

Я бегу по тропинке, ведущей к обратной стороне дома. В руках у меня драйденская заводная кукла, которая крутит головой, моргает и открывает рот.

Драйденские Земли производят развивающие детские игрушки. Безо всякой магии. На спине моей куклы расположена головоломка из десятка рычажков. При решении очередной задачи, кукла раскрывает новое умение: двигать ногами, сжимать пальчики или водить глазами по сторонам…

Мама! Я же бегу к маме, что бы показать, чему научила свою куклу.

А дом, к которому бегу — это наша таверна, носящая название вслед за водопадом, то есть «Сестра Великана». Обычно у парадного входа толпятся рудокопы, возвращающиеся со смены. Лошадей выпрягают из карет и телег, заводят в стойла… На «Станции Мэттю» слуги моют пыльные самоходки, меняют в них рулли движения, пока владельцы выпивают в таверне бесплатную кружечку дрикка. В те времена ещё не вышел закон, запрещающий возницам потреблять спиртное.

Но почему сейчас нет ни телег, ни самоходок, ни верениц рудокопов?

Я забегаю в таверну. На полу лежат мёртвые посетители. На барной стойке перегнулась, свесив вниз руки, девушка. В её спине торчит изогнутый нож. Я откуда-то знаю, что это номасийское оружие. По оголённым рукам девушки стекает кровь. Как вода «Сестры Великана», она капает на пол в замедленном времени.

— Мама! — кричу я.

Перебегаю в обеденный зал.

Столы перевёрнуты, угол комнаты подожжён синим огненным шаром. Занавески сгорают, вырисовывая на потолке чёрный узор копоти. Между перевёрнутых столов лежат трупы. У кого-то отрезана голова, кто-то навылет пробит огромным «Когтем дракона», оружие, которое могут создавать только номасийские ливлинги.

Частью сознания понимаю, что я всего лишь девочка восьми семилуний от роду. Я не могу знать ничего о магии. Мои способности проявятся поздно, в десять.

— Мама! — кричу я снова и вбегаю вверх по лестнице, где располагается гостиница.

Двери всех номеров распахнуты. Отовсюду слышны звуки борьбы, стоны, мольбы о пощаде. Кукла в моих руках продолжает вертеть головой и вращать глазами. Она кажется столь страшной, что отбрасываю её.

Бегу по коридору. Стараюсь не смотреть по сторонам, но краем глаза отмечаю: в одной комнате четверо номасийцев истязают нашу официантку, студентку из Вейроны. В другой — чёрное чудовище с гладкой мокрой шерстью трясёт головой, а в пасти зажато тело того старика, что работал у нас над озеленением участка. Высаживал деревья, стриг траву, готовил какие-то лечебные снадобья против простуды. Таким добрым травником и запомнился на всю жизнь…

На стене третьей комнаты распят наш повар. Двое номасийцев, попивая дрикк, упражняются в стрельбе из арбалета. Пока один стреляет в повара, второй подпитывает его энергетической порцией «Глотка жизни», заставляя несчастного жить до следующего выстрела. До следующей порции.