Ей было до слез обидно видеть подчеркнуто демонстративное равнодушие к ней отца и матери, хотя к подобному отношению давно уже следовало бы привыкнуть. Вероятно, ее появление в высшем свете, ее успех и то, что она жила без их поддержки, раздражало родителей, а может, они о ней и не думали.

– Леди Маргарет?

Она настолько ушла в свои мысли, что забыла об игре, а как раз была ее очередь ходить. Девушка быстро проглядела свои карты, рассортировала по мастям и посмотрела на кучу отброшенных карт. Там точно уже были валет червей, двойка и десятка червей. На руках у нее было четыре червы, значит, не разыгранными оставались еще шесть карт этой масти. Прикинув, каких карт ей недостает, она скинула даму, затем положила на стол шесть бубен.

Пока в игре не так много червей, с какой-то непонятной грустью подумала Маргарет. Хотя не стоило играть сердцем. Впрочем, она пока никому не отдала своего сердца. После неудачной помолвки с лордом Коллингвудом ее сердце оставалось целым, даже нисколько не поцарапанным. Конечно, гордость ее пострадала, но ее лечить было намного проще, чем сердце.

Игра остановилась, так как к столу вплотную подошел напудренный лакей с подносом, на котором стояло вино. Все, кроме Маргарет, взяли по бокалу. Вдруг краешком глаза она увидела огромную тень, а затем руку, протянувшуюся за бокалом с вином.

Это был огромный мужчина и вместе с тем настоящий джентльмен; размерами он походил на медведя или на огромный двигающийся валун, хотя появление на балу медведя вызвало бы настоящий переполох, да и освежаться вином ни медведю, ни валуну вовсе было ни к чему. Как только Маргарет окинула его быстрым, все замечающим взглядом, внутри у нее что-то сжалось от сладкого томления и горло перехватило.

Незнакомец выглядел так, как будто сошел со страниц ее самого смелого и возмутительного романа. Он был не просто высок, а очень высок, выше всех остальных мужчин в бальной зале, и очень широкоплеч. Не будь его пиджак скроен так хорошо, вероятно, он трещал бы по швам. Однако костюм, видимо, сшитый искусным портным, сидел на нем как влитой, подчеркивая силу его фигуры.

Он был сложен как бог, но еще большее внимание привлекало лицо незнакомца – красивое и мужественное, под стать его фигуре. В отличие от многих других мужчин он был тщательно выбрит, что лишь добавляло ему обаяния. Конечно, внимание обычных людей прежде всего привлекала черная повязка на его левом глазу; плотно обхватывающая голову, она своим цветом подчеркивала темный цвет его волос.

Вдруг он перехватил взгляд Маргарет и напряженно замер, как будто узнав ее и сделав вид, что не хочет с ней разговаривать. Или хуже того, он понятия не имел, кто она такая, и ему был неприятен ее пристальный взгляд.

Как бы там ни было, Маргарет мысленно пожала плечами, он явно не испытывал никакого желания идти на сближение с ней. Жаль, по ее мнению, он выглядел весьма опасно и очень соблазнительно.

– Моя взятка, – проговорила леди Софи, взяв золотые монеты. Маргарет удобно откинулась на спинку стула – шокирующая для светской дамы манера поведения, уже седьмой по счету проступок за сегодня.

Первой шокирующей выходкой было то, что она нахально выигрывала за карточным столом, это был небольшой перебор даже для леди с несколько запятнанной репутацией. Вторым и третьим проступком было то, что она отказывалась носить шляпки и платья неброских цветов, считавшихся благопристойными для девушек и незамужних женщин. Тусклые цвета не нравились Маргарет, и как бы там ни было, она не хотела подчеркивать свое незамужнее положение, поэтому вместо скучного и пресного светло-желтого девичьего наряда она надела синее платье – и не просто светло-синее под цвет утреннего неба, а ярко-синее, каким бывает летнее небо в ясный солнечный день.

Среди следующих из семи проступков, выходящих за рамки приличий, был отказ пойти танцевать с джентльменом, который пригласил ее, зная о ее не совсем идеальной репутации. Он явно имел дурные намерения на ее счет, а также прекрасно знал, что она выпила уже два бокала вина. Впрочем, Маргарет не была точно уверена в количестве своих выходок, она подозревала, что их гораздо больше, чем она думала.

Тем не менее ее приглашали, и как знать, не по этой ли причине?

Впрочем, кое-какие свои проступки она видела ясно, ставя знак равенства между излишне свободной манерой сидеть на стуле и твердым отказом позвавшему ее танцевать нахалу, равно как и очевидным предпочтением игре в карты перед танцами. Но будь она мужчиной, на такое ее поведение смотрели бы сквозь пальцы. Она могла бы сидеть на стуле, как ей заблагорассудится, выпивать столько бокалов вина, сколько хотелось, и не задумываясь отказывать всем тем, с кем было противно танцевать. Маргарет тихо вздохнула: ах, как было бы хорошо иметь такую возможность, но увы, это были всего лишь мечты.

Краем глаза она увидела другую мужскую фигуру, которая в отличие от одноглазого пирата нисколько ее не заинтересовала. Маргарет узнала этого человека и не хотела не то что разговаривать с ним, а даже видеть его. По правде говоря, они не виделись с тех пор, как ее отец с матерью объявили, что она должна выйти за него замуж. Он даже не удосужился приехать лично, просто позволил ее родителям сообщить ей о том, что договоренность достигнута. От одной мысли, что она была в шаге от того, чтобы потерять свободу, Маргарет чуть не заскрипела зубами от злости.

Девушка гордо вскинула голову. Хотя это было чрезвычайно глупо с ее стороны: незачем было выделяться, если она хотела, чтобы он ее не заметил.

– Прошу извинить меня, – спохватившись, Маргарет кивнула одному из близко стоявших к игральному столу наблюдателей, – вы не хотите занять мое место? Здесь так душно, мне хочется немного подышать свежим воздухом.

Не дожидаясь ответа, она быстро поднялась с места и устремилась в сторону, противоположную той, откуда шел лорд Коллингвуд.

Лашем спокойно держал в не облитой вином руке бокал и размышлял, кто была та дама, которая так твердо, без всякого смущения встретила его взгляд. Подобная манера поразила его. Как правило, при встрече с ним леди либо отводили глаза, либо их опускали, потому что их смущал его слишком громкий титул, а еще больше их пугала его наглазная повязка. Однако незнакомка смотрела на него без тени смущения и чуть дольше, чем полагалось согласно приличиям, так что он сам отвел взгляд от ее лица.

Она была старше молоденьких девушек, которых только что начали вывозить в свет, – их отличительной чертой было глупое хихиканье, – но не намного. Незнакомку никак нельзя было назвать красавицей, ее нельзя было сравнивать со светскими львицами, однако от нее шло какое-то непонятное сияние, как будто ее покрывал блестящий слой звездной пыли. Какая странная и нелепая мысль, Лашем даже не знал, откуда она взялась.

Волосы у незнакомки были чудесные, каштанового цвета, густые, блестящие, один локон кокетливо свисал сбоку, падая на обнаженное плечо. Большие, карие, под цвет волос глаза, окруженные длинными ресницами, поражали своей красотой. Рот, пожалуй, был слишком велик, но этот недостаток искупали чувственные губы. Когда он смотрел на нее, он заметил ее лукавую улыбку, от которой на щеках девушки появились симпатичные ямочки. В отличие от гордых и недоступных светских красавиц она выглядела открытой и общительной. Лашем насторожился, потому что не понимал, кто она, и у него не было никакого желания познакомиться с ней поближе. Кроме того, она казалась ему опасной, это ощущалось на подсознательном уровне.

Лашем шел сквозь расступавшуюся перед ним толпу, кивая налево и направо и стараясь не встречаться ни с кем взглядом. Сейчас ему меньше всего хотелось говорить с кем бы то ни было. Он жаждал уединения, постоянное пристальное внимание со всех сторон утомило его. От него как будто все время ожидали, что он то ли совершит нечто замечательное и благородное, то ли выкинет что-нибудь неприличное.

Выйдя из зала, у входа в который вечно толкались слуги, он прошел к небольшим дверям и вошел в помещение, тихо закрыв двери за собой. Оглянувшись по сторонам, он понял, что очутился в небольшой библиотеке. Падавший в окна свет от уличных фонарей мягко освещал комнату. Лашем прошел к окну и прислонился к подоконнику. За окном внизу вдоль освещенной улицы выстроились кареты и экипажи со сгорбленными фигурами ждавших хозяев кучеров. Желтый свет фонарей был не очень ярким, ночь обступала фонари со всех сторон так, что они казались угасающими кусочками ушедшего дня.